Петер Аддамс - Детектив перед сном Страница 3

Среди ночи Чэд проснулся от какого-то шороха. Кто-то уже успел распахнуть оконные ставни — по бледно-серому небу, слабо освещенному невидимой луной, плыли обрывки грозовых туч. На фоне окна выделялась черная фигура какого-то человека, и Чэд заметил, что в руке неизвестного блеснуло лезвие бритвы.

Чэд хотел было соскочить с кровати, но вид бритвы парализовал не только его язык, но и все тело. «Я, наверное, сплю, и все это мне только мерещится, — пронеслось у него в голове. — Проклятое виски! Опять я хлебнул лишнего».

Наконец пересилив себя, он приподнялся на кровати и выдавил грубым голосом:

— Стоять на месте! Иначе буду стрелять!

Черная фигура среагировала именно так, как и ожидал Чэд. Секунду она стояла в нерешительности, потом издала какое-то урчание, метнулась к окну и мгновенно исчезла.

Чэд щелкнул зажигалкой и зажег свечу, стоявшую на ночном столике. Потом соскочил с кровати, подошел к окну и выглянул наружу. Окно находилось приблизительно в трех метрах от земли и выходило на лужайку. Чэд увидел несколько кустов и стену, которая отделяла Касл-Хоум от соседнего участка. Но нигде ни одной живой души.

Чэд со злостью захлопнул ставни, задернул занавески и огляделся. Потом посветил свечой под кроватью, но ничего там не обнаружил, кроме пары стоптанных домашних туфель. Заглянул в шкаф — и увидел только несколько вешалок для одежды. Тогда он снова собрался было лечь в постель, но внезапно его взгляд упал на этажерку. Чэд не поверил своим глазам. У всех фарфоровых ангелочков отсутствовали головы! Кто-то аккуратно их снял и положил у ног статуэток. Шея каждого ангелочка была покрыта красной краской, точно его обезглавили.

Чэд придвинул к себе стул и уселся, чтобы все обдумать спокойно. Он мог бы, конечно, проделать это и в постели, но сознание того, что так можно заснуть и в конце концов пасть жертвой любителя снимать головы, удержало его от этого шага. А найти объяснение визиту неизвестного с бритвой в руках было необходимо. Чэду не раз доводилось слышать об удивительных и странных преступлениях. Кому и с какой целью понадобилась эта непонятная казнь безделушек, полых внутри, чьи головки снимались, как крышки, было совершенно непонятно. Может, кто-то хотел его запугать и тем самым выжить из Касл-Хоума. Он вспомнил о странном поведении миссис Порджес и о том, что она говорила насчет усопшей Шекли; теперь старая дама не казалась ему симпатичной и он решил, что утром повнимательней приглядится к старухе и не позволит себя дурачить впредь.

Кроме того, Чэд принял решение провести остаток ночи на стуле и не спать, но человеческая природа в конце концов взяла свое, и он улегся в постель и к утру превосходно выспался.

2

Миссис Порджес приветствовала его с такой же сердечностью, с какой встретила накануне.

Хотя весна безнадежно запаздывала, на миссис Порджес снова было легкое летнее платье; седые волосы локонами спадали на плечи.

— Ну как, не беспокоила вас ночью старуха Шекли? — спросила она дружеским тоном. — А то ведь при жизни она даже любимому коту не разрешала ложиться на своей постели.

— Миссис Шекли меня не беспокоила, — проворчал Чэд. — Но вот кто-то другой все-таки побывал в моей комнате.

— Кто-то другой? — миссис Порджес протянула ему гренок. — Уж не хотите ли вы сказать…

— Хочу или не хочу, но среди ночи кто-то пытался перерезать мне бритвой горло.

— Нет, нет! — ужас, написанный на лице миссис Порджес, был таким неподдельным или так хорошо разыгран, что Чэд не знал, что и подумать. — Нет, старуха Шекли никогда не прибегнула бы к помощи бритвы.

— Да оставьте вы в покое миссис Шекли! — Чэд разозлился. — Если вам доставляет удовольствие вбивать себе в голову, что она не в земле, а бродит где-то здесь, по дому, — ваше дело, но меня избавьте, пожалуйста, от подобных басен. Черная фигура, которая подкрадывалась с бритвой в руках, была такой же живой, как вы и я.

— Но ведь это… невозможно! — миссис Порджес несколько помедлила, прежде чем произнести последнее слово. Потом немного помолчала, но по ее виду было заметно, что она хочет Чэда о чем-то спросить, но никак не отважится. Наконец, словно кто-то подтолкнул ее изнутри, она сказала, — я — старая женщина, сэр, и вы могли бы быть моим сыном, поэтому я и решилась высказаться. Вы говорили о какой-то черной фигуре с бритвой в руках. А если никакой бритвы не было? Да и черной фигуры — тоже? А во всем виноваты полбутылки виски, которые вы прикончили вчера вечером?

Чэд хотел было огрызнуться, но в последний момент одумался и промолчал — у него хватило мужества сознаться самому себе, что подобная мысль приходила в голову и ему. С ним уже неоднократно происходили такие штучки. Однажды Джун окатила его холодной водой, потому что он был твердо убежден, что в ночной тумбочке спрятался маленький человечек, одетый во все черное и с цилиндром на голове. В руках человечек держал венок с черной траурной лентой, на которой золотыми буквами было написано имя Чэда, а также даты его рождения и смерти.

К сожалению, между тем случаем и настоящим имелось существенное различие. Когда Джун открыла тумбочку, там, кроме пары домашних туфель, ничего не оказалось. Сегодня же, когда Чэд выходил из спальни, головки фарфоровых ангелочков все еще лежали у их ног. Такую длительную галлюцинацию не могла вызвать даже дюжина бутылок виски.

— Мне уже шестьдесят пять, — голос миссис Порджес вывел Чэда из задумчивости. — И я успела четыре раза побывать замужем. Так что вам нечего меня стесняться, сэр. И, пожалуйста, не поймите меня превратно: я не смотрю на все это, как на нечто постыдное, а напротив, — как на нечто такое, что способствует более высокому душевному взлету. Поэтам нужны не только молоко да гренки с мармеладом, но и другая пища.

Чэд в сердцах поднялся.

— Пройдемте-ка со мной! Я вам кое-что покажу, и это сразу заставит вас позабыть о всяких там взлетах, — и когда они остановились перед этажеркой, спросил, — ну как, эту резню бедных ангелочков вы тоже припишете действию винных паров?

— Кто это сделал? — лишь некоторое время спустя миссис Порджес вновь обрела дар речи. — Уж не вы ли сами, сэр? Мне кажется… — она зажала рот ладонью, словно боялась высказать свои мысли.

— Ну, ну, продолжайте!

— Мне кажется, что это еще ужаснее, чем глумление над бедным медведем. Нет! И еще раз — нет! — она энергично покачала головой. — Старая Шекли может бродить по дому со своей палкой, может передвигать мебель, но этого сделать она не в состоянии.

Чэд взял одного из ангелочков, шея которого была покрыта красной краской, и сунул его миссис Порджес прямо под нос.

— Ну, а теперь выкладывайте все начистоту, уважаемая! — набросился он на нее. — Зачем вы все это сделали? Зачем сняли голову у этого ни в чем не повинного ангелочка? Какую вы преследовали цель? И какую цель вы преследовали, потчуя меня небылицами о том, что по дому бродит дух старой Шекли? Ведь вы все это болтали не просто так, а с какой-то определенной целью?

— Помилуйте, мистер Оливье! Какие у вас странные мысли на мой счет! Вы утверждаете, что я вам наплела всяких ужасов, а потом сняла голову у этих милых ангелочков? — ее голос дрожал от возмущения. Вдруг она сплюнула — в самом прямом смысле этого слова, от всей души, как это делают ярые курильщики трубок, — и заметила таким невинным тоном, словно это было нечто само собой разумеющееся, — ну, хорошо, сознаюсь, я обманывала вас, но что мне оставалось делать? Я отнюдь не желаю, чтоб однажды ночью со мной приключилось то, что сегодня чуть было не случилось с вами. Давайте спустимся в холл, — кивнула она головой, — там удобнее разговаривать.

Чэд предложил ей опереться на его руку; миссис Порджес, точно великосветская дама, видавшая лучшие времена, с важным видом приняла его предложение, и они спустились по широкой лестнице в холл.

— Я хочу вам сразу все объяснить, сэр, — сказала она. — Только раньше я должна хоть немного перекусить, иначе волнение — а себя-то уж я знаю! — отразится на моем желудке. Кто ж о вас позаботится, если я слягу в постель!

Делать было нечего, Чэд вооружился терпением, хотя его все время не покидало смутное беспокойство, что он угодил прямо в осиное гнездо, а в такой ситуации целесообразнее всего упаковать чемодан и съехать. В то же время он отлично сознавал, что останется в Касл-Хоуме — ведь он никогда не простил бы себе бегства от этих дьявольских штучек, не узнав, что здесь к чему.

— Когда скончалась наша дорогая миссис Шекли, — старая дама тяжко вздохнула и на мгновение скорбно поджала губы, — вид у нее действительно был неважный: лицо посинело и опухло, и наш любимый и добрый старый доктор Моррис, как я вам уже говорила, долго не мог решить, умерла ли она естественной смертью или нет. Дело в том, что он обнаружил на ее шее какие-то следы, которые ему показались подозрительными. Но это еще пустяки по сравнению с тем, что обнаружила я у мертвой…