Жорж Сименон - Мегрэ и старая дама Страница 3

— Нет. Арлетта приезжала одна. Был день рождения ее матери. У них, кажется, в семье обычай навещать ее в этот день. Когда я спросил у Арлетты, каким поездом она приехала, она ответила, что утренним, то есть тем же, что и вы сегодня.

Но вы сейчас убедитесь, что она солгала! В понедельник, как только труп был отправлен в Гавр, я сразу же осмотрел все комнаты в доме. Работа не из легких. Дом хотя и невелик, но обставлен со вкусом, в нем масса всяких закоулков, хрупкой мебели и безделушек.

Комнаты Валентины и служанки — на втором этаже, а на первом есть только комната для гостей, в ней-то и останавливалась Арлетта. Передвигая тумбочку, я обнаружил мужской носовой платок, и мне показалось, что Арлетта, наблюдавшая за мной, вдруг сильно встревожилась. Она живо выхватила платок у меня из рук. «Надо же! Я увезла платок мужа».

К сожалению, я только вечером вспомнил о вышитой на платке букве «Э». Арлетта уехала. Я отвез ее на вокзал в своей машине и видел, как она купила билет в кассе.

Сам знаю, что это глупо, но только в машине я вдруг сообразил: почему же, уезжая из Парижа, она не взяла обратный билет? Возвратившись в зал ожидания, я стал расспрашивать контролера.

«Эта дама приехала в воскресенье десятичасовым поездом, не так ли?» — «Какая дама?» — «Та, которую я только что проводил». — «Мадам Арлетта? Нет, месье». — «Разве она приехала не в воскресенье?» — «Возможно, она приехала и в воскресенье, но только не поездом. Я проверял билеты, конечно, узнал бы ее». — Кастэн посмотрел на Мегрэ с некоторым беспокойством. — Вы меня слушаете?

— Да, конечно.

— Может быть, я рассказываю слишком подробно?

— Да нет же. Просто мне надо привыкнуть ко всему этому.

— К чему?

— Ко всему: к вокзалу, к Валентине, Арлетте, контролеру, Трошю. Ведь еще вчера я ничего не знал обо всем этом.

— Вернувшись в «Гнездышко», я спросил у старой дамы имя ее зятя. Оказывается, его зовут Жюльен Сюдр. Ни имя, ни фамилия не начинаются с буквы «Э». Приемных сыновей мадам Бессон зовут Тео и Шарль. Правда, садовника, приходящего на виллу трижды в неделю, зовут Эдгар, но, во-первых, его не было в воскресенье, а во-вторых, меня уверили, что у него никогда не было больших носовых платков с красной каймой.

— Не зная, с чего начать следствие, — продолжал Кастэн, — я принялся расспрашивать людей в городе. И таким образом от продавца газет узнал, что Арлетта приехала не поездом, а в роскошном спортивном автомобиле зеленого цвета. Это упрощало дело. Владелец зеленого автомобиля, оказывается, остановился в воскресенье вечером в отеле, который я вам рекомендовал. Им оказался некий Эрве Пейро, который записал в карточке для приезжих, что он виноторговец и живет в Париже на набережной Сент-Огюстен.

— Ночь он провел не в отеле?

— Он проторчал в баре до закрытия, то есть почти до полуночи, а потом, вместо того чтобы отправиться спать, куда-то пошел пешком, сказав, что идет к морю. Ночной сторож говорит, что Пейро вернулся что-то около половины третьего ночи. Я говорил со слугой, который чистит обувь в отеле, и от него узнал, что на подметках ботинок этого Пейро налипла красная глина. Во вторник утром, вернувшись в «Гнездышко», я обнаружил под окном у Арлетты следы на клумбе. Что вы скажете на это?

— Ничего.

— Ну а что касается Тео Бессона…

— Он тоже был в доме?

— Но не ночью. Вам ведь известно, что братья Бессоны — дети от первого брака и Валентина не их мать. Я записал всю родословную семьи и, если хотите…

— Только не сейчас. Я голоден.

— Короче, Тео Бессон — холостяк, ему сорок восемь лет. Уже две недели, как он отдыхает в Этрета.

— У мачехи?

— Нет. Они не встречаются. Мне кажется, что они в ссоре. Он снял комнату в отеле «Белые скалы», который виден отсюда.

— Значит, он не был на вилле?

— Погодите, дело в том, что Шарль Бессон… — Бедняга Кастэн вздохнул, отчаявшись толково изложить дело. Особенно его смущало то, что Мегрэ, казалось, совсем его не слушает. — В воскресенье утром Шарль Бессон приехал в одиннадцать часов вместе с женой и четырьмя детьми. У них свой автомобиль, огромный «панар» старого образца. Арлетта приехала до них. Они все вместе позавтракали в «Гнездышке». Затем Шарль Бессон отправился на пляж со старшими детьми: мальчиком пятнадцати лет и девочкой двенадцати. А в это время дамы болтали.

— Он встретился с братом?

— Совершенно верно. Подозреваю, что Шарль Бессон затеял эту прогулку, чтобы опрокинуть стаканчик в баре казино. По слухам, он не дурак выпить. Там он и повстречал Тео, о присутствии которого в Этрета не подозревал, и настоял, чтобы Тео пришел с ним в «Гнездышко». Тео в конце концов дал себя убедить. Итак, за обедом семейство было в полном сборе. Обед был холодный — лангусты и жареная баранина.

— Обед никому не повредил?

— Нет. Кроме членов семьи, в доме была лишь служанка. Шарль Бессон уехал в половине десятого. Его пятилетний сын Клод проспал все это время в комнате хозяйки, а когда все уже садились в машину, заплакал их шестимесячный младенец, и ему пришлось дать соску.

— Как зовут жену Шарля Бессона?

— Кажется, Эмильенна. Хотя все зовут ее Мими.

— Мими, — с серьезным видом повторил Мегрэ, как будто заучивал наизусть урок.

— Полная брюнетка лет сорока.

— Полная брюнетка? Так-так. Значит, они уехали около десяти?

— Совершенно верно. Тео задержался на несколько минут. И затем, кроме трех женщин, в доме уже никого не оставалось.

— Валентина, ее дочь Арлетта и Роза?

— Совершенно верно. Роза мыла посуду на кухне, а мать и дочь болтали в гостиной.

— Все комнаты на втором этаже?

— Кроме комнаты для гостей, как я вам уже объяснял. Она на первом этаже, окна выходят в сад. Вы увидите «Гнездышко» — настоящий кукольный домик, с крошечными комнатами.

— Арлетта не поднималась в комнату к матери?

— Около десяти часов они вместе прошли туда: старой даме захотелось похвастаться перед дочерью новым платьем.

— Спустились они вместе?

— Да. Затем Валентина снова поднялась к себе — укладываться спать. Через несколько минут за ней прошла Роза. Она обычно помогала хозяйке лечь в постель и подавала ей снотворное.

— Она же его и готовила?

— Нет. Валентина заранее закапывает лекарство в стакан с водой.

— Арлетта больше не поднималась?

— Нет. И в половине двенадцатого Роза тоже легла спать.

— А около двух часов она начала стонать?

— Это время называют Арлетта и ее мать.

— И значит, по-вашему, между полуночью и двумя часами в комнате Арлетты находился мужчина, с которым она приехала из Парижа? А вам неизвестно, чем занимался Тео этой ночью?

— До сих пор у меня не было времени выяснить это, и, признаюсь, мне даже и мысль такая не приходила.

— Что ж, пойдем завтракать.

— С удовольствием.

— А здесь можно заказать ракушки в соусе?

— Думаю, можно. Хотя не уверен. Я только знакомлюсь с меню.

— Сегодня утром вы побывали в доме родителей Розы?

— Только в первой комнате, где стоял гроб.

— Нет ли у них ее хорошей фотографии?

— Могу спросить.

— Сделайте это. Возьмите все фотографии, какие только сможете найти, даже детские, всех возрастов. Кстати, сколько ей было лет?

— Двадцать два или двадцать три. Рапорт составлял не я, и…

— Она, кажется, давно служила у старой дамы?

— Семь лет. К Валентине она поступила совсем молоденькой, еще при жизни Фернана Бессона. Плотная, румяная девица, с пышным бюстом…

— Она никогда не болела?

— Доктор Жолли ничего об этом не говорил. Думаю, что он сказал бы мне.

— Хотелось бы знать, были у Розы поклонники или, может быть, любовник?

— Я тоже подумал об этом. Как будто нет. Она была очень серьезной девушкой и редко выходила из дому.

— Может быть, ее не отпускали?

— Я не совсем уверен, но похоже, что Валентина строго следила за ней и неохотно давала выходные.

Все это время они гуляли вдоль берега. Мегрэ не сводил глаз с моря, но словно даже не замечал его. Все было кончено. Утром в Бреотэ-Безвилле он еще испытал приятное волнение. Игрушечный поезд напомнил ему о прежних каникулах. А сейчас он уже не замечал цветных купальников женщин, ребят, растянувшихся на гальке, не ощущал йодистого запаха водорослей. Лишь мельком осведомился, будут ли к обеду ракушки в соусе. Голова его была заполнена новыми именами, которые он пытался разместить в своей памяти так, как сделал бы это в своем кабинете на набережной Орфевр.

Вместе с Кастэном он уселся за стол, накрытый белой скатертью, на котором в узкой вазе поддельного хрусталя стояли гладиолусы.

Может быть, это признак старости? Он повернул голову к окну, чтоб еще раз увидеть белые барашки на море, и его огорчило, что он снова не почувствовал никакого душевного трепета.