Энн Перри - Пожар на Хайгейт-райз Страница 3

Паскоу судорожно сцепил пальцы, все тело его напряглось, но тут вдруг он вспомнил, что Питт – полицейский, у которого, видимо, нет никакой особой собственности, а потом еще вспомнил, зачем тот здесь оказался. И снова сгорбился, опустил плечи.

– Извините. Не следовало мне так резко критиковать человека, только что потерявшего жену. Стыд какой…

– Итак, вы вышли погулять в сад, – напомнил ему Питт.

– О да. У меня устали глаза, и я решил немного освежиться, восстановить внутренний мир, душевное равновесие. И вышел в сад. – Он улыбнулся доброй улыбкой при этом воспоминании. – Вечер был просто чудесный, луна светила, ее лишь изредка закрывали клочки облаков, с юга дул легкий ветерок. И, знаете, я даже соловья услышал! Просто великолепно. Прямо плакать хотелось от восторга. Такая красота! Такая красота! Спать я отправился полностью успокоившимся, с миром в душе. – Он поморгал. – Ужасно! Всего в двадцати ярдах отсюда происходит нечто жуткое, и женщина пытается спастись, борется за жизнь, хотя у нее, наверное, почти нет шансов, – а я ничего об этом не знаю…

Питт смотрел на виноватое выражение его возбужденного лица.

– Видите ли, мистер Паскоу, даже если бы вы не спали всю ночь, то наверняка ничего бы не увидели и не услышали, пока уже не стало слишком поздно. Пожар занимается очень быстро, особенно если поджог преднамеренный. А миссис Шоу могла задохнуться в дыму, так и не проснувшись.

– Могла? – У Паскоу широко раскрылись глаза. – В самом деле? Очень надеюсь, что так и было. Бедное создание! Такая была прекрасная женщина, вы знаете… Слишком хороша для Шоу. Он человек бесчувственный, без высоких идеалов. Нельзя сказать, что он не слишком хорош как практикующий врач или как джентльмен, – торопливо добавил Паскоу. – Но нет у него тонкости восприятия, глубокого понимания вещей. Он считает умным и прогрессивным насмехаться над человеческими ценностями… Ох, боже мой, не следует все же так говорить о человеке, только что перенесшем такую потерю. Но правду все равно не скроешь, не так ли? Мне очень жаль, я глубоко сожалею, что ничем не могу вам помочь.

– Вы разрешите мне опросить ваших домашних слуг, мистер Паскоу? – Томас задал этот вопрос всего лишь в виде формальности. Он бы в любом случае их опросил, что бы Паскоу ему на это ни ответил.

– Конечно-конечно! Но, пожалуйста, постарайтесь их не пугать. Приличную кухарку найти чрезвычайно трудно, особенно в холостяцкое хозяйство вроде моего. Если это хорошая повариха, она непременно хочет готовить для торжественных обедов и вечеринок и прочего в том же роде, а у меня такое бывает редко. Собираются иной раз несколько коллег-литераторов и критиков, вот и всё.

Питт поднялся, и Мёрдо тут же встал по стойке «смирно».

Но ни кухарка, ни камердинер не видели вообще ничего, а судомойке и горничной было двенадцать и четырнадцать соответственно, и они были слишком напуганы, чтобы что-то ответить; они лишь тискали в пальцах свои передники и утверждали, что спали мертвым сном. А принимая во внимание то, что их обязанности требовали раннего подъема – в пять часов утра, – Питт без труда им поверил.

После Паскоу они нанесли визит в дом к югу от сгоревшего. На этом участке дороги через Хайгейт-райз поля прорезала дорожка, по словам Мёрдо называвшаяся Бромвич-уок, которая тянулась на юг от церкви Святой Анны и дома приходского священника, параллельно холму, и заканчивалась в самом Хайгейте.

– Отличная дорога, сэр, – мрачно заметил Мёрдо. – В такое время ночи сюда легко может добраться добрая сотня людей с карманами, набитыми спичками, и никто их не заметит. – Он уже начинал думать, что все это предприятие – лишь пустая трата времени, и это было заметно по откровенному выражению его лица.

Питт сухо улыбнулся.

– А вам не кажется, что они в таком случае непременно налетели бы друг на друга?

Мёрдо юмора не понял. Он просто пребывал в саркастическом настроении. Да разве может настоящий инспектор с Боу-стрит быть таким неинтеллигентным на вид? Констебль более внимательно рассмотрел и изучил довольно грубое и простецкое лицо Питта – длинный нос, немного выщербленный передний зуб, непричесанные волосы; потом отметил горящий в глазах огонек, а также юмор и уверенность, таящиеся в очертаниях его рта.

– В темноте, – добавил Томас. – На небе вполне могла быть луна, которой любовался мистер Паскоу, однако ночь-то была облачная, и никакого света в домах вокруг не горело – занавеси задернуты, лампы погашены. Полночь все-таки.

– Ага. – Мёрдо наконец понял, о чем речь. – Кто бы это ни был, ему потребовался бы фонарь, а в этот час ночи даже зажженную спичку видно издали, если кто-то случайно бросит взгляд в ту сторону.

– Вот именно. – Инспектор пожал плечами. – Конечно, не то чтобы этот свет хоть как-то нам помог, если только кто-нибудь не заметил, с какой стороны он появился… Давайте теперь попробуем посетить мистера Альфреда Латтеруорта и его домашних.

Это было великолепное здание, расходов на него явно не жалели. Оно стояло последним на этом участке дороги и было в два раза больше остальных. Питт, по своему обыкновению, постучался в парадную дверь. Он всегда отказывался заходить с заднего хода, предназначенного для торговцев, как следовало поступать полицейским, лицам, стоящим достаточно низко на социальной лестнице, и прочим нежелательным элементам. Дверь через несколько секунд открыла весьма представительная и опрятная горничная в сером шерстяном платье, в хрустящем накрахмаленном чепце с кружевами и таком же переднике. Выражение ее лица тут же сообщило Питу, что, по ее твердому убеждению, он должен заходить через судомойню, а он так не сделал.

– Торговцы – со двора, – заявила она, чуть приподняв подбородок.

– Я пришел побеседовать с мистером Латтеруортом, а не с дворецким, – ядовитым тоном сообщил ей Питт. – Полагаю, визитеров он принимает с парадного хода?

– Полицейских он вообще не принимает, – так же быстро ответила она.

– Сегодня примет. – Томас вошел внутрь, и ей пришлось отступить назад, чтобы не уткнуться лицом ему в грудь. Мёрдо испытал одновременно ужас и восхищение. – Уверен, он пожелает помочь нам выяснить, кто убил миссис Шоу прошедшей ночью. – Инспектор снял шляпу.

Лицо горничной сделалось таким же белым, как ее фартук; Питту крупно повезло, что она не грохнулась тут же в обморок. Талия у нее была такая тонкая, а корсет, должно быть, был затянут настолько туго, что вполне мог бы удушить девицу с менее решительным характером.

– О боже! – Она с усилием взяла себя в руки. – А я думала, что это был несчастный случай.

– Боюсь, что нет. – Томас всеми силами старался сгладить неприятное впечатление от неудачного начала разговора. Ему уже давно следовало бы не обращать внимания на подобные уколы, наносимые его гордости всякими там горничными. – Вы случайно не выглядывали в окно около полуночи? Может быть, что-нибудь заметили? Движущийся свет, например? Или что-то услышали?

– Нет, я не выглядывала… – Девушка помолчала. – Но вот Элис, кухонная прислуга, была еще на ногах, и она сказала мне нынче утром, что видела ночью на улице привидение. Только она немного тупая, вроде как полоумная. Ну, не знаю, может, сон ей такой приснился…

– Я поговорю с Элис, – ответил Питт с улыбкой. – Это может оказаться важным. Спасибо.

Горничная улыбнулась в ответ – правда, не сразу.

– Не угодно ли подождать в утренней гостиной, я доложу мистеру Латтеруорту о вашем приходе… сэр.

Комната, в которую она их провела, оказалась неожиданно изящной и не просто демонстрировала, что у хозяина полно денег, но свидетельствовала также о том, что у него гораздо более тонкий вкус, чем, возможно, он сам догадывается. У Питта хватило времени только бросить взгляд на акварели, украшавшие стены. Они, несомненно, были ценными, и продажа любой из них могла бы прокормить какое-нибудь семейство в течение целой недели; но, кроме того, они были истинно красивы и абсолютно правильно размещены, привлекая взгляд, но не навязываясь.

Альфред Латтеруорт оказался мужчиной далеко за пятьдесят, со свежим лицом, в данный момент сильно покрасневшим, с венчиком гладко зачесанных седых волос вокруг сияющей лысины. Он был приличного роста и солидного телосложения и имел уверенный вид человека, который всеми своими успехами обязан только самому себе. Сильное лицо с крупными чертами. У истинного джентльмена его можно было бы счесть красивым, но было что-то воинственное и одновременно неуверенное в его выражении, что выдавало его ощущение непринадлежности к высшим классам, несмотря ни на какое богатство.

– Горничная доложила мне, что вы пришли по поводу убийства миссис Шоу и пожара, – произнес Латтеруорт с сильным ланкаширским акцентом. – Эт’ правда? Эти девицы вечно читают всяк’ дешевые ужасные истории, сидя в кладовке под лестницей, а воображение у ‘их как у самых худших писак.