Агата Кристи - Четвертый человек Страница 3

Мы вместе бегали на берег моря, все трое, так как Фелиция неизменно привязывалась к нам. Там Аннет сбрасывала башмачки, стягивала простые, грубые чулки и танцевала на песке. Вволю набесившись, мы садились на берегу, и она рассказывала о том, какой она однажды станет.

– Вот увидите, я стану знаменитой танцовщицей. Самой, самой известной. У меня будут сотни, нет, тысячи прекрасных шелковых чулок. Я буду жить в изысканном доме с прислугой. Все мои любовники будут красивые и молодые, не говоря уже о том, что они будут сказочно богаты. А зимой я танцевать не буду. Я буду уезжать на юг, к солнцу, к теплу. Там прекрасные виллы с апельсиновыми деревьями. Я куплю себе одну из них. Буду валяться на солнышке на розовых шелковых подушках и есть апельсины. Не хмурься, Рауль. Я никогда не забуду тебя, дурачок, какой бы знаменитой и богатой я ни стала. Я буду защищать тебя и следить за твоей успешной карьерой. А Фелиция будет моей служанкой… Хотя нет, у нее руки-крюки. Только посмотрите, какие они большие и грубые…

Слыша такие слова, Фелиция всегда страшно сердилась, а Аннет продолжала дразнить ее:

– Наша Фелиция – истинная леди, такая элегантная, такая утонченная. Она – принцесса на маскараде, переодетая Золушкой. Ха-ха-ха!

– Мои отец и мать были женаты. Не то что твои, – злобно огрызалась Фелиция.

– Совершенно верно, и твой любящий папочка придушил свою жену. Это, наверное, очень забавно – быть дочерью убийцы.

– А твой бросил свою возлюбленную гнить на больничной койке, – парировала Фелиция.

– Ну конечно… – Тут Аннет задумывалась. – Бедная мамочка… Человек должен быть сильным и здоровым.

– А я сильна и вынослива, как лошадь, – хвасталась Фелиция.

И в самом деле, такой она и была. Она была вдвое сильнее любой другой девочки нашего приюта и никогда не болела. Но она была глупа как пробка. Я часто спрашивал себя, почему она повсюду бродила за Аннет как привязанная, как… послушная собачонка. Иногда я был совершенно убежден в том, что она люто ненавидела Аннет, которая была необъяснимо злой по отношению к ней. Она постоянно высмеивала медлительность и лень Фелиции, выставляла ее круглой дурой перед другими. Я замечал, каким белым от гнева становилось лицо бедной девушки, и в такие минуты я всерьез опасался, что она схватит Аннет за горло своими железными пальцами и… И хотя Фелиции, с ее тяжело ворочавшимися мозгами, редко удавалось парировать едкие и колкие выпады Аннет, со временем она нащупала слабое место в броне своей мучительницы и не преминула им воспользоваться. Интуитивно она узнала то, что я давно знал, а именно, что Аннет страшно завидует ее физической силе и лошадиному здоровью. В критические моменты она называла Аннет «хилячкой» и демонстрировала свои физические данные. Однажды Аннет прибежала ко мне в крайнем возбуждении.

– Рауль, – сказала она, – сегодня мы посмеемся над этой глупой коровой.

– Что ты еще задумала?

– Приходи вечером на детскую площадку, и сам увидишь…

Оказалось, что в руки Аннет попала одна популярная книжка. Большую ее часть она, конечно, не поняла, но ухватила самую суть техники гипноза.

– Там пишут, надо взять блестящий предмет, – взахлеб рассказывала она. – Латунная бобышка с моей кровати прекрасно подходит. Вчера вечером я заставила Фелицию смотреть на нее не отрываясь. И потом я начала вращать эту штуку. О, Рауль, я так испугалась! Взгляд Фелиции затуманился и поплыл. «Фелиция, ты будешь делать то, что я прикажу», – сказала я, и она послушно ответила: «Да, я всегда буду делать то, что ты мне прикажешь». Тогда я сказала: «Завтра ты принесешь из комнаты восковую свечу… ровно в двенадцать часов. Принесешь свечу на детскую площадку и… начнешь ее есть. А если кто-нибудь спросит, что такое вкусное ты ешь, ответишь, что это – самое вкусное печенье в мире». И, ты только подумай, Рауль, она покорно согласилась.

– Она никогда не выполнит своего обещания! – воскликнул я.

– Но так написано в книге, – возразила Аннет. – Я и сама не верю этому, но если в книге написана правда, то представь себе, какая будет потеха.

Ее идея захватила меня. Мы позвали остальных ребят собраться на следующий день на детской площадке к двенадцати часам, и точно в это время, когда все с любопытством ждали, что же произойдет, из дома вышла Фелиция с огарком свечи в руке. Вы не поверите, мсье, но она начала с упоением грызть свечку. Все были в экстазе! Время от времени кто-либо из детей подбегал к ней и спрашивал, что она ест. И она торжественно отвечала: «Это самое вкусное печенье в мире», и все мы покатывались со смеху. Наконец наш хохот пробудил Фелицию от наваждения. Она медленно вышла из состояния транса и удивленно посмотрела сначала на нас, потом на огарок свечи в своих руках. Она провела рукой по лицу и спросила:

– Что это я здесь делала?

– Ела свечу, – сквозь смех ответили мы ей.

– Это я заставила тебя делать это. Это я, я, я! – кричала Аннет, танцуя вокруг ошеломленной Фелиции.

Та с ненавистью посмотрела на нее и сделала несколько шагов вперед.

– Так это ты выставила меня на посмешище? – угрожающе произнесла она. – Ну, я это тебе припомню. Я убью тебя, мерзавка.

Она проговорила это зловещим спокойным тоном, от которого даже у меня по спине пробежали мурашки, а испуганная Аннет бросилась в толпу ребят и спряталась у меня за спиной.

– Спаси меня, Рауль! Я ее боюсь, – заверещала она. – Это была только шутка, Фелиция, только шутка.

– Мне не нравятся подобные шутки, – произнесла Фелиция. – Ты поняла? Ненавижу тебя. Ненавижу вас всех.

Из ее глаз брызнули злые слезы, и она убежала.

Аннет была не рада своему первому успешному гипнотическому опыту и больше никогда не повторяла его, но начиная с того дня ее влияние на Фелицию еще более укрепилось.

Пожалуй, Фелиция всегда ненавидела Аннет, но ее тянуло к ней как магнитом. И после розыгрыша во дворе она бродила за ней как собачка.

Вскоре, мсье, для меня нашлась постоянная работа, и я возвращался домой, в частный пансионат мисс Слейтер, лишь изредка, во время отпусков. Мечта Аннет стать танцовщицей никем не воспринималась всерьез, но с течением времени у нее обнаружился хороший голос, и мисс Слейтер отдала ее учиться пению.

Аннет была не только честолюбива, но и обладала поразительным трудолюбием. Все, чем бы она ни занималась, она делала как одержимая. Обеспокоенной мисс Слейтер нередко приходилось сдерживать ее, так как она боялась за ее хрупкое здоровье. Однажды она призналась мне:

– Я знаю, с какой нежностью ты относишься к Аннет. Уговори ее не работать так много. В последнее время у нее появился странный кашель, который мне не нравится.

Но вскоре жизнь забросила меня далеко. От Аннет пришло одно или два письма, за которыми последовало долгое молчание. Пять лет я проработал за границей, не имея от нее никаких известий.

Потом, по возвращении, мое внимание неожиданно привлекла афиша, на которой я сразу же узнал мою маленькую Аннет, Аннет моего детства. В тот же вечер я отправился на представление в театр. Аннет пела на французском и на итальянском. Она была великолепна на сцене. В антракте я зашел к ней в уборную. Узнав меня, она бросилась мне на шею.

– О, Рауль! Мой Рауль! – всхлипывала она, размазывая грим. – Как прекрасно, что ты меня нашел. Где ты скрывался все эти годы?

Я начал было рассказывать ей о моих странствиях, но заметил, что она меня не слушает, и замолк.

– Видишь, Рауль, я достигла…

Она обвела рукой комнату, уставленную многочисленными букетами.

– Добрая мисс Слейтер может гордиться тобой.

– Старушка Слейтер? Она бы убила меня, если бы знала. Ты знаешь, она готовила меня для консерватории, для этих скучных концертов, похожих на богослужение. А я, я – артистка. Только здесь, на сцене варьете, я встречаю настоящее поклонение, чувствую, что живу, понимаешь, живу!

В этот момент в уборную вошел представительный красивый мужчина средних лет. Он косо посмотрел на меня, и Аннет защебетала:

– Познакомься, Витольд. Это – мой друг детства. Он здесь проездом. Увидел меня на афише…

Незнакомец сразу смягчился и любезно раскланялся со мной. Нисколько не стесняясь моего присутствия, он достал дорогой браслет, отделанный рубинами и бриллиантами, и, защелкнув его на запястье Аннет, поцеловал ее в шейку. Когда я собрался уходить, она торжествующе посмотрела на меня и, подойдя ко мне, радостно, как-то по-детски прошептала:

– Видишь, я достигла этого. Теперь весь мир передо мной.

Но когда я выходил, я слышал ее сухой лающий кашель. Я прекрасно понял, что он означает. Это было наследство ее чахоточной матери.

Еще раз я увидел Аннет спустя два года. Она искала спасения в доме мисс Слейтер. Ее карьера была кончена. Врачи были бессильны остановить ее скоротечную чахотку.

Боже! Я никогда не забуду ее одержимый взгляд, лихорадочный блеск ее глаз. Она лежала в беседке в саду, так как врачи предписали ей день и ночь находиться на свежем воздухе. Щеки ее впали, а сквозь бледную пергаментную кожу проступали яркие пятна.