Эллери Квин - Происхождение зла Страница 3

Она смотрела на Голливуд в эркерное окно.

— Выпить хотите, Лорел?

— Нет, спасибо. Мы с Симеоном…

— Что это была за собака?

— По-моему, охотничья.

— На ошейнике был регистрационный жетон?

— Не припомню.

— А жетон о прививке от бешенства?

— Я ничего не видела, кроме карточки с именем папы.

— Что можете сказать об ошейнике?

— Стоит максимум семьдесят пять центов.

— Дешевый. — Эллери подтащил светлый стул в зеленую полоску, оседлал его. — Дальше, Лорел.

— Симеон и наш слуга Исиро отнесли его в спальню, я побежала за коньяком, миссис Монк, экономка, позвонила доктору, который через несколько минут приехал из дома, с Кастилиан-Драйв. Папа был тогда еще жив…

— Так, понятно. А что говорилось в бумаге из серебряного футлярчика с ошейника мертвого пса?

— Я не знаю.

— Да бросьте!

— Когда он потерял сознание, листок был зажат у него в кулаке. Я не стала разжимать руку — не до того было, а к приезду доктора Волюты забыла про записку. Вечером вспомнила и при первой возможности — на следующее-утро — спросила у папы. Как только упомянула, он побледнел, забормотал «ничего, ничего», я поскорее сменила тему. Потом поговорила в сторонке с пришедшим доктором. Тот сказал, что вытащил скомканную бумагу и, не читая, положил на тумбочку возле кровати. Я расспрашивала Симеона, Исиро, экономку — никто ее не видел. Может, папа, очнувшись, забрал, когда никого рядом не было.

— Вы ее потом искали?

— Искала, не нашла. Наверно, он ее уничтожил. Эллери не стал комментировать это предположение.

— Что ж, у нас остается собака, ошейник, футлярчик. Что с ними стало?

— Я слишком волновалась за папу, не думала о собаке. Помню, велела Исиро или Симеону убрать пса с глаз долой, то есть с лестницы, а на следующий день миссис Монк сообщила, что звонила в ветеринарный департамент или еще куда-то, оттуда приехали и забрали его.

— Ну и ладно, — вздохнул Эллери, постукивая ногтем по собственным зубам. — Хотя ошейник и футлярчик… Вы уверены, что ваш отец среагировал не собственно на мертвого пса? Он боялся собак?.. Или смерти?

— Он обожал собак до того, что после смерти нашей Сары, чесапик-ретривера, отказался заводить другую, потому что слишком тяжело их терять. И по-моему, перспектива смерти не сильно его беспокоила. Безусловно, не так, как страдания. Он не выносил даже мысли о долгой болезни и боли, всегда надеялся отойти во сне в свое время. Вот и все. Я ответила на ваш вопрос?

— Да, — кивнул Эллери, — и нет. Он был суеверен?

— Не особенно. А что?

— Вы говорите, до смерти испугался. Вот я и спрашиваю на всякий случай.

Лорел помолчала, потом повторила:

— Он действительно до смерти испугался. Во-первых, не собаки. — Она обхватила колени руками, глядя прямо перед собой. — По-моему, собака роли вообще не играла, пока он не прочел записку. Наверно, и после этого не играла. Его ужаснула записка. Он пережил колоссальное потрясение. Я никогда раньше не видела его испуганным по-настоящему. Могу поклясться, папа от этого умер. Упал и лежал, словно мертвый… Его убила записка. — Девушка взглянула на Эллери чуть выпученными зеленоватыми глазами с коричневыми искорками. — Может, напомнила что-то забытое. И столь важное, что Роджер впервые за пятнадцать лет выполз из раковины.

— Что? — переспросил Эллери.

— Я говорю, Роджер Прайам, папин деловой партнер и старейший друг, вышел из дому.

— Впервые за пятнадцать лет?

— Пятнадцать лет назад его частично разбил паралич. С тех пор живет в инвалидном кресле, отказываясь выходить за пределы собственной усадьбы. Все пошло прахом… Насколько мне известно, он был в свое время крупным мужчиной, гордился сложением и физической силой и теперь даже мысли не допускает, чтобы кто-нибудь видел его беспомощным, превратившись поэтому в довольно-таки неприятную личность. Держится как ни в чем не бывало, постоянно хвастается, будто из инвалидной коляски в горах управляет крупнейшей на Западном побережье ювелирной фирмой. Конечно, ничего подобного. Все дела папа вел, но, чтобы не нарушать спокойствия, подыгрывал Роджеру, старался подладиться — давал поручения, с которыми можно справиться по телефону, никогда не предпринимал серьезного шага, не советуясь с ним, и так далее. Многие люди давным-давно работают в офисе, в выставочных залах и никогда не видели Роджера. Служащие его ненавидят, называют «невидимым богом», — улыбнулась Лорел. Эллери не обратил внимания на улыбку. — До смерти его боятся, конечно.

— А вы не боитесь?

— Я его терпеть не могу. — Слова прозвучали спокойно, но глаза убежали в сторону.

— И все-таки опасаетесь.

— Он мне просто не нравится.

— Продолжайте.

— Я при первой возможности в тот же вечер сообщила Прайаму, что у отца плохо с сердцем. Сама говорила с ним по телефону. Он очень интересовался обстоятельствами, требовал передать отцу трубку. Я отказала — доктор Волюта запретил его беспокоить. На следующее утро Роджер дважды звонил, папа, кажется, тоже хотел с ним поговорить. По правде сказать, так разволновался, что я пустила его к аппарату. Спальня соединяется прямым проводом с домом Прайама. Когда он ответил, папа попросил меня выйти.

Лорел вскочила и сразу же села, вытащив очередную сигарету. Эллери предоставил ей самой чиркать спичкой, на что она не обратила внимания, делая несколько быстрых затяжек.

— Никому не известно, о чем они говорили. В любом случае разговор длился лишь пару минут, после чего Роджер лично явился. Вместе с креслом и прочим в фургон погрузился, и… Делия, жена Роджера, сама его привезла. — На имени миссис Прайам Лорел запнулась. — Коляску прикатили в папину спальню, и Роджер запер дверь. Они проговорили три часа.

— О дохлой собаке и о записке?

— О чем еще? Разумеется, не о делах фирмы — прежде Роджер никогда не считал нужным лично вести деловые переговоры — и не о здоровье — у папы раньше дважды случались сердечные приступы. Конечно, говорили о псе и записке. Если б у меня и были сомнения, их развеял бы первый же взгляд на Роджера Прайама, самостоятельно выкатившегося из спальни. Он был испуган не меньше, чем папа, когда нашел записку, и по той же самой причине.

Есть еще кое-что любопытное, — тихо продолжала девушка. — Вы бы поняли, если бы знали Роджера Прайама. Он никогда ничего не боится. Видя что-нибудь страшное, не обращает внимания… А тут, редко со мной разговаривая, даже велел хорошенько присматривать за отцом. Я умоляла объяснить, в чем дело, но он сделал вид, что не слышит. Симеон с Исиро погрузили его в фургон, и Делия уехала.

Через неделю — в ночь на 10 июня — мечта папы исполнилась, он умер во сне. По заключению доктора Волюты, сердце не выдержало последнего потрясения. Его кремировали, прах покоится в бронзовой урне в пятнадцати футах под землей в Форест-Лауне. Он сам так хотел. Но остается вопрос на шестьдесят четыре доллара, Эллери: кто его убил? Я хочу знать ответ.

Эллери вызвал звонком миссис Уильямс, когда та не явилась, извинился, спустился вниз в маленькую переднюю, обнаружив записку от экономки с подробным изложением своих планов отправиться за покупками в супермаркет на Норт-Хайленд. Судя по свежезаваренному кофе в кофейнике на плите, глубокому блюду с тертым авокадо и ломтиками бекона, окруженными крекером, миссис Уильямс все слышала. Он понес закуску наверх.

— Очень мило с вашей стороны, — с удивлением молвила Лорел, словно милость нынче была удивительным делом. Не менее мило отказалась от крекеров, потом передумала, съела без передышки десяток, выпила три чашки кофе. — Помнится, я ничего сегодня не ела.

— Так я и думал.

Она нахмурилась, что Эллери счел благоприятным признаком по сравнению с окаменевшей маской.

— С тех пор я раз десять пыталась поговорить с Роджером Прайамом, но он даже не признался, что обсуждал с папой какую-то необычную тему. Я ему односложно сказала, в чем, на мой взгляд, заключаются его обязанности, долг многолетней дружбы, партнерства, заявила, что уверена — папу убил кто-то знающий о его слабом сердце и намеренно испугавший его до инфаркта. Спрашивала о записке. Он невинно изумился — какая записка? Стало ясно, что от него никогда ничего не добиться. Либо Роджер переборол страх, либо, как обычно, разыгрывает из себя Наполеона. За всем этим стоит страшная тайна, которую он намерен хранить.

— Как считаете, — спросил Эллери, — он доверил ее миссис Прайам?

— Роджер ее никому не доверит, — мрачно ответила Лорел. — Если доверит, то Делии в самую что ни на есть последнюю очередь.

— Ах, супруги Прайам не ладят?

— Я не сказала, что они не ладят.

— Живут душа в душу?

— Может быть, сменим тему?

— Почему?

— Потому что отношения Роджера с Делией абсолютно не связаны с делом, — серьезно ответила девушка, все-таки что-то скрывая. — Меня интересует одно: кто написал отцу записку.