Рекс Стаут - Убийство на родео Страница 3

Ковбои в своих огромных шляпах и с лассо в руках выстроились по прямой линии лицом к худощавому человеку в коричневом костюме. Рядом с тем стоял Роджер Даннинг.

Я прислушался к словам худощавого.

– …будет происходить. Я судья, и будет так, как я скажу. Я повторяю, что Грив совершенно не практиковался, то же относится к Бэрроу и Фоксу, так что вы все в равных условиях. Мне дала слово мисс Роуэн, и я не думаю, что вы хотите назвать ее лгуньей. Итак, я даю команду, но вы не двигаетесь, пока я не называю ваше имя. Запомните главное: если вы падаете с лошади, то это всего лишь четыре фута, здесь же до земли сто футов, и вы уже не встанете и так просто не пойдете. И еще: никаких хулиганских выходок. Пешеходам не полагается находиться на этой стороне улицы с четырех до пяти, но если кто-то случайно выйдет из дома, а один из вас набросит на него петлю, то этой ночью он уже не будет спать в отеле. Мы здесь для того, чтобы устроить забаву, а не для того, чтобы забавляться самим.

Он взглянул на часы:

– Пора начинать, Фокс.

– Я хочу что-то сказать, – вмешался Роджер Даннинг.

– Прости, Роджер, времени кет. Мы обещали начать вовремя. Фокс, приготовься. Остальные разойдитесь.

Он подошел к левому краю перил, взял со стула зеленый флаг и поднял его на древке.

Мэл Фокс вышел на середину расчищенного пространства, широко расставил ноги и начал пробовать лассо. Остальные разошлись, кто направо, кто налево, и пристроились в линиях зрителей.

Я нашел себе место между Лаурой Джей и Анной Кассадо. Наклонившись вперед, я глянул вниз. Трое ковбоев на лошадях и человек, который разговаривал с ними, когда я был на улице, теперь сгрудились на тротуаре на полпути к Парк-авеню.

Судья вытянул руку с зеленым флагом и резко опустил ее. Человек, стоящий внизу с ковбоями, что-то произнес. Одна из лошадей выскочила и направилась со своим всадником к середине проезда между тротуарами с нашей стороны и припаркованными машинами – с другой.

Мэл Фокс, перегнувшись в пояснице, нацелил вращающуюся петлю на движущегося всадника, потом перенес ее вперед и отпустил. Когда она достигла асфальта, то оказалась в двадцати футах от ковбоя на лошади, Фокс дернул ее на себя, у него оставалось тридцать секунд до старта второго ковбоя. Он поднял лассо и хотел уменьшить петлю, но судья снова поднял секундомер, флаг опустился, и появился всадник номер два. Второй бросок был получше: лассо коснулось крестца пони, но все же не задело всадника. Фокс снова вытащил его, чуть пошире расставил ноги и приготовился к новой попытке. На этот раз она почти что удалась. Анна Кассадо, стоившая слева от меня, взвизгнула, когда веревка, мягко опустившись превосходным кольцом, смахнула шляпу ковбоя.

Публика захлопала, а человек в окне из дома напротив закричал: «Браво». Фокс вытащил лассо, что-то сказал – слов я не расслышал из-за общего шума и отошел в сторону. Судья выкрикнул:

– Винк!

На парапет взобрался молодой парень, в пурпурной рубашке и рабочих ботинках. Он выглядел неуклюжим, но в субботу вечером я видел его крепко сидящим на неоседланной кобыле – одной из самых непокорных полудиких лошадей, которых я когда-либо встречал. Конечно, я описываю события далеко не как специалист. На парапете он выглядел таким горячим! При первой попытке его петля неожиданно взметнулась резко вверх – может быть, из-за воздушного потока? При второй – упала на крышу машины, стоящей у обочины противоположного тротуара, а при третьей ударилась об асфальт в десяти футах перед лошадью.

Следующий был Харви Грив. Поскольку в течение того месяца, что я провел на ранчо Лили, он сделал для меня массу приятного, я, естественно, болел за него. Лили что-то крикнула ему с другого конца террасы, и он кивнул ей, затем взобрался на парапет и начал свои броски. Его первая попытка оказалась ужасной: лассо изогнулось, и петля затянулась на полпути к земле. Его второй бросок был прекрасен: петля окружила ковбоя, как колечко сигарного дыма кончики пальцев, Харви, четко рассчитав время, резко дернул лассо, и петля затянулась. Публика разразилась криками восторга. Плененный ковбой натянул поводья, и лошадь остановилась. Одной рукой он ослабил петлю и перебросил ее через голову. Как только петля освободилась, судья крикнул:

– Тридцать секунд! – и Харви втащил лассо.

При третьем броске петля опустилась вниз круглая и плоская, но с опозданием на тридцать футов.

Когда судья назвал имя Бэрроу, и Кэл вышел вперед, стоящая справа от меня Лаура Джей пробормотала:

– Ему не следовало бы пытаться.

Возможно, она бормотала это для себя. Но мое ухо находилось совсем рядом, так что я повернул голову и спросил почему.

– Кто-то украл его лассо, – ответила она.

– Украл? Когда? Как?

– Он не знает. Он положил его в стенном шкафу вместе со шляпой. Оно исчезло. Мы все его искали, но не нашли. Он взял веревку, что была на том седле, но она новая и жесткая и не годится для состязаний. Ему не стоило бы участвовать…

Она замолчала.

Я оглянулся. Флаг опустился, и Кэл приступил к делу.

Учитывав что он пользовался незнакомой и новой веревкой, можно было считать, что Кэл проделал все не так уж плохо. Его петли опускались вниз точно очерченными, но первая из них была короткой, вторая – широкой, а третья ударилась об асфальт как раз перед тем, как на это место ступила лошадь. Ни один из двух последних ковбоев – одного звали Лони, а другого Холкомб – не справились так же хорошо, как он.

Когда третья петля Холкомба ударилась о кромку тротуара под нами, судья выкрикнул:

– Второй раунд начнется через две минуты! Все остаются на местах!

Всего было запланировано три раунда – так, чтобы каждый участник имел в сумме девять попыток.

Роджер Даннинг устроился рядом с судьей на тот случай, если бы решение пришлось выносить с учетом формы петель и того, насколько близко к цели они ложились. Но поскольку одна из попыток Харви Грива удалась полностью, необходимость в этом отпала.

Во втором раунде наездник снова был пойман только один раз, и это сделал Фокс. Харви поймал лошадь.

В третьем раунде удача выпала двоим – Холкомбу и Харви, – оба они поймали по одному ковбою.

По сумме трех раундов победителем первого чемпионата по набрасыванию лассо, скорее – киданию лассо с высоты ста футов, стал Харви Грив. Он принял поздравления и торжественный галоп на лошадях пяти своих соперников с хорошо знакомой мне улыбкой. А когда его поцеловала приятельница Лили, которая с успехом выступала на Бродвее и знала, как нужно целоваться на сцене и вне ее, его лицо стало таким же розовым, как рубашка Нэн Кармин. Анна Кассадо сорвала пучок полыни и воткнула ее под ободок шляпы победителя.

Лили провела нас в гостиную, где все гости собрались вокруг чучела лошади, и Роджер Даннинг готовился начать поздравительную речь.

– Подождите минутку, – остановил его Кэл Бэрроу, – это должно находиться здесь, – с этими словами он повесил на седло веревку, которой пользовался на соревнованиях.

Обернувшись, он метнул вправо и влево взгляд своих серо-голубых глаз:

– Я не хочу начинать суматохи сейчас, но я выясню, кто взял мое лассо, и тогда ему придется иметь дело со мной!

Он двинулся в проход между гостями, а Даннинг положил руку на сиденье седла и начал речь. У него было узкое костлявое лицо со шрамом на щеке.

– Все прошло как нельзя лучше, – сказал он. – Слава Богу обошлось без неприятностей – вроде того, что кто-то свалился бы вниз. Я хотел натянуть сетку…

– Громче! – крикнул Мэл Фокс.

– Ты просто раздражен, что не победил, – огрызнулся Даннинг. – Я хотел натянуть сетку, но все отказались. Это великолепное седло с гвоздями и заклепками из настоящего серебра было сделано Морисоном вручную, и мне нет необходимости объяснять вам, что это означает. Оно – дар мисс Лили Роуэн. И я хочу от имени всех участников поблагодарить ее за щедрость и гостеприимство. Теперь я объявляю Харви Грива неоспоримым победителем первого и единственного в своем роде состязания, которое когда-либо проводилось в доме на Парк-авеню или перед моим домом. И я вручаю приз – это великолепное седло, дар мисс Лили Роуэн. Пожалуйста, Харви, это все твое!

Последовали аплодисменты и приветствия. Кто-то крикнул:

– Речь!

Все остальные поддержали его. Харви подошел к чучелу лошади, положил руку на седло и повернулся к публике.

– Я должен сказать, – начал он, – что, если бы я попытался произнести речь, то вы бы отобрали у меня седло. В своей жизни я произносил речь всего единственный раз – это было, когда моя кобыла потеряла почву под ногами. Но сейчас я ее повторять не буду, она не годится. Вы все знаете, что мне просто повезло. Но я здорово рад, что победил, потому что уже давно приглядывался к этому седлу. Меня поцеловала леди, и я совсем не возражал против этого. Но я проработал у мисс Лили Роуэн больше трех лет, и она меня никогда не целовала. Так что это – мой последний шанс…