Девятью Девять - Энтони Бучер Страница 3

Рэндалом всегда друг друга недолюбливали. Более того, Грегори, который учился на предпоследнем курсе в тот год, когда Мэтт поступил в колледж, был косвенным образом повинен в появлении злополучного шрама. Разделяла их и разница в социальном положении, а точнее в средствах. В 1929 году первокурсник Мэтт наслаждался финансовой независимостью, которая в 1940 году казалась ему сказочной, но даже в те годы он не был ровней Рэндалу, сыну одного из крупнейших лос-анджелесских брокеров.

Но прошло уже почти восемь лет, с тех пор как Мэтт в последний раз видел Грега Рэндала, и случайная встреча вызвала лишь добрые чувства и радость. И потом Мэтт мог извлечь из нее некоторую пользу. Поэтому они энергично пожали друг другу руки, обменялись добродушными непристойностями и поинтересовались, что сталось со старым Хунгадунгой[5]. Между тем настало время повторить. Грегори залпом допил свой коктейль и посмотрел на стаканчик Мэтта.

— Что у тебя там?

— Виски.

— Допивай, и я к тебе присоединюсь. Коктейли — барахло. Я угощаю, — добавил он, заметив колебания приятеля и его обтрепанные манжеты. Его тон пробудил в Мэтте одновременно благодарность и обиду.

Грег пригубил неразбавленное виски и чуть не задохнулся. Человек, испорченный коктейлями.

— Погано себя чувствую, — наконец выговорил он.

— Я тоже.

— Скверно. — Он так и не спросил почему. — Да, Мэтт, старина, паршиво идут дела. Я совсем пал, скатился дальше некуда, ну и так далее. У меня неприятности.

— У сына Т.Ф. Рэндала неприятности? Куда катится государство?

Грег озадаченно взглянул на него.

— Странно это от тебя слышать, Мэтт. Ты, надеюсь, не стал красным или что-нибудь такое?

Мэтт ухмыльнулся.

— А ты не в курсе? Если будет революция, меня тут же сделают комиссаром.

Рэндал задумался.

— Ясно, — сказал он. — Ты шутишь. Но я правда здорово влип, Мэтт.

Мэтт извлек из глубин памяти самое вероятное объяснение.

— Что случилось? Вынужден жениться?

— Нет. В том-то и дело.

— Что значит “в том-то и дело”?

— Именно это и значит. Я не вынужден. В смысле вынужден не жениться. Как раз наоборот. К слову об обороте… — Он жестом подозвал бармена.

— Наоборот… А, ты имеешь в виду, она не хочет за тебя замуж.

— Да. — Грегори Рэндал вздохнул. Он мельком взглянул на себя в зеркало и достал расческу.

— Я периодически вижу твое имя в колонке сплетен, Грег. Мне нравится читать о том, как живут другие полпроцента. Я думал, ты — самая притягательная мишень сезона. Нескольких последних сезонов, если точнее. Что за неприступная девица?

— Сущий ребенок, в том-то и беда. — Грегори закончил причесываться и коснулся расческой кончиков усов. — Сама не знает, чего хочет.

— Совращаешь младенцев? Ты для этого еще слишком молод.

— Слишком стар, ты хочешь сказать?

— Проехали. Так в чем же проблема?

— Бедность, целомудрие и послушание! — Грег фыркнул.

— Прошу прощения?

— Я сказал — бедность, целомудрие и послушание. Ну их к черту.

— К черту, — согласился Мэтт. — Именно так я прожил последний год. И, скорее всего, проживу и следующий, если только мне будет кого слушаться. Но я никогда не слышал, чтобы мужчина возражал против подобных качеств у своей жены, кроме разве что бедности, но этот недостаток ты можешь исправить.

— Она не хочет быть женой. Она хочет быть сестрой.

— И это я уже слыхал.

— А вот и нет. Она не хочет быть моей сестрой. Она хочет стать сестрой Марфы из Вифании.

— А кто такая… О господи. То есть… сестрой?!

— Ну да. Сестрой. Монашкой.

— Ого.

Ужас ситуации начал доходить до Мэтта одновременно с действием спиртного.

— То есть девочка хочет уйти от мира и стать монахиней?

— Именно это я и имею в виду, — уныло подтвердил Грегори Рэндал.

— Слушай, — Мэтт перебрал десятицентовики в кармане, — давай еще по одной за мой счет, и ты мневсе расскажешь. Дело-то серьезное. То есть я-то думал, что у меня неприятности, но, черт возьми, черные полосы в жизни бывают у всякого, кто… только, пожалуйста, не думай, что я красный… у всякого, кто не носит фамилию Рэндал. Но с тобой — совсем другая история. Это просто несправедливо. Как будто темная рука прошлого протянулась в настоящее. Не понимаю, как такое случается. Рассказывай. Что за малютка?

— Эта малютка не уступит иному упрямому старику, но… Ее зовут Конча Харриган. Дядя Кончи — папин поверенный. Не пойми меня неправильно, нашу помолвку вовсе не родители устроили. Мы познакомились на вечеринке и увлеклись, еще не зная друг о друге ничего.

— То есть она из тех самых Харриганов?

— Ты их знаешь? — недоверчиво спросил Грег.

— Я знаю про них, разумеется. И читал книги Вулфа про всякие безумные секты, которые наводнили наш прекрасный город. Он здорово пишет. Но… Конча? Вроде не ирландское имя.

— Ее мать из рода Пелайо. Старинная аристократическая испанская семья. Доны, передача земли и все такое. Ранчо Пелайо, которое они поделили на участки. А нажился на этом старый Руфус Харриган. Мою крошку на самом деле зовут Мария Консепсьон Харриган Пелайо. Иногда она так и подписывается. Сущий ребенок.

— Погоди, не торопись. Ее зовут Конча, потому что дедушка Руфус разделил свою землю?

— Вроде того. Уменьшительное от Консепсьон. Я сначала хотел называть ее Мэри, но ей нравится Конча. Она говорит, крови Пелайо в ней не меньше, чем крови Харриганов. В любом случае одно ясно наверняка. Рэндал она не станет.

— Почему? Как она…

— Мы обручились. Через полтора месяца после знакомства. Конечно, она очень молода, но одиннадцать лет — не такая уж большая разница. Многие пары прекрасно себе живут. Но ее тетя… В общем, тетя Элен очень религиозна. То есть они все такие, и Харриганы и Пелайо, все, кроме Артура, но Элен хуже всех. Занимается благотворительностью, ходит в церковь каждый день и не ест мяса по средам. Понимаешь?

— Ага.

— Поэтому тетя Элен решила подарить ордену сестер Марфы из Вифании мемориальную часовню в память о Руфусе Харригане, прославленном святом хапуге.

Мэтт улыбнулся.

— Ты, кажется, стал красным, Грег?

— Нет, — серьезно отрезал тот. — С чего ты взял? Короче говоря, сестра Урсула начинает к ним захаживать, чтобы обо всем договориться с тетей Элен. А заодно видит и Кончу — и прямо облизывается! Такая славная девочка, такая богатая семья… ммм. Ну вот они с тетей Элен берутся за дело. Не исключено, что дядя Джозеф и отец Кончи тоже руку приложили. Посвятим, мол, нашу дочь Богу, к вящей славе Его. Бедность, целомудрие и послушание!

Он опустил стакан на стойку с пугающим стуком, заглушившим краткое финальное междометие.

Бармен предпочел истолковать жест Грега неверно — впрочем,