Агата Кристи - Врата судьбы Страница 30

– Старый альбом для фотографий, – сказала Таппенс. – Ну что же, это может быть забавно. Давай-ка посмотрим.

Они сели на диван. Это был типичный для того времени альбом. Многие снимки совсем выцвели, но иногда Таппенс удавалось узнать какие-то уголки своего сада.

– Посмотри-ка, это араукария. Ну да, смотри, а это ведь «Верная любовь». А там вон глициния и пампасная трава. Это, наверное, званый чай в саду или что-нибудь в этом духе. Ну да, вот видишь – стол, а за столом целое общество. И под каждой фотографией – имя. Вот, например, Мейбл. Ну, эта Мейбл не красотка. А кто это?

– Чарльз, – сказал Томми. – Чарльз и Эдмунд. Чарльз и Эдмунд, судя по всему, играют в теннис. Какие-то странные у них ракетки. А вот Уильям, неизвестно, кто это такой, и майор Коутс.

– А вот там… о, Томми, это Мери.

– Ну да, Мери Джордан. И имя и фамилия написаны.

– А она хорошенькая. Очень хорошенькая, как мне кажется. Снимок, правда, основательно выцвел… О, Томми, просто удивительно, что мы обнаружили здесь Мери Джордан.

– Интересно, кто это снимал?

– Возможно, тот самый фотограф, о котором говорил Айзек. Тот, в деревне. У него, наверное, до сих пор хранятся старые фотографии. Нужно будет непременно наведаться к нему.

Томми отодвинул в сторону альбом и начал просматривать дневную почту.

– Что-нибудь интересное? – спросила Таппенс. – Я вижу три письма. Два из них – счета. А вот это, то, которое ты держишь в руках, оно совсем другое. А ведь я спросила, есть ли что-нибудь интересное, – повторила Таппенс.

– Возможно, – сказал Томми, – завтра мне снова придется поехать в Лондон.

– Очередной комитет?

– Не совсем, – сказал Томми. – Мне нужно кое с кем повидаться. Это, собственно, не в Лондоне. Кажется, где-то по направлению к Хэрроу.

– А в чем дело? Ты мне ничего об этом не говорил.

– Мне нужно повидаться с одним человеком, это полковник Пайкавей.

– Ничего себе имечко, – заметила Таппенс.

– Согласен, имя довольно странное.

– Я раньше его слышала?

– Возможно, я говорил тебе о нем. Это человек, который постоянно живет в атмосфере дыма. У тебя есть таблетки от кашля, Таппенс?

– Таблетки от кашля? Право, не знаю. Да, кажется, есть. У меня сохранилась большая коробка еще с зимы. Но у тебя же нет кашля. Я, по крайней мере, не заметила.

– Пока нет, но обязательно начнется, как только я попаду к полковнику Пайкавею. Насколько я помню, стоит пару раз вдохнуть, и тут же начинаешь кашлять. Смотришь с надеждой на окна, постоянно плотно закрытые, однако Пайкавей никаких намеков не понимает.

– Как ты думаешь, почему он хочет тебя видеть?

– Не могу себе представить, – сказал Томми. – Он ссылается на Робинсона.

– Это того, который желтый? Широкое желтое лицо и сплошная секретность?

– Ну да, тот самый, – подтвердил Томми.

– Ну что ж, – сказала Таппенс. – Возможно, то, во что мы сейчас впутались, тоже совершенно секретно.

– Маловероятно, принимая во внимание, что все это происходило – если вообще происходило – давным-давно, даже Айзек ничего не помнит.

– У новых грехов старые тени, – сказала Таппенс. – Так гласит пословица. Впрочем, я не совсем уверена. У новых грехов старые тени. Или наоборот: старые грехи отбрасывают длинные тени.

– Брось ты это. Ни то ни другое не звучит.

– Сегодня днем я собираюсь поговорить с фотографом. Не хочешь пойти со мной?

– Нет, – отказался Томми. – Я, пожалуй, пойду и искупаюсь.

– Искупаешься? Но сегодня ужасно холодно.

– Ничего. Мне как раз и нужно что-то холодное, бодрящее и освежающее, чтобы смыть с себя всю эту грязь, прах и паутину, которые облепили меня, – я чувствую их на шее, на ушах и даже между пальцами ног.

– Да, действительно, это грязная работа, – согласилась Таппенс. – Ну а я все-таки хочу заглянуть к этому мистеру Даррелу – или он Дарренс? Кстати, Томми, тут еще одно письмо, которое ты не распечатал.

– Вот как? А я и не заметил. Ну-ну, это может быть интересно.

– От кого оно?

– От одной из моих помощниц, – ответствовал Томми голосом, исполненным важности. – Той самой, которая все это время разъезжала по Англии, не выходила из Сомерсет-Хаус, разыскивая свидетельства о смертях, браках, рождениях. Ей приходилось рыться и в газетных подшивках, и в документах, касающихся переписи населения. Она отличный работник.

– Отличный работник и красивая женщина?

– Не настолько красивая, чтобы ты обратила на нее внимание, – ответил Томми.

– Очень рада, – сказала Таппенс. – Понимаешь, Томми, теперь, когда ты начинаешь стареть, у тебя вполне могут появиться довольно опасные мысли по поводу красивых помощниц.

– Разве ты в состоянии оценить, какой у тебя верный муж? – горько сказал Томми.

– Все мои подруги постоянно мне твердят, что про мужей никогда ничего нельзя сказать наверняка.

– Просто у тебя плохие подруги.

Глава 5

Беседа с полковником Пайкавеем

Томми пересек Риджент-парк, а потом долго ехал по многочисленным улицам, на которых ему уже давно не доводилось бывать. Они с Таппенс жили когда-то неподалеку от Белсайз-парка, и он вспомнил, как они гуляли в Хэмпстед-Хит, – у них тогда был пес, обожавший эти прогулки. Очень своевольный пес. Когда они выходили из дому, он всегда норовил повернуть налево, на дорогу, которая вела в сторону Хэмпстед-Хит. Все попытки Таппенс и Томми заставить его повернуть направо, в сторону магазинов, обычно оканчивались неудачей. Это была такса по имени Джеймс, в высшей степени упрямое животное. Он растягивался на тротуаре во всю длину своего похожего на сосиску тела, он высовывал язык и всем своим видом показывал, как ему тягостно оттого, что его хозяева не понимают, какая прогулка ему требуется. Проходящие мимо люди обычно не могли удержаться от комментариев.

– Посмотри-ка на эту миленькую собачку. Вон ту, с белой шерсткой. Она похожа на сосиску, правда? А дышит как, бедняжечка! Его хозяева не желают вести его туда, куда ему хочется. Он совсем изнемог, это просто ужасно.

Томми брал у Таппенс поводок и тащил собаку в направлении, противоположном тому, куда ей хотелось идти.

– Господи, – говорила Таппенс, – неужели ты не можешь взять его на руки?

– Что? Тащить Джеймса на руках? Он ведь ужасно тяжелый.

Джеймс, ловко перевернувшись, укладывал свое тело-сосиску как раз в том направлении, в котором ему было желательно идти.

– Смотрите, бедная собачка! Она, наверное, уже хочет домой.

Джеймс упорно тянул в свою сторону.

– Ладно уж, ничего не поделаешь, – сдавалась Таппенс. – Покупки придется отложить. Пойдем туда, куда хочется Джеймсу. Он слишком тяжелый и сильный, его никак не заставишь слушаться.

Джеймс смотрел на нее и вилял хвостом, казалось, говоря: «Вполне с тобой согласен. Наконец-то вы поняли, что требуется. Вперед, в Хэмпстед-Хит!» Тем обычно все и кончалось.

Томми пребывал в нерешительности. Он ехал по данному ему адресу, но, ведь когда он встречался с Пайкавеем последний раз, это происходило в жалкой комнатушке, полной дыма. Теперь, доехав до указанного в письме места, он обнаружил невзрачный маленький домик, выходивший фасадом на пустошь, недалеко от дома, где родился Китс. Ничего особо примечательного или поэтичного Томми не обнаружил.

Он позвонил в дверь. Открыла старуха, весьма смахивавшая на ведьму, во всяком случае, именно такой образ отвратительной старухи ассоциировался у Томми с ведьмой. Ее длинный нос и острый подбородок чуть ли не смыкались друг с другом. И взгляд у нее был отнюдь не дружелюбный.

– Могу я видеть полковника Пайкавея?

– Понятия не имею, – ответила ведьма. – А кто вы такой?

– Моя фамилия Бересфорд.

– А, теперь понятно. Он вас упоминал.

– Могу я оставить машину у дверей?

– Если ненадолго, то ничего. На нашей улице не так уж часто шастают контролеры. Никаких желтых линий, ничего такого. Но все-таки на всякий случай заприте ее, сэр. Кто знает, что может случиться.

Томми послушно выполнил распоряжение старухи и вошел в дом вслед за ней.

– Всего один пролет наверх, – сказала она, – не больше.

Уже на лестнице чувствовался сильный запах табака. Ведьма постучала в дверь, заглянула внутрь и доложила:

– Это, верно, тот самый джентльмен, которого вы хотели видеть. Сказал, что вы его ожидаете.

Она отступила в сторону, и Томми вошел, сразу ощутив знакомую атмосферу. От густого дыма у него тотчас же запершило в горле, и он закашлялся. Томми сомневался, что узнал бы полковника Пайкавея, если бы не эти клубы дыма и запах никотина. Он увидел очень старого человека, который сидел глубоко откинувшись в кресле. Кресло тоже было старое – подлокотники протерлись до дыр. Полковник внимательно посмотрел на Томми, когда тот вошел.

– Закройте дверь, миссис Коупс, – велел он, – а то напустите мне тут холода.

Томми подумал, что это совсем не помешало бы, однако он понимал, что не властен решать такие вопросы. Единственное, что ему дозволялось, – вдохнуть этот ужасный воздух и умереть.