Анна Литвинова - Дамы убивают кавалеров Страница 30

Прямо перед собой он вдруг увидел дуло пистолета. Моего пистолета. (Газового, конечно, – но гражданин Рубцов, по кличке Рупь, об этом не знал.)

– Руки в гору! – отчетливым шепотом скомандовал я ему.

Гость, разделявший нас с Рубцовым, в тот момент потихоньку сползал по стене подъезда. Наркоторговец наконец стал что-то понимать и попытался судорожно закрыть дверь перед моим носом. От удара моего башмака дверь вылетела из его рук и распахнулась на всю ширину.

– Не дергайся, сука, падла, – пристрелю!

Мой пистолет уперся в переносицу Рубцову. С такого ракурса «макаров» (пусть даже газовый) выглядит особенно впечатляюще.

Рупь отступил в глубь квартиры.

Давно потерявший сознание чернорубашечный гость, до того сползавший по стенке, наконец с мягким шумом опрокинулся навзничь – на подъездный пол. Я скомандовал гражданину Рубцову:

– Бери его за ноги! Быстро втащи в квартиру! Быстро!

Рупь, кажется, начал соображать, что его атакует не ОМОН и не РУБОП. Для него нападение вроде моего представляло собой наихудшую угрозу. ОМОН, ограниченный Уголовно-процессуальным кодексом, с ним бы еще понянчился. В случае же наезда бандитов расправа ему грозила скорая и беспредельная.

– Шевелись, сволочь! – шепотом скомандовал я, делая красноречивый жест пистолетом. – Тащи его внутрь!

Не хватало, чтобы соседи из двух других квартир на площадке увидели в свои глазки побоище и вызвали милицию. Однако я делал ставку на традиционное равнодушие москвичей к любым происшествиям. И на то, что соседи по лестничной клетке, наверное, знали, что с рубцовской квартирой дело обстоит нечисто. И, вероятно, не жаловали ее хозяина. Трудно представить себе более осведомленных и одновременно более равнодушных друг к другу людей, чем столичные квартирные соседи.

Гражданин Рубцов покорно нагнулся и стал втаскивать внутрь жилья тело своего гостя. Он трелевал его прямо за ноги. Тело слегка зацепилось затылком за порог, однако под прицелом моего пистолета наркоторговец Рупь завершил операцию довольно быстро. И что удивительно, в ходе нее он не издал ни единого звука.

Я вошел следом в квартиру Рубцова. Захлопнул за собой дверь. Теперь я чувствовал себя в большей безопасности. Ну, а Рупь соответственно – в меньшей. Я достал из кармана черный скотч и бросил его гражданину Рубцову. Тот чудом поймал катушку. Руки его тряслись. Губы беззвучно шевелились.

Наркоторговцы, когда доходит до драки, – довольно трусливые люди.

– Вяжи его! – скомандовал я.

Отыскать кончик у катушки с липкой лентой – трудное дело, даже если у тебя не трясутся со страха руки. Но, как ни странно, Рупь легко с этим справился. Видно, адреналин, выделяющийся в его кровь, придавал ему ловкости.

– Начинай со рта! – скомандовал я.

Рубцов послушно опустился на колени и стал заклеивать гостю рот. Несчастная головушка «чернорубашечника» слегка постукивала о пол.

– Хватит.

Не выпуская из правой руки пистолета и не сводя дула с Рубцова, я нагнулся к телу – с помощью швейцарского офицерского ножа, зажатого в левой руке, обрезал конец клейкой ленты.

– Теперь переверни его на спину. И вяжи ему руки.

Рупь исполнил эту команду удивительно быстро.

– Достаточно, – скомандовал я. – Теперь – ты. Быстро встал на колени. Лицом к стене, руки за спину.

Для убедительности я сильно ткнул Рубцова пистолетом в висок. Голова его дернулась. Он обреченно опустился на коленки. Отполз лицом к стене и заложил руки за спину.

Я сунул пистолет за поясной ремень и завязал ручонки гражданина Рубцова. Это был единственный момент, когда тот в принципе мог оказать мне сопротивление – однако противник оказался деморализован настолько, что даже не пикнул. Я же говорю: наркодилеры – совсем не бойцы. Слабовольные хлюпики. Более трусливые, чем даже наркоманы-слизняки.

– А сейчас я завяжу тебе рот, – ласково проговорил я. – Но ненадолго, минут на десять… И знаешь, зачем завяжу? – задал я риторический вопрос и сам же на него ответил: – Затем я его тебе завяжу, что в ближайшие десять минут ты будешь очень громко орать… Потому что тебе будет очень, очень больно… Ну, ты готов?

– Нет!!! – страстно выкрикнул Рубцов.

– Тогда говори: где порошок?!

– Какой еще порошок?

– В несознанку пошел?.. Ну-ка, давай свой рот… Я, пожалуй, начну работу над тобой с мизинца… Одна из самых хрупких и самых болезненных частей организма… Когда его ломают – бывает очень больно… Я обещаю.

– Нет!!!

Я заткнул его пасть носовым платком. Стал пропихивать его поглубже в глотку. Наркоторговец пытался выплюнуть кляп и даже укусить меня за пальцы.

– Ты, кажется, не понял, – сказал я, – я ведь не милиция и не ОМОН. Камеры и суда не будет. Если ты, конечно, скажешь, где порошок. Не скажешь – будет очень больно. А потом ты умрешь. – Я взялся за его мизинец и стал медленно выгибать в сторону, противоположную ладони. – А скажешь, где, я просто возьму порошок и уйду. Вот и все. Понял?

– А-а! – замычал сквозь кляп Рубцов.

В его пальце что-то треснуло. Рев стал еще более страстным. Затем он сменился всхлипываниями. А потом – трусливым воем:

– А кагу! А кагу! – что, видимо, означало: «Я скажу!»

– Ты же только что не хотел говорить? – спросил я, берясь за второй мизинец.

– Кагу!!!

– Ну-ну, – сказал я, вытаскивая изо рта Рубцова кляп. – Я слушаю.

– В ванной… Под плиткой… – проговорил, ловя воздух ртом, наркоторговец. – Пакет… Черный… Не убивай! Забери! Только не убивай!

Я вернул кляп на место (гражданин Рубцов уже не сопротивлялся тряпке во рту) и прошел в ванную комнату.

По пути туда я имел счастье лицезреть стиль и уровень жизни отечественного наркоторговца не самого высокого полета. Могу доложить: уровень – вполне приличный. Евроремонт в квартире был исполнен безо всякого вкуса, зато из самых что ни на есть дорогих материалов.

Ванная комната имела примерно столько же квадратных метров, сколько вся Дашина квартира. Потолок в ней оказался зеркальным. Видимо, в частной жизни гражданин Рубцов принадлежал к племени сластолюбцев. Я подумал, что он, пожалуй, трахает здесь за дозу несчастных пятнадцатилетних девчонок – которых сам же и посадил на иглу. Угрызения совести по поводу сломанного рубцовского мизинца оставили меня.

Я наклонился и обстучал кафель, покрывающий стены ванной. В одном месте, судя по звуку, имелась пазуха. Одна из кафельных плит оказалась съемной. Я осторожно сдвинул ее с места. Засунул руку в образовавшуюся полость. Внутри что-то лежало. Выходит, гражданин Рубцов, на удивление, не солгал. Я захватил рукою полиэтиленовый пакет. В нем лежало что-то мелкое и сыпучее.

Я вытащил пакет на свет божий. Пакет в самом деле (не обманул драг-дилер!) оказался черным, перевязанным скотчем. Весил он около трехсот грамм. Однако – доверяй, но проверяй! – я надрезал плотный полиэтилен своим ножиком.

Когда-то, в бытность мою на государевой службе, мне доводилось участвовать в захвате героина (каких-то двадцати граммов), поэтому я в принципе представлял себе его вид и даже вкус.

Вид и вкус рубцовского порошка ничем не отличались от моих представлений.

Я заклеил пакет все тем же скотчем. Затем вышел из ванной.

Гость, наркоман в черной рубашке, лежал себе как лежал – мордой в пол. Не шевелился. Видно, я сильно шандарахнул его бутылкой по голове.

Гражданин Рубцов по-прежнему стоял на коленях, упираясь лбом в стену, с кляпом, торчащим изо рта. Похоже, он молился. Подобная публика вдруг начинает вспоминать о боге – когда у нее не остается иного выхода.

Я вытащил у Рубцова из кармана рубашки сотовый телефон (Рупь от моего прикосновения испуганно дернулся). Переложил аппарат к себе.

Обыскал вырубленного мною «чернорубашечника» – добычей стали: пейджер, паспорт на имя Мокроусова Виталия Михайловича, москвича, 1973 года рождения, и еще один сотовый телефон.

Затем я прошел на кухню, величиной с теннисный корт (не иначе, как Рупь расширил площадь, купив квартиру в соседнем подъезде). Нашел центральную розетку телефона и пообрывал провода.

Вернулся в коридор.

Ради торжества справедливости в мировом масштабе мне, конечно, следовало бы прирезать обоих наркоторговцев. Кроме того, именно такой шаг оказался бы весьма полезным для моей теперешней работы. И для моей Семьи.

Не думаю, что мои бывшие коллеги станут сильно искать убийцу одного наркоторговца и одного наркомана. Однако я не чувствовал себя вправе, дабы исполнять функции божьего суда. Даже по отношению к слизнякам.

Кроме того, я терпеть не могу убивать людей. Тем более лежащих без сознания, мордой в пол. Или стоящих на коленях.

Поэтому я просто открыл входную дверь. Глянул напоследок на гражданина Рубцова. Он, кажется, по-прежнему ожидал пули в затылок. Безвольно стоял на коленях. Глаза закрыты. Губы, дрожа, шевелились. Я закрыл за собой дверь. На полутемной лестничной клетке было тихо. Похоже, никто не заметил драмы в жилище у наркоторговца.