Сергей Сидорский - Осознание ненависти Страница 30

— Простите, я чертовски устал. После всего происшедшего заснуть так и не смог. Атмосфера этого дома и на меня стала оказывать свое зловещее воздействие. Теперь и я без конца повторяю: «может быть — не может быть»? Как в детской считалке, — капитан смущенно улыбнулся. — Хотелось бы наконец понять, что же здесь происходит! Что это — обычное убийство или… — он замолчал и многозначительно посмотрел на стоящего у окна Холмова. Тот хмуро кивнул и с задумчивым видом забарабанил пальцами по подоконнику.

— На первый взгляд во всем происходящем здесь есть что-то странное, какой-то мистический налет. И прежде всего это касается обоих убийств. Но я считаю, должно существовать вполне реальное объяснение этому нескончаемому кошмару. Давайте порассуждаем. Вы согласны?

— Да-да, конечно. Я весь внимание.

— Ну что ж, прекрасно. — Холмов сел в кресло, медленно обвел взглядом комнату капитана и тихонько откашлялся. — Итак, все началось с неясных подозрений полковника Можаева. Он поделился ими с Дворским и Кличевым После чего Кличев чуть не погиб в горах, а Можаев и Дворский были убиты при совершенно фантастических обстоятельствах. С Кличевым же по-прежнему все в порядке. Это настораживает, не так ли?

Шердаков сомкнул брови и сигаретой начертил в воздухе вопросительный знак.

— Вы его подозреваете?

— Во время нашей последней встречи Можаев просил меня понаблюдать за Денисом Поляковым и Эммой Блиссовой, но мне его подозрения показались тогда недостаточно обоснованными. Более того, я был абсолютно уверен в том, что Можаев сказал это исключительно для того, чтобы отделаться от меня.

— Сейчас вы изменили свое мнение?

— Меня настораживает поведение Полякова. Именно он показал мне камешки, на которые будто бы наступил Дворский. Кроме того, непонятна его реакция на вопрос, писал ли он здесь картину. Поляков говорит, что не писал, лишь начал, но потом уничтожил, а вот Каролина утверждает обратное. И я ей верю.

— Да, я также обратил внимание на то, что этот вопрос заставляет Полякова сильно нервничать. С чем это связано? Кстати, что было изображено на картине, которую видела девочка? — спросил Шердаков.

Холмов развел руками.

— Увы, я не догадался спросить ее об этом. Но Каролина сама обмолвилась. На картине изображено что-то очень страшное.

— Поляков, как и Можаев, интересовался легендой, связанной с этим домом, расспрашивал горничную. Возможно, художника преследовали какие-то жуткие образы, навеянные тем, что он услышал. Люди искусства ведь очень впечатлительны, иногда даже слишком.

— Трудно сказать. Мне кажется, излишне впечатлительными бывают не только люди искусства. Я еще раз поговорю с Каролиной.

— Да, это необходимо. Но будьте осторожны. Не напугайте ее.

— Не беспокойтесь. Я все понимаю. Теперь что касается Эммы Блиссовой. Я совсем упустил из виду важную деталь. Когда Можаев и Кличев разговаривали в гостиной, их потревожила жена Кличева. В то же время по коридору проходила и Эмма Блиссова, а супруги Кличевы очень своеобразно обсуждали достоинства ее нарядов. Правда, самого разговора Эмма Блиссова не могла слышать…

— Черт побери! — неожиданно воскликнул капитан. — Но если именно она подслушала разговор между Дворским и Можаевым, то…

— Нет-нет! — решительно возразил Холмов, — в тот самый момент Эмма Блиссова находилась на террасе. Я поздоровался с ней, когда шел на теннисный корт. Она читала книгу и выглядела очень спокойной. А ведь чтобы опередить меня, ей пришлось бы бежать!

— Таким образом, все весьма усложняется. А на корте вы застали доктора Энского и Олега Кличева?

— Да.

Шердаков выпустил несколько колец дыма, напряженно о чем-то размышляя.

— Не значит ли это, что подозрение в первую очередь падает на Полякова? Впрочем, в тот момент в доме находилась и Надежда Кличева.

— Тот разговор многие могли подслушать, — заметил Холмов. — Мы уже говорили об этом.

— Безусловно. Но мы не упоминали при этом конкретных лиц. А это весьма важно.

Холмову пришлось с этим согласиться.

— Каждый из жильцов на том или ином этапе расследования может оградить себя от подозрений или же, наоборот, навлечь их на себя, — продолжал капитан. — И это создает дополнительные трудности. Например, доктор Энский никак не мог быть свидетелем разговора между Можаевым и Дворским. Но зато совершенно некстати появился возле горящей башни. Возникает вопрос, что он там делал? Не Энский ли поджег башню? Но зачем бы ему это понадобилось? Ведь, кроме старой мебели, внутри ничего не было. Может быть, он хотел отвлечь наше внимание от событий, происходящих в доме? Или предать огню то, что ни при каких обстоятельствах мы не должны были увидеть? Возможно существует и какая-то другая причина. Не знаю, не знаю… Вспомните, господин Холмов, после убийства Можаева кто-то следил за вами в лесу, а потом вы видели тень, проскользнувшую в башню. Но что это было? Или точнее: кто это был? Очевидно одно: не только дом хранит свои тайны, но и башня тоже!

Холмов натянуто улыбнулся.

— И сегодня мы с вами столкнулись с новой загадкой пожар так и не смог распространиться на второй этаж. Почему? Можно объяснить это слабой силой огня, а можно как-то иначе.

Капитан отреагировал на это замечание натянутой улыбкой. Потом вынул из кармана носовой платок и тщательно вытер покрасневшее лицо.

— Мы с вами непоследовательны в своих выводах, поскольку периодически ставим под сомнение реальность происходящего.

Холмов пожал плечами.

— Очевидно, для этого есть основания.

— Да, есть, — Шердаков нахмурился и снова задымил.

Повисла долгая пауза.

Внезапно раздался тихий стук в дверь, и в комнату заглянула Женя.

— Доброе утро, капитан! Доброе утро Александр! Я могу войти?

— Да, конечно.

Мужчины встали со своих мест, и Шердаков усадил Женю в кресло.

— Как вы отдохнули? Мы здесь с вашим мужем немного…

— Я догадалась.

— Да? — Шердаков вяло улыбнулся. — Ну что ж, прекрасно. До завтрака время еще есть. Хотите, я принесу вам апельсинового сока?

— Нет, спасибо, — отказалась Женя. — Я не собиралась вам мешать, но… — она замолчала, подбирая нужные слова.

На лице капитана появилась заинтересованность.

— Но я кое-что вспомнила, — Женя повернулась к Холмову. — На следующий день после нашего приезда я действительно поднималась на третий этаж. То был не сон, Александр! Я отчетливо видела лицо женщины! Оно было залито кровью! А ее взгляд был полон злобы и откровенной ненависти!

Шердаков вдруг сел.

— Вы видели… призрака? Вы в этом уверены?

— Вполне.

Шердаков в тревоге переглянулся с Холмовым.

— Женя уже говорила мне об этом. Мы решили тогда, что ей приснился страшный сон, — пояснил Холмов.

— Нет-нет, то был не сон! — твердо возразила Женя. — Вероятно, я потеряла сознание и оттого засомневалась.

— Но как, в таком случае, ты оказалась в нашей комнате?

— Не знаю.

Холмов вздохнул.

— Что-то здесь не так. Думаю, ты заблуждаешься сама и вводишь в заблуждение нас. Возможно, события прошедших дней так повлияли на тебя…

— Да нет же! — раздраженно перебила его Женя. — Нет!

— Минуточку! Прежде всего давайте кое-что уточним, — Шердаков решительно взял инициативу в свои руки. — Вы настаиваете на том, что видели призрака?

— Да, — подтвердила Женя. — Рано утром, перед самым завтраком. Александр в это время разговаривал с полковником на улице.

— Не могли бы вы описать, как он выглядел?

— Это очень сложно сделать. Я видела только лицо.

— И все-таки попытайтесь.

— Хорошо, я попробую, — Женя помедлила. — Лицо принадлежало женщине. Не знаю, была ли она красивой. Возможно. Мое внимание сразу привлекли глаза. Они светились каким-то зловещим светом. В них была ненависть, нечеловеческая ненависть!

— Итак, женщина. Во что она была одета?

— Не знаю. Я не рассмотрела. В комнате был полумрак.

— Но ведь вы утверждаете, что поднялись туда утром. В комнатах на третьем этаже нет штор, и поэтому везде должно было быть светло.

— Я не обманываю. Рассмотреть можно было лишь лицо, — Женя прикрыла глаза, словно пыталась не упустить ускользавший из памяти образ. Плечи ее мелко задрожали. — Напряжение было слишком сильным. Вероятно, я потеряла сознание, а очнулась уже у себя в комнате.

Шердаков повертел в пальцах сигарету, убедился, что она потухла, и щелчком отбросил ее в мусорную корзину.

— Предположим, кто-то намеревался разыграть эффектный спектакль. Уже были готовы необходимые декорации, занавешены окна, словом, создана мистическая, нереальная атмосфера. Человек, принявший образ призрака, ждет. Тут появляетесь вы и лишаетесь чувств. Но вас, не потревожив, снесли назад в вашу комнату, это означает, что представление предназначалось не для вас. Но для кого в таком случае? Может быть, для Можаева или Дворского? — Шердаков достал новую сигарету, не спеша закурил ее и откинулся на спинку кресла. — Вы принимаете мою версию?