Агата Кристи - Смерть лорда Эджвера Страница 31

— Значит, вы написали ей, — сказал я, откладывая письмо. — Зачем вам это понадобилось, Пуаро? И почему вы попросили ее прислать оригинал письма Карлотты Адамс?

Он оторвался от приложенных к письму Люси Адамс страничек.

— Честно говоря, не знаю, Гастингс. Но у меня была странная надежда, что оригинал поможет объяснить необъяснимое.

— Но текст остается текстом! Карлотта Адамс отдала письмо горничной, горничная опустила его в почтовый ящик. Все просто. И текст читается совершенно естественно.

Пуаро вздохнул.

— Знаю-знаю. В этом и состоит трудность. Потому что письмо, каким мы его прочитали, Гастингс, неправдоподобно!

— Чушь!

— Да-да, уверяю вас! Ведь ясно же, что некоторые вещи должны происходить — они вытекают одна из другой, подчиняясь логике событий. А это письмо.., оно не согласуется с тем, что происходило. Здесь какая-то неувязка. Но кто в ней виновен: письмо или Эркюль Пуаро? Вот в чем вопрос.

— Неужели вы допускаете возможность, что виноват Эркюль Пуаро? — спросил я, стараясь не выходить за рамки приличий.

Пуаро бросил на меня взгляд, исполненный укоризны.

— Да, порой я ошибаюсь — но не теперь! А следовательно, если письмо кажется не правдоподобным, оно не правдоподобно. Оно содержит в себе некий факт, ускользнувший от нашего внимания. И я намерен выяснить, какой именно.

После чего он, вооружившись лупой, вернулся к оригиналу, передавая прочитанные листки мне. Я ничего примечательного в них не находил. Они были исписаны твердым, разборчивым почерком, и слово в слово соответствовали тому, что мы читали в телеграфном сообщении.

Пуаро глубоко вздохнул.

— Все подлинно.., и написано одной рукой, никаких подчисток. И тем не менее, как я уже сказал, оно не правдоподобно…

Он замолчал и протянул руку за листками. Я отдал их ему, и он снова занялся их изучением.

И вдруг я услышал крик.

К тому времени я уже встал из-за стола и, подойдя к окну, разглядывал серое, предвещавшее дождь небо, но его крик заставил меня обернуться.

Пуаро буквально дрожал от возбуждения. Его глаза светились зеленым кошачьим блеском, палец, которым он указывал мне на что-то, трясся.

— Видите, Гастингс? Скорее.., посмотрите сюда! Я подбежал к нему. На столе были разложены листки письма, но я по-прежнему не увидел в них ничего необычного.

— Смотрите же! Все листки имеют ровные края — они одинарные. Но у этого один край немного поврежден — он был оторван. Понимаете, что я имею в виду? Это был двойной лист, а значит, одна страница письма отсутствует.

Вид у меня был, я полагаю, преглупый.

— Но как это может быть? Письмо, в таком случае, должно было потерять смысл.

— Нет-нет! Оно приобрело новый смысл, вот в чем была идея. Прочтите и вы поймете. Я склонился к письму.

— Видите? — говорил Пуаро. — Листок кончается на том месте, где она говорит о капитане Марше. Она жалеет его, и дальше — «Ему понравилось мое представление, И он…» тут листок кончается, и на следующем мы читаем: «говорит: „Сам бы лорд Эджвер ничего не заметил…“ Но между ними был еще один лист! И „он“ следующей страницы — необязательно „он“ предыдущей. В, действительности — это совсем другой человек. Он-то и предложил ей пари. Заметьте, имени здесь нет. Ах, c'est epatant![69] Каким-то образом убийца завладевает письмом и видит, что оно с головой его выдает. Первая мысль — избавиться от письма, но затем он читает его вновь и видит, что оно может сослужить ему хорошую службу. Он вырывает одну страницу, и письмо превращается в обвинение против другого человека — человека, который был заинтересован в смерти лорда Эджвера. Это был просто подарок, бесценный сюрприз!

Признаюсь, я смотрел на Пуаро с восхищением, хотя нельзя сказать, что он убедил меня в своей правоте. Разве не могла Карлотта писать на листке, половина которого была оторвана раньше? Но Пуаро был так счастлив, что у меня не хватило духа подсказать ему столь прозаическое объяснение. И в конце концов он мог быть прав.

Тем не менее я попытался обратить его внимание на вопрос, который естественно возникал из этой теории.

— Но каким образом этот человек, кто бы он ни был, завладел письмом? Мисс Адамс сама вынула его из сумочки и отдала горничной. Так, по крайней мере, утверждает горничная.

— Значит, мы должны предположить две возможности. Либо горничная лжет, либо в течение вечера Карлотта Адамс виделась с убийцей.

Я согласно кивнул.

— Мне кажется, что вероятнее второе. Нам до сих пор неизвестно, где находилась Карлотта Адамс после того, как она ушла из дома и перед тем, как сдала портфель на Юстонском вокзале. Я думаю, что в это время она встретилась с убийцей в заранее условленном месте — возможно, они вместе поужинали. Он дал ей последние наставления. Может быть, она несла письмо в руке, собираясь опустить его. Может быть, она положила его возле своей тарелки в ресторане. Он видит адрес и настораживается. Затем незаметно кладет письмо в карман, находит повод выйти из зала, открывает его, читает, отрывает страницу и либо вновь потихоньку кладет его на стол, либо отдает ей со словами, что она обронила его. Как это произошло, не так важно, но два вывода для меня очевидны. Карлотта Адамс виделась с убийцей до или после убийства (у нее было время и после «Корнер-хаус»), а кроме того, я полагаю — возможно ошибочно — что тогда же убийца подарил ей золотую шкатулку. Если я прав, то убийца — Д.

— Не понимаю, при чем здесь золотая шкатулка.

— Послушайте, Гастингс. Карлотта Адамс не принимала веронал. Так утверждает Люси Адамс, да и я полагаю, что это правда. Она была спокойной, здоровой девушкой, не расположенной к подобного рода пристрастиям. Ни друзья, ни горничная не видели у нее прежде этой шкатулки. Почему же тогда она оказалась у нее в сумочке? Потому что кто-то хотел создать видимость, что она принимала веронал, причем достаточно долго, по крайней мере полгода. Представим себе, что она встретилась с убийцей после убийства. Он наливает ей вина, предлагает отпраздновать выигрыш пари, и она не знает, что в ее вине столько веронала, что она уже никогда не проснется.

— Ужасно, — сказал я, вздрогнув.

— Да уж чего хорошего, — сухо отозвался Пуаро.

— Вы собираетесь рассказать об этом Джеппу? — спросил я через минуту-другую.

— Не сейчас. Что я ему скажу? И что мне ответит наш милый Джепп? «Очередной миф! Она просто взяла лист, половина которого уже была оторвана». C'est tout.[70]

Я виновато опустил глаза.

— Мне нечего будет возразить ему, потому что это действительно могло быть так. Но я знаю, что это не так, потому что не должно быть так.

Он замолчал и мечтательно улыбнулся.

— Подумайте, Гастингс, если бы это был аккуратный человек, человек порядка и метода, он бы отрезал страницу, а не оторвал ее. И мы ничего бы не заметили. Ничего!

— Значит, мы можем предположить, что он — человек безалаберный, — сказал я, улыбаясь.

— Нет-нет. Он, скорее всего, спешил. Видите, как неаккуратно оторвано? Да, у него наверняка было мало времени.

И, помолчав, Пуаро добавил:

— Я думаю, вам ясно, что у этого Д. — прекрасное алиби.

— Не понимаю, какое у него вообще может быть алиби, если сначала он убивал лорда Эджвера на Риджент-гейт, а потом встречался с Карлоттой Адамс?

— В том-то все и дело, — ответил Пуаро. — Ему нужно неопровержимое алиби, и он, без сомнения, о нем позаботился. И еще одно: действительно ли его имя начинается с Д., или это первая буква прозвища, которое было ей известно?

И добавил после паузы:

— Человек, имя или прозвище которого начинается с Д. Мы должны найти его, Гастингс, мы должны найти его.

Глава 24

Новости из Парижа

Следующий день начался с неожиданного посещения.

Мне стало жаль Аделу Марш, как только я ее увидел. Ее большие темные глаза казались еще темнее и больше, чем прежде. Под ними залегли черные круги, как будто она провела бессонную ночь. Тяжело было видеть столь измученное, несчастное лицо у совсем молоденькой девушки, почти ребенка. Пуаро усадил ее в кресло.

— Я пришла к вам, мосье Пуаро, потому что не знаю, как быть дальше. Если бы вы знали, как мне тяжело!

— Да, мадемуазель, — серьезно, с сочувствием произнес Пуаро.

— Я знаю, что вы сказали Рональду в тот день. Я имею в виду, когда его арестовали. — Она поежилась. — Он говорил, что вы вдруг подошли к нему, как раз когда он сказал, что ему наверняка никто не верит, и сказали: «Я вам верю». Это правда, мосье Пуаро?

— Правда, мадемуазель, именно так я и поступил.

— Понимаю, но я хотела спросить, правда ли, что вы действительно так думаете? То есть вы верите ему?

От волнения она вся подалась вперед, крепко сжав руки.

— Да, мадемуазель, — спокойно ответил Пуаро. — Я верю, что ваш кузен не убивал лорда Эджвера.

— О! — Ее щеки порозовели, а глаза раскрылись еще шире. — Значит.., значит, вы считаете, что это сделал кто-то другой?