Рекс Стаут - Праздничный пикник (сборник) Страница 31

– Но вы никогда не стояли на ящике бок о бок с принцем крови. И это ваш единственный шанс. Моя бабушка, вдовствующая королева, сейчас соизволит лично выйти из церкви. Я должен запечатлеть сей бессмертный миг. Не беспокойтесь, я встану на самый краешек и постараюсь не дрыгать конечностями.

Она посмотрела на меня сверху вниз:

– Мне, право, больно вам отказывать, ваше высочество, но это не мой ящик. Мне одолжил его шеф, и он…

– Эй, Арчи Гудвин!

Голос донесся сзади, так что мне пришлось обернуться. В двух шагах дальше по тротуару я увидел сразу несколько таких ящиков. Эти постаменты облюбовали какие-то типы с фотоаппаратами. Тот, что окликнул меня и теперь глупо ухмылялся, стоял сразу на двух ящиках, опираясь правой ногой на один, а левой – на другой. Он раскрыл пасть и проквакал:

– Вы меня не помните?

– Отчего же, как раз помню. «Газетт». Джо. Джо Меррик… Нет, секундочку… Херрик! Джо Херрик. Это вы столь любезно одолжили ящик даме?

– Конечно. Разве можно отказать такой? Вы только посмотрите на нее!

– Уже имел удовольствие. Вы не возражаете, если я составлю ей компанию?

– Это ей решать. Я, конечно, предпочел бы сам составить ей компанию, но вы меня опередили. А что вы тут делаете? Где трупы?

– Никаких трупов. Я просто тренируюсь, чтобы не потерять форму.

Я повернулся к моей сопернице, чтобы сообщить о том, что договорился с боссом, но в эту секунду все как по команде вскинули фотоаппараты, нацелившись на выход из церкви, в котором показались люди. Служба закончилась.

Я оперся левой ногой о край ящика строптивой красавицы, оттолкнулся от асфальта и со свойственной мне ловкостью поставил правую ногу на край соседнего ящика, раскинув конечности, словно распластанный цыпленок. Поза не самая удобная и изящная, зато все видно и головы зевак не мешают.

Я бросил взгляд в сторону и удостоверился, что Мурлыка уже выбрался из ниши и пробился в передние ряды зрителей, толпившихся перед церковью Святого Фомы.

Вот они, голубчики, все как на подбор, на любые вкусы. Мужчины в праздничных тройках, визитках и костюмах свободного кроя, в цилиндрах и шляпах, больше половины без пальто. Женщины разодеты, как на балу: роскошные меха, украшения, платья, жакеты, манто, накидки, всевозможные шляпки.

Я щелкнул какую-то парочку, чтобы разогреть фотокамеру, и в следующий миг уже решил было, что засек свою цель. Однако я обознался. И мужчина был вовсе не Миллард Байноу, и в петлице у женщины при ближайшем рассмотрении оказалась вовсе не ванда, а фаленопсис.

И вдруг я увидел ее! Сомнения отпали. Она приближалась ко мне, сопровождаемая двумя мужчинами. Один, шедший по правую руку, был Миллард Байноу. Ее манто – не то соболь, не то длинношерстный хомячок или нечто в этом роде – распахнуто, а слева на груди красуется побег длиной дюймов десять с ярко-розовыми цветками. Сама женщина под стать цветку, без сомнения ярчайшая из всех, на кого я успел положить глаз за сегодняшний день.

По мере того как она приближалась, я отщелкивал кадр за кадром, но все это время в моем мозгу крутилась мысль: нельзя придумать лучшего аргумента для женитьбы на той, что моложе тебя на целых двадцать лет. Неудивительно, что Миллард Байноу перед ним не устоял.

Подав Мурлыке условный знак, я снова поднес фотоаппарат к глазам, из-за чего и пропустил все случившееся в следующие две секунды. Хотя за одно мгновение готов поручиться – то, в которое я нажал на кнопку, чтобы сделать очередной снимок.

Я предупредил Мурлыку, чтобы он ничего не предпринимал, пока все камеры нацелены на миссис Байноу (а по выходе из церкви это должно случиться с неизбежностью). Да и почетный эскорт с двух сторон не позволил бы ему совершить свою гнусную выходку.

Однако, судя по всему, мечты о второй сотне вскружили Мурлыке голову. Я заметил, что он пробирается вперед, поближе к жертве. Распознав в видоискателе его голову и руку, я увидел также руку мужчины, идущего по левую сторону от миссис Байноу: он пытался оттолкнуть Мурлыку.

Я тут же соскочил с ящиков и устремился вперед, намереваясь ухватить незадачливого воришку за фалды и оттащить прочь, но Мурлыка уже успел раствориться в толпе. Миссис Байноу выглядела расстроенной – даже закусила губу, а спутники наперебой задавали ей вопросы. Она помотала головой, что-то сказала мужу, и они продолжали идти в торжественной процессии. Побег с розовыми цветками красовался на прежнем месте.

Я оглянулся по сторонам и среди моря шляп и спин разглядел Мурлыку, который, прижимаясь к рельсам ограждения, крался следом за четой Байноу. Слабонервный охотник преследовал вожделенную добычу.

С моей стороны было бы верхом неосторожности попытаться вправить ему мозги при свидетелях, даже если бы у меня имелось что ему сказать. В любом случае мы условились, что злодействует Мурлыка строго в одиночку. Однако выступать безучастным наблюдателем мне не возбранялось, и я засеменил следом за процессией, держась примерно в восьми рядах шляп позади Мурлыки и рядах в пятнадцати позади преследуемого им трио.

Никто, похоже, никуда не спешил. Пятая авеню, сами понимаете, была закрыта для транспорта, но один из лимузинов Байноу наверняка поджидал нашу троицу на Мэдисон-авеню, так что времени у Мурлыки оставалось в обрез.

На перекрестке с Пятьдесят четвертой улицей процессия стала пересекать Пятую авеню и продвигалась довольно медленно, поскольку участники парада шли здесь только по трое в ряд. К тому времени как чета Байноу и их спутник достигли противоположного тротуара, Мурлыка уже подобрался к ним футов на восемь – десять. Я же предусмотрительно держался чуть поодаль.

Это случилось, когда они прошагали уже ярдов пятьдесят по Пятьдесят четвертой улице – примерно на полпути до Мэдисон-авеню. Толчея чуть поослабла, но народу все равно была тьма – яблоку упасть негде.

Мурлыка уже наседал троице на пятки, да и я не слишком отставал, как вдруг миссис Байноу резко остановилась, схватила мужа за руку и сдавленным голосом пролепетала: «Я больше не могу! Я не хотела… здесь, на улице… Я не могу дышать! Мил, ты…» Потом отпустила его руку, выпрямилась, напряглась, содрогнулась и рухнула как подкошенная. Спутники успели подхватить ее, но миссис Байноу забилась в конвульсиях и, вырвавшись из их рук, упала на тротуар.

И тут из кольца обступивших ее людей вылетел Мурлыка, сорвал с груди женщины орхидею и, опрометью кинувшись обратно, бросился бежать в сторону Мэдисон-авеню.

Мне оставалось только одно, что я и сделал: устремился следом за Мурлыкой. Во-первых, взбреди кому-нибудь в голову преследовать Мурлыку, вид уже начавшейся погони мог отвратить добровольца от этой затеи. Во-вторых, я просто воспользовался благоприятным предлогом, чтобы улизнуть.

Хотя я уже не пролетаю стометровку за 10,7 секунды, бегаю до сих пор прилично. Но и Мурлыка мчался, как перепуганный заяц, не чуя под собой ног. Когда он добежал до Мэдисон-авеню, я отставал шагов на десять.

Мурлыка завернул за угол и, не сбавляя хода, подлетел к остановившемуся такси, из которого как раз высаживались пассажиры. Он вцепился в ручку дверцы, но я уже был тут как тут. Мы кубарем влетели внутрь и плюхнулись на заднее сиденье.

Таксист повернул голову и лениво осведомился:

– Привидение встретили, что ли?

– Угу, – промычал я, пытаясь отдышаться. – Мой приятель никогда прежде не посещал церковь, а тут вот заглянул, но при виде певчих вдруг перепугался и дал деру. Дом девятьсот четырнадцать по Западной Тридцать пятой улице.

Таксист снова повернулся, оглядел всю улицу, поискав взглядом полицейских или иных преследователей, потом пожал плечами, хмыкнул, и мы покатили.

Когда мы проехали квартал, Мурлыка разинул было пасть, чтобы что-то сказать, но я пригвоздил его к сиденью свирепым взглядом, и он покорно заткнулся. У таксистов обычно острый слух, даже излишне острый, а мне бы не хотелось оставлять за собой лишние следы. Мы и без того уже влипли по самые уши. Поэтому таксисту так и не довелось что-либо услышать. Всю дорогу, вплоть до тех пор, пока машина не остановилась перед нашим старым особняком, ни один из нас не раскрывал рта.

Я первым преодолел семь ступенек крыльца, отпер своим ключом наружную дверь и впустил Мурлыку в прихожую. Отправив на вешалку пальто и шляпу, я повернулся к Мурлыке, чтобы принять его верхнюю одежду, но воришка не спешил с ней расставаться. Он осторожно запустил руку в левый карман пальто и бережно, держа стебель двумя пальцами, извлек из него розовую орхидею.

– Вот она, – гордо заявил он. – Выкладывайте башли. Я спешу.

– Попридержи лошадей, – сказал я. – Мне еще нужно достать наличные.

Пристроив на вешалку его пальто, шляпу на полку, я провел его в гостиную и велел ждать, а сам проследовал в кабинет.

Вульф восседал за столом, заваленным кусками воскресной газеты. Он придирчиво осмотрел меня, убедился, что я с пустыми руками, если не считать фотоаппарата, и рявкнул: