Джорджетт Хейер - Смерть шута Страница 32

– Дорогая моя, неужели снова весь этот ужас? – пробормотал Обри. – Он выглядит как плохое второе издание нашего папаши...

– Да, но мне на это было бы наплевать, если бы эта маленькая сволочь не была его внебрачным сынком! – мрачно отвечала Чармиэн.

Машина развернулась, и они поехали. Обри грациозно развалился на сиденье лимузина, отдыхая, а Чармиэн напряженно всматривалась в окошко машины. Казалось, ей было неприятно просто так сидеть и ничего не делать. Помолчав, она проронила:

– Я никогда не обращала внимания на близнецов, считая их ниже всякой разумной критики. По-моему, они не прочли в жизни ни одной книги. Интересно, чем они нынче занимаются?

Они обменялись очередными ничего не значащими колкостями, после чего Чармиэн добавила:

– Если бы отец не женился второй раз, я осталась бы в этих местах на всю свою жизнь...

– Ты хочешь сказать, что ты чем-то чувствуешь себя обязанной Фейт? Или, наоборот, сожалеешь о том, что уехала? – переспросил Обри.

– Как сказать. Просто я не способна играть вторую скрипку ни в чем. И уж конечно, у меня нет ни малейшего желания бросать мою интересную жизнь в Лондоне и снова опускаться в эту трясину.

Она помолчала и добавила:

– А все-таки в этих полях, в этих мельницах есть какой-то неповторимый шарм! Иногда мне хочется-таки сюда вернуться...

Обри посмотрел на нее с недоумением.

– А эта свежесть, поднимающаяся с берегов Мура! А это сено в скирдах, а этот простор... Нет, в гостях хорошо, а дома все-таки...

– Дорогая, стоит ли быть столь сентиментальной? – заметил Обри. – Глядя на тебя, не подумаешь, что ты...

– Ладно. Все-таки слава Богу, что я оторвалась от папаши хотя бы в финансовом отношении! – прокашлялась Чармиэн.

– Да, моя милая, – заметил Обри едко. – А вот каково мне, писателю, творцу, чувствовать свою постоянную связь с отцом? И ехать сюда, на край света, только затем, чтобы привлечь его внимание к моим проблемам и маленьким долгам!

– Почему бы тебе не написать книгу, которая станет хорошо продаваться?

– О, но ведь ты не хочешь менять свою лондонскую жизнь, не правда ли, изменять своим привычкам и ВКУСАМ? Так же и я – но я вынужден к этому коварством, которое сродни коварству филистимлян... Ведь истинное искусство не продается и никогда не может быть продано!

– Ладно, ты не хочешь торговать своим искусством, но продай тогда своих гончих и перестань заниматься скачками!

– Боже мой! Я вовсе не это имел в виду! – мягко заметил Обри. – Я просто терпеть не могу набивших оскомину житейских советов, которые изрекают так называемые практичные люди... Не будем больше об этом.

Чармиэн презрительно его осмотрела, и дальше они ехали в молчании.

В Тревелине их встретили, каждый сообразно своему обыкновению. Ингрэм раздраженно воскликнул: «А, черт, я и забыл, что вы сегодня собирались заявиться!», Раймонд коротко кивнул и ушел по делам, а Юджин, благодушно поприветствовав, завел с ними долгие витиеватые разговоры. Клара сказала сквозь зубы, что рада их видеть, и только одна Фейт сказала им: «Добро пожаловать в отчий дом!»

Чармиэн пожимала всем руку крепко, по-мужски, потом оглянулась и швырнула свою мужскую шляпу в кресло.

– Ну здравствуйте. Надеюсь, все вы в добром здравии. А, Клей, ты уже поднялся с постели? Отрадно. А Юджин, как всегда, жалуется на свои болячки? Тоже ладно. Как там отец?

– Боюсь, что он не очень здоров все последнее время, – сказала Фейт.

– Пьет, значит, – постановила Чармиэн. – А поднос у вас почернел, почернел... Нет, вы положительно разбаловали слуг, особенно ОДНОГО из них! Ясно, что Фейт не может заставить ЕГО работать эффективно, а Клара... не обладает необходимыми качествами домохозяйки. Мне кажется, Вивьен, что только вы могли бы этим заняться и приструнить ЕГО. И кроме того, каминная решетка у вас не чищена с того самого дня, как я была здесь в последний раз!

– Это не мой дом, и я не вижу, почему это я должна участвовать в его приведении в нормальное состояние! – язвительно отвечала Вивьен.

– Видишь ли, Чармиэн, у меня опять нелады с желудком! – пожаловался шутливо Юджин. – У Вивьен много забот в связи с этим, не забывай! Но, я надеюсь, ваш визит к нам будет не слишком длительным и не слишком ВАС утомит, и кроме того, если уж говорить о порядке, то носки Обри представляют собой гораздо более вопиющее зрелище, нежели наша каминная решетка...

Обри пожал плечами.

– Что ты понимаешь в носках, Юджин! Ведь мои носки – это целая поэма из шелка! Ты жесток!..

– Да ну вас всех к черту! – зарычал Ингрэм. – Всякий раз, когда начинается эта тошнотворная болтовня, мне хочется бежать на край света! Как вы отвратительны!

– О нет, это всего лишь моя манера беседы! – с тихим смехом отвечал Обри. – И потом, ты ведь знаешь, КАК я тебя люблю, Ингрэм! И я чувствую, КАК вы все нас любите, дорогие мои!

Ингрэм побагровел и стал бормотать под нос, что лучше бы Обри был поосторожнее с деньгами и расходами на свои чертовы носки, Клара сказала, что не надо ссориться, а Клей подумал, отчего это он не может за себя постоять так элегантно, как это делает Обри, и глубоко вздохнул...

Глава двенадцатая

К тому моменту, как Обри пробыл в Тревелине полные сутки, вся семья уже искренне желала, чтобы он как можно скорее убрался восвояси. Близнецам было достаточно взглянуть на его по-женски длинные и завитые волосы, цветастый галстучек и носочки, чтобы почувствовать себя дурно. Когда они попытались завести беседу о лошадях и конюшне, Обри, переглянувшись с Чармиэн, совершенно непринужденно заговорил о своем юмористическом ревю. После обеда он закурил русскую папиросу с длиннющим мундштуком, заметив вскользь, что сигары, которые курят некоторые грубые молодые люди, слишком крепки для мыслящего человека.

– Ну, что мы будем делать? – спросил он. – Если бы пианино было настроено, а я уверен в обратном, то я мог бы поиграть. Или нам всем предстоит набиться в отцовскую комнату, как было заведено лет сто назад?

– Да, именно так, – подтвердил Раймонд. – И не советую тебе говорить в таком тоне с отцом.

– Конечно, я вовсе не собираюсь его сердить, о нет! Он ведь будет так рад видеть своего маленького Обри! Я всегда был единственным немужественным человеком в семье, за что меня и любили, мда...

– До того как ты пойдешь к отцу, я хотел бы побеседовать с тобой наедине. Пойдем-ка ко мне в контору, – сухо сказал Раймонд.

– А надо ли? – взмолился Обри. – Я очень, очень тебя люблю, Раймонд, но сказать мне тебе нечего, увы! Тебе-то я не особенно нравился всегда, а тяжелые разговоры на повышенных тонах очень повредят моей тонкой натуре...

Раймонд молча встал и направился в дальнюю комнату дома, которую он использовал под свою контору. Обри обратился к присутствующим с потешной гримасой, разводя руками:

– Неужели я обидел его? Надеюсь все же, что нет... – и поплелся следом.

В конторе Раймонд не стал тратить времени на пустые разговоры, а лаконично известил Обри о состоянии финансов семьи. Обри сидел тихо и робко, поскольку не понимал в этих закладах, рентах и процентах кредита ровно ничего.

– Ладно, не прикидывайся дурачком! – сказал Раймонд. – Тебе следует понять только одно – доходы поместья не могут покрыть твоих денежных запросов, вот и все. Я не знаю твоих денежных перспектив, но надеюсь, что они неплохи. После смерти отца тебе достанется некоторая сумма денег, но предупреждаю тебя, что сверх этого ты не получишь от меня ни пенни. А сейчас отец либо заплатит твои долги в качестве предварительного взноса по завещанию, либо нет. Если он послушает моего совета, то не заплатит.

– О, надеюсь, что он не прислушается к твоему совету, не обижайся, но я очень на это надеюсь...

– Если он пойдет на это при нынешнем состоянии дел в поместье, то придется, как ни крути, отстранить его от управления нашим хозяйством. Боюсь, что в ближайшие дни он вообще выкинет такие безумные штучки, что даже дурак Лифтон будет готов присягнуть, что папаша сбрендил. А когда это случится, то вы с Юджином и Ингрэмом можете оказаться без всякой финансовой поддержки и будете вынуждены пойти работать. Понятно?

– Я так и знал, что разговор с тобой не доставит мне большого удовольствия! – вздохнул Обри. – Ты так груб и прямолинеен! Я понимаю, почему отец хочет, чтобы я жил здесь, – это внесло бы некоторый дух культуры и согласия в вашу жизнь...

– А что, он говорил тебе об этом? – нахмурился Раймонд.

– Да, и весьма определенно. Но если он не заплатит мои долги, положение станет довольно щекотливым...

– Тебе надо продать своих лошадей и заплатить свои долги! – сказал Раймонд.

– И это говоришь ты, Пенхоллоу?! – потрясенным тоном переспросил Обри.

– Но, насколько мне известно, ты покупаешь лошадей за три-четыре сотни фунтов! Это просто выше разумных пределов! Ты живешь не по средствам. Я не собирался заполучить тебя на свою шею здесь, но если ты каждый год станешь выклянчивать из отца по нескольку сотен фунтов, мне будет дешевле содержать тебя в Тревелине, ей-богу!