Агата Кристи - Тайна семи будильников Страница 32

ГЛАВА XXIV

ЮЛА РАЗМЫШЛЯЕТ

Было ясно, что суперинтендант Баттл не ожидал такого поворота дел. Он задумчиво поскреб подбородок.

— Сэр Освальд прав, Баттл, — сказал Джордж. — Этот Бауэр и есть преступник. Как вы полагаете, можно его поймать?

— Кто знает, сэр. Все это, правда, выглядит подозрительно. Но, возможно, он снова объявится, я имею в виду, в Чимнизе.

— Вы считаете это возможным?

— Вряд ли, конечно, — признался Баттл. — Похоже, что Бауэр именно тот, кого мы ищем. Однако не пойму: как ему удалось проникнуть сюда и ускользнуть отсюда незамеченным?

— Я уже высказывал свое мнение о ваших дежурных, — напомнил Джордж. — Совершенные растяпы. Это, конечно, не ваша вина, суперинтендант, но… — Он сделал красноречивую паузу.

— Ничего, валяйте, я выдержу, — добродушно отозвался Баттл. — Я выносливый.

Он покачал головой и вздохнул:

— Мне надо срочно позвонить, извините меня, джентльмены. Да, мистер Ломакс, вы уж простите меня, кажется, я действительно опростоволосился с вашим поручением. Но все это крайне странно. Вы даже не представляете, как это меня удивляет!

Он поспешно вышел из библиотеки.

— Пойдем в сад, — позвала Джимми Юла. — Мне надо поговорить с тобой.

Они вышли. Джимми, нахмурившись, рассматривал газон.

— В чем дело? — спросила Юла.

Джимми рассказал, как по просьбе Баттла бросали в окно пистолет.

— Интересно, — заключил он, — зачем старику Баттлу понадобилось, чтобы пистолет бросил Кут. Неспроста! Готов поклясться! Но, во всяком случае, Кут забросил его на десять ярдов дальше, чем вор. Знаешь, Юла, этот полицейский не глуп!

— Он удивительный человек, — согласилась Юла. — Я как раз хочу рассказать тебе о вчерашнем.

И она передала Джимми свой разговор с суперинтендантом о графине. Джимми был весь внимание.

— Значит, графиня и есть Номер Один, — сказал он задумчиво. — Тогда все сходится. Номер Два — Бауэр — является сюда из Чимниза. Он залезает по стене в комнату О’Рурка, так как знает, что О’Рурка уже накачали снотворным. Скорей всего, это каким-то образом исхитрилась сделать графиня. Они договорились, что Бауэр бросит из окна бумаги графине, которая будет стоять на стреме внизу. Она с ними быстренько смоется через библиотеку к себе в спальню. Если Бауэра сцапают, когда он будет выбираться из Аббатства, при нем ничего нет. Недурно задумано, да только все сорвалось. Не успела графиня спуститься в библиотеку, как объявился я, пришлось ей укрыться за ширмой. Жутко некстати для нее, ведь она не могла предупредить своего напарника. Номер Два хапнул схемы, выглянул из окна, решил, что видит графиню, бросил ей бумаги и начал спускаться по плющу, но вдруг — какое невезение! — напоролся на меня. Я стоял у окна и словно специально поджидал его. Представляешь, как дергалась графиня за ширмой? Если учесть все это, она еще здорово выкрутилась, поведав нам свои сказки. Да, теперь все сходится, не придерешься.

— Слишком уж хорошо сходится, — решительно возразила Юла.

— То есть? — удивился Джимми.

— А куда делся Номер Семь? Тот Номер Семь, который никогда никому не показывается, но незримо присутствует на заднем плане? Графиня и Бауэр, говоришь? Нет. Все не так просто, как кажется. Да, я согласна, Бауэр явился сюда вчера вечером. Но явился только на случай, если вдруг все сорвется, как оно и получилось. У него одна роль: он — подсадная утка, отвлекает внимание от Номера Семь — главаря.

— Слушай, Юла, — обеспокоился Джимми, — ты, наверное, начиталась всяких книжек про сыщиков, а?

Юла с высоты собственного достоинства смерила его укоризненным взглядом.

— Ну ладно, — сказал Джимми, — просто, в отличие от Красной Королевы, я не могу поверить сразу шести небылицам до завтрака[8].

— Мы уже завтракали, — поправила его Юла.

— И даже после. Посуди сама. У нас прекрасная гипотеза, она все объясняет, а ты ни за какие деньги не хочешь ее принять только потому, что тебе обязательно нужно все запутать, как в старой загадке.

— Ничего не могу поделать, — сказала Юла. — Я ни минуты не сомневаюсь, что таинственный Номер Семь находится сейчас здесь, рядом.

— А Билл что думает?

— Билл, — холодно ответила Юла, — не способен что-либо думать.

— Ну уж! — воскликнул Джимми. — Но, надо полагать, ты рассказала ему о графине? Его же надо предупредить. Иначе он ей черт знает что ляпнет.

— Да он о ней ничего слышать не желает, — возразила Юла. — Он просто сбрендил! Хоть бы ты просветил его насчет этой родинки.

— Не забудь, что в клубе «Семь Циферблатов» пряталась в шкафу ты, а не я, — сказал Джимми. — И вообще, я предпочел бы не обсуждать с Биллом родинки его приятельниц. Но все-таки неужели он совсем спятил и не видит, как все складывается?

— Спятил бесповоротно, — горько сказала Юла, — и ты, Джимми, совершил большую ошибку, рассказав ему все, что я узнала.

— Очень сожалею, — отозвался Джимми, — но тогда мне это и в голову не приходило. Конечно, теперь я вижу, что свалял дурака, но кто бы мог подумать, что наш Билл…

— Ну ты же знаешь этих иностранных авантюристок, — вступилась Юла. — Уж если они за кого возьмутся…

— По правде говоря, я их совсем не знаю, — сказал Джимми. — За меня никто из них никогда не брался, — вздохнул он.

Они помолчали. Джимми обдумывал то, что услыхал от Юлы. И чем больше думал, тем невероятнее все казалось.

— Ты говоришь, Баттл просит не спугнуть графиню? — обратился он в конце концов к Юле.

— Да.

— Поскольку они надеются, что она выведет их на кого-нибудь поважнее?

Юла кивнула.

Джимми нахмурился еще сильней, пытаясь понять, что за этим кроется. Ясно, что Баттл пришел к какому-то своему выводу.

— Сэр Стенли Дигби рано утром уехал в город, так ведь? — спросил он.

— Да.

— И О’Рурк с ним?

— Да, наверное.

— А ты не думаешь… нет, это невозможно!

— Что?

— Что О’Рурк тоже во всем этом как-то замешан?

— Может быть, — рассудила Юла. — Он из тех, кого называют живчиками. Нет, я бы не удивилась, если бы о нем что-нибудь выяснилось. А впрочем, я бы уже ничему не удивилась! Номером Семь может оказаться любой. Ни за кого нельзя поручиться, разве что за одного.

— За кого же?

— За суперинтенданта Баттла.

— Я думал, ты скажешь, за Джорджа Ломакса.

— Тише, вон он!

И действительно, к ним целеустремленно приближался Джордж. Джимми пробормотал какие-то извинения и ретировался. Джордж подсел к Юле:

— Дорогая Эйлин, неужели вы действительно не можете остаться с нами?

— Видите ли, папа, кажется, раскис всерьез. Думаю, мне следует быть рядом с ним и держать его за руку.

— Тем более что прикосновение этой маленькой ручки так целительно! — игриво заметил Джордж, накрыв своими ладонями руку Юлы и пожимая ее. — Дорогая Эйлин, я понимаю ваши дочерние чувства и воздаю вам за них должное. В наши дни, когда не остается ничего прочного, настоящего…

«Ну, поехал!» — с отчаянием подумала Юла.

— …когда дружная семья становится редкостью и рушатся все устои, именно люди нашего класса призваны служить примером, доказывая, что, по крайней мере, мы не подвержены современным тлетворным влияниям. Нас называют Твердолобыми — и я горжусь этим прозвищем, уверяю вас, горжусь! Есть вещи, которые должно отстаивать со всей твердостью! Красота, достоинство, скромность, священные устои семьи, почитание родителей — разве мы не призваны охранять эти твердыни? Как я уже говорил, милая Эйлин, я завидую вашей молодости. Юность! Какое волшебное слово! Какое волшебное время! И как мало мы его ценим, пока не достигаем… э… э… более зрелого возраста. Должен признаться, дитя мое, раньше меня огорчала ваша ветреность. Но теперь я понимаю, что это была очаровательная беспечность ребенка. Сейчас я ощущаю всю красоту и серьезность вашей души. Я надеюсь, вы разрешите давать вам советы относительно вашего чтения?

— О, спасибо, — пролепетала Юла.

— И, пожалуйста, не вздумайте меня бояться! Я был поражен, когда леди Катерхем сказала, что при мне вы робеете. Уверяю вас, я человек самый обычный.

Видя подобное смирение со стороны Джорджа, Юла просто лишилась дара речи. Джордж между тем продолжал:

— Не стесняйтесь меня, дитя мое. И никогда не бойтесь мне наскучить. Ничто не может доставить мне большего удовольствия, чем — если позволите так выразиться — помогать формироваться вашему уму. Я буду вашим наставником в вопросах политики. Никогда еще наша партия не нуждалась так, как сейчас, в талантливых и обаятельных молодых женщинах. Кто знает, быть может, самой судьбой вам предназначено следовать по стопам вашей тетушки — леди Катерхем.

От столь чудовищной перспективы Юла совсем скисла. Она только беспомощно таращилась на Джорджа. Но того это не смущало, напротив. Ведь в женщинах его больше всего раздражала болтливость. Ему весьма редко удавалось найти проникновенных, как он их называл, слушательниц. Он ласково улыбался Юле.