Майк Эшли - Новые приключения Шерлока Холмса (сборник) Страница 32

Что же касается вышеуказанного 1887 года, то начался он для Холмса противостоянием с одним из самых грозных его противников Чарльзом Огастесом Милвертоном, королем шантажистов. Затем последовало “дело о Парадольской комнате”, над которым я продолжаю трудиться, надеясь в будущем вам его представить. После этого Холмс с головой погрузился в запутанное “дело Голландско-Суматранской компании”, результатом чего явились как интригующая “гигантская крыса с Суматры”, так и намек на дерзкие аферы некоего барона Мопертюи. Усилия, которых потребовали от него эти важные расследования, подорвали его здоровье до такой степени, что Ватсон почти силком увез его в Суррей с целью дать ему несколько дней отдыха. Но и там Холмс не преминул тут же взяться за дело, раскрыв местную историю “рейгетских сквайров”. Работа излечила его: за считаные дни он поправился и возвратился в Лондон.

Там он занялся, в частности, делом “Общества нищих-любителей”, записанным Ватсоном лишь спустя несколько лет. В окончательном корпусе его записок, собранных в знаменитом жестяном чемоданчике, этих записей не содержится, найдены же они среди других его бумаг книготорговцем Робертом Вайнбергом, о чьих собственных изысканиях я расскажу позже. Тот продал эти записи Джону Бетанкуру, с чьей помощью и восстановлен весь сюжет.

Как я уже писал, первые годы моего совместного проживания с мистером Шерлоком Холмсом принадлежат к числу самых интересных периодов моей жизни. Из всех дел, как общественных, так и частных, занимавших его в то время, было одно, описать которое я долгое время не решался. Несмотря на хитроумный ход расследования, завершившегося, как я искренне полагаю, вполне удовлетворительно, что лишний раз делает честь моему другу, сама причудливость сюжета препятствовала моему стремлению рассказать о нем широкой публике. Однако теперь, я чувствую, настало время изложить факты касательно мистера Оливера Пендлтона-Смайта и весьма странной организации, к которой он принадлежал.

Первая наша встреча с ним, если это можно назвать встречей, в моей записной книжке датируется вторником 24 апреля 1887 года. Мы тогда завершили одно очень секретное и щекотливое дело (о котором я не вправе писать), и мощный ум Холмса был, по-видимому, все еще всецело занят им: Холмс был рассеян и отстранен, и я понимал, что мыслью он неизбежно вновь и вновь возвращается к пережитому. Я опасался даже, что друг мой может прибегнуть к уже известному ему стимулятору – опиатам, дабы взбодриться и отвлечься.

По этой причине я почувствовал облегчение, когда миссис Хадсон объявила о посетителе – мужчине очень настойчивом, но отказывающемся себя назвать. Мужчина требовал встречи с Холмсом.

– Темное пальто, шляпа, низко надвинутая на лоб, и черная трость? – осведомился Холмс из своего кресла, не отрываясь от книги.

– Верно! – воскликнула миссис Хадсон. – Верно! Как это вы догадались?

Холмс взмахнул рукой с явным неодобрением:

– Он больше часа простоял на другой стороне улицы, глядя на наши окна. Когда я закуривал трубку у окна, я не мог его не заметить, а доставая только что книгу, увидел его опять.

– А что еще вы можете сказать о нем? – спросил я, выглянув из-за моей “Морнинг пост”.

– Лишь то, что он армейский полковник, недавно вышедший в отставку после службы в Африке. Человек со средствами, хотя не имеет ни титула, ни состояния.

– На то, что он военный, – раздумчиво начал я, – вам, конечно, указала его выправка, ну а дерево, из которого изготовлена трость, а вдобавок и его одежда могли навести вас на мысль о службе в Африке. Но из чего вы сделали вывод, что перед вами полковник, видя его не в форме?

– Из того же самого, откуда узнал, что зовется он полковником Оливером Пендлтоном-Смайтом, – отвечал Холмс.

Я отшвырнул от себя листы “Морнинг пост” и с пренебрежением фыркнул:

– Черт! Да вы просто знаете его, вот и все!

– Но это вовсе не так! – И Холмс подбородком указал на газету: – Вам следует с бóльшим вниманием относиться к тому, что у вас перед глазами.

Я взглянул на “Морнинг пост”, которая, упав, раскрылась на странице с рисунком, изображавшим мужчину в военной форме. “Разыскивается полковник Оливер Пендлтон-Смайт”, – гласил заголовок.

– Так вы его примете? – спросила миссис Хадсон.

– Не этим вечером, – отвечал Холмс. – Передайте полковнику Пендлтону-Смайту – не забудьте назвать его имя полностью, хотя, несомненно, приведенный этим в неистовство, он начнет отнекиваться, – передайте, что я приму его завтра, ровно в девять утра и ни секундой раньше или позже. Если он поинтересуется почему, скажите, что я заканчиваю очень важное дело и не могу позволить себе отвлекаться.

И Холмс опять уткнулся в книгу.

– Очень хорошо, сэр, – сказала миссис Хадсон и, покачав головой, вышла и закрыла за собой дверь.

В ту же секунду, как щелкнул замок, Холмс вскочил. Схватив в охапку пальто и шляпу, он знаком велел мне сделать то же самое.

– Поторопитесь, Ватсон, – сказал он. – Нам предстоит следовать за полковником до самой его берлоги.

– Берлоги? – Торопливо накинув пальто, я уже бежал вслед за ним вниз по черной лестнице. – Что вы подразумеваете под “берлогой”?

– Пожалуйста… – Холмс поднял руку, призывая меня к молчанию, и тихонько приоткрыл дверь…

Пендлтон-Смайт поспешал по Бейкер-стрит, сердито взмахивая тростью, как если бы это было мачете. Мы оба скользнули за дверь и закрыли ее за собой. Потом, также вместе, мы перешли улицу и крадучись последовали за полковником. Судя по всему, он направлялся к реке.

– Зачем это все? – спросил я на ходу, стараясь не отставать от Холмса.

– Если бы вы дали себе труд прочесть заметку в “Морнинг пост”, то знали бы, что мистер Пендлтон-Смайт уже два дня как пропал. Предположения самые дурные. В камине его лондонского дома полицией найдены клочки бумаги, но единственное, что удалось на них разобрать, – это название: “Общество нищих-любителей”. Что скажете о таком названии?

– “Нищие-любители”? Попрошайки?

– Истинно так.

– Целое общество любителей попрошайничать? И армейский полковник в отставке оказался втянут в это дело? Немыслимо!

– Я полагаю, – сказал Холмс, – что на вас воздействует современный взгляд на такого рода вещи. В другие эпохи и в других культурах к нищим относились иначе – их презирали, но одновременно и почитали. Думаю, что найденное в камине название – это почти то же самое, что и “Тайное сообщество алчущих подаяния”, шпионская сеть, действительно существующая или, во всяком случае, существовавшая во времена столь давние, что трудно даже представить. Корни этого сообщества простираются далеко вглубь, в древнеримскую историю, и, разветвляясь, достигают России, Индии и Египта.

– Значит, вы считаете, что сообщество это до сих пор существует?

– Я думал, что в Европе оно исчезло еще во времена наших отцов, но выходит, оно живо и опять вынырнуло на свет божий. В последние годы, Ватсон, до меня доходили некоторые намеки, зародившие во мне подозрение, что сообщество это превратилось ныне в мощное орудие зла.

– И Пендлтон-Смайт…

– Это новый Мориарти, держащий в своих руках все нити, использующий общество в личных целях? К счастью, нет. Думаю, что он всего лишь пешка в чьей-то крупной игре, хотя пока что на шахматной доске, где установлены фигуры, я различаю всего несколько клеточек. Мне больше нечего добавить к сказанному, пока я не допрошу Пендлтона-Смайта.

– Ну а чем занимаются эти “алчущие”? Попрошайничают или что-нибудь другое?

– Быстро! – шепнул Холмс и, потянув меня за руку, спрятался вместе со мной за стоявшим кэбом. – Он оглядывается.

Пендлтон-Смайт остановился перед небольшим зданием, где располагались меблированные комнаты. Следя за ним из-за кэба, мы видели, как он задержался на крыльце, посмотрел налево, потом направо, но нас не увидел и скрылся за дверью, закрыв ее за собой.

– Интересно, – произнес Холмс. – И подтверждает мою версию.

– Что он нищий? – спросил я. – Если и так, то он нищий вполне благоустроенный.

– Пендлтон-Смайт ударился в бега и прячется, боясь за свою жизнь, иначе зачем домовладельцу снимать меблированные комнаты в таком захудалом районе?

– Мы его здесь и допросим? – спросил я.

Холмс молчал. Поджав губы, он думал. Минуту спустя я кашлянул.

На следующее утро Холмс барабанил в мою дверь, пока я, с трудом продрав глаза, не отозвался:

– В чем дело, Холмс?

– Уже полседьмого, – отвечал он. – Чайник миссис Хадсон на плите, и завтрак будет готов ровно в семь.

– Господи… – Я сел в постели. – Скажите мне, ради бога, зачем было будить меня в такую рань?

– У нас назначена встреча.

– Встреча? – переспросил я, все еще спросонок. Потом встал и открыл дверь. – Ах да… Пендлтон-Смайт и его нищие-любители, как я полагаю? Но это же в девять! “Ровно в девять” – вы сами сказали!