Агата Кристи - Третья Страница 32

Пуаро снова заглянул в список.

– Ну а мистер Дэвид Бейкер? Его вы для меня проверили?

– Один из нынешних. Мелкая шушера: объединяются в шайки, вламываются в ночные клубы. Существуют на «пурпурных сердечках», героине, кокаине. Девки по ним с ума сходят. А уж над такими, как он, они просто рыдают: до чего тяжелая у него жизнь да какой он гений! Его картин не понимают и не ценят! Ничего, кроме доброй старой сексуальной подоплеки, если хотите знать мое мнение.

Пуаро заглянул в список.

– Вам что-нибудь известно про мистера Рииса-Холленда, члена парламента?

– Политически преуспевает. Язык подвешен очень хорошо. Парочка чуть-чуть неясных сделок в Сити, но он довольно ловко выкрутился. Я бы ему пальца в рот класть не стал. Время от времени загребает порядочные суммы сомнительными способами.

Пуаро добрался до последней строчки в списке.

– Ну а сэр Родрик Хорсфилд?

– Приятный старикан, но маразматик. Что за нос у вас, Пуаро? Куда только вы его не суете, а? Да, у спецслужб хватает хлопот. Из-за нынешнего поветрия на мемуары. Невозможно предсказать, какая на очереди безответственная откровенность. Все старички – и армейские, и другие – наперегонки стараются расписать чужие промахи, да попикантнее! Чаще это никакого значения не имеет, но иногда… ну, вы понимаете. Кабинеты меняют политический курс, и оказывается нежелательным наступать на чью-то любимую мозоль или предать гласности былые проказы, ну мы и пытаемся надеть на старичков намордник. С некоторыми из них это далеко не просто. Но если хотите влезть в это поглубже, обращайтесь к спецслужбам. Только, по-моему, ничего особенно страшного в данном случае нет. Беда в том, что они не уничтожали документы, как полагается. А сохраняли их все. Впрочем, как я уже сказал, тут ничего такого не кроется, однако у нас есть сведения, что некое государство зашебаршилось вокруг этого.

Пуаро глубоко вздохнул.

– Так я вам ничем не помог? – спросил старший инспектор.

– Я очень рад точным сведениям из официальных источников. Но да, то, что я от вас услышал, мне кажется, вряд ли может оказаться полезным. – Он продолжал со вздохом: – Если бы при вас случайно упомянули, что женщина… молодая привлекательная женщина носит парик, как бы вы отнеслись к этому?

– Ну и что? – отозвался старший инспектор Нийл, а потом добавил с легким раздражением: – Моя жена носит парик, когда мы путешествуем. Удобно и экономит много времени.

– Прошу у вас извинения, – сказал Пуаро.

Когда они прощались, старший инспектор спросил:

– Сведения о самоубийстве, которое вас интересует, вы ведь получили? Я распорядился отослать материалы вам домой.

– Да, благодарю вас. Во всяком случае, все официальные бумаги я получил. Голый скелет, так сказать.

– Мне про это напомнило что-то в нашем разговоре. Сейчас соображу. Обычная грустная история. Женщина, любящая удовольствия, мужское общество, денег на жизнь вполне хватает, никаких особых волнений, пьет слишком много, тихо катится под гору. И тут она фиксируется на своем здоровье, как я это называю. Ну, знаете, вбивают себе в голову, что у них рак или еще какая-нибудь пакость. Обращаются к врачу, он заверяет их, что они вполне здоровы, возвращаются домой и остаются при прежнем убеждении. Хотите знать мое мнение, так причина в том, что они перестают привлекать мужчин и чувствуют это. Оттого и мучаются. Все время та же история. Страдают от одиночества, бедняги. Вот так и миссис Шарпантье… Не думаю, чтобы… – Он умолк. – Ну да, конечно! Вы спрашивали про нашего парламентского светоча мистера Риис-Холленда. Так он тоже втихую любитель удовольствий. Ну, да как бы то ни было, Луиза Шарпантье одно время была его любовницей. Вот и все.

– Серьезная связь?

– Не сказал бы. Вместе посещали сомнительные клубы и прочее в том же роде. Вы ведь знаете, мы тактично следим, как и что. Но в прессе о них ни разу ничего не проскользнуло. Никакой огласки.

– Ах так!

– Но длилось порядочное время. Их видели вместе примерно полгода, хотя не думаю, чтобы все это время она была единственной, да и он тоже. А потому вам вряд ли удастся извлечь из этого что-нибудь, а?

– Да, вряд ли, – согласился Пуаро.

«Тем не менее, – думал он, спускаясь по лестнице, – тем не менее это звено. Теперь понятно, почему смущался мистер Макфарлейн. Да, звено, маленькое звено между Эмлином Риис-Холлендом, членом парламента, и Луизой Шарпантье. Скорее всего, оно ничего не значит. С какой, собственно, стати? И все же, и все же… Я знаю слишком много! – сердито сообщил себе Пуаро. – Я знаю слишком много! Знаю что-то о всех и вся, но не могу вывести системы. Половина фактов к делу не относится. Мне нужна система. Да, система!»

– Все царство за систему! – добавил он вслух.

– Прошу прощения, сэр? – сказал лифтер, с недоумением оборачиваясь к нему.

– Это я так, – объяснил Эркюль Пуаро.

Глава 18

Пуаро остановился у дверей Уэддербернской галереи, рассматривая афишу с тремя воинственными коровами, весьма удлиненными к хвосту и зажатыми между колоссальным сложным переплетением ветряных мельниц. Коровы были словно сами по себе, мельницы сами по себе, а жутковатый лиловый цвет – сам по себе.

– Интересно, не правда ли? – произнес мурлыкающий голос.

Возле его локтя возник пожилой мужчина, блестя в улыбке огромным количеством зубов.

– Такой свежий взгляд! – У него были крупные пухлые белые руки, которыми он помахивал, словно выделывая сложные па. – Чудесная выставка. Закрылась на прошлой неделе. Выставка Клода Рафаэля открылась позавчера. Обещает иметь успех. Очень большой.

– А! – сказал Пуаро и позволил увлечь себя сквозь серые бархатные портьеры в длинный зал.

Пуаро обронил несколько осторожных, но не слишком восторженных замечаний, и толстяк умело им завладел, видимо определив, что он требует бережного отношения. Всеми тонкостями искусства продажи толстяк владел в совершенстве. Вы сразу ощущали, что он будет сердечно рад, если вы проведете у него в галерее целый день и ничего не купите. А просто будете наслаждаться восхитительными картинами – пусть даже, переступив порог галереи, вы их отнюдь восхитительными не сочли. Во всяком случае, уходя, вы уже будете знать твердо, что «восхитительные» – эпитет, наиболее их достойный. Не поскупившись на несколько полезных наставлений на тему, как следует воспринимать живопись, и выслушав несколько дилетантских оценок вроде «а вот это, пожалуй, недурно», мистер Боскомб перешел к тактичным, но более активным ободрениям:

– Очень интересное замечание. Оно, если мне будет позволено сказать так, указывает на большую чуткость. Видите ли, ею одарены далеко не все. Большинство предпочитает что-нибудь… ну, скажем, более очевидное, вроде вот этого. – И он указал на чередующиеся голубые и зеленые полосы в углу холста. – Но это… да, вы уловили самую сущность произведения. Я бы сказал… но, конечно, это лишь мое личное мнение, что это один из шедевров Рафаэля.

Пуаро и он дружно наклонили головы набок, созерцая перекошенный оранжевый ромб, к которому на тонких нитях были подвешены два человеческих глаза. Доверительные отношения были установлены, время, видимо, не ограничивалось, и Пуаро сказал небрежно:

– Если не ошибаюсь, у вас работает мисс Фрэнсис Кэри, не правда ли?

– А, да, Фрэнсис! Умная девочка. Огромный художественный вкус и организационные способности вдобавок. Только что вернулась из Португалии, где устраивала для нас художественную выставку. Весьма успешную. Недурно пишет сама, но талант не истинно творческий, если вы меня понимаете. Деловая сторона – вот в чем ее сила. И по-моему, она сама это сознает.

– Как я слышал, она умеет отыскивать новые таланты?

– О, да. Интересуется Les Jeunes. Поощряет многообещающих. Прошлой весной уговорила меня устроить выставку группы молодых художников. Имела большой успех… отмечена прессой… Но, конечно, без особых сенсаций. Да, у нее есть свои протеже.

– Я, как вы понимаете, несколько старомоден. Некоторые из этих молодых людей… Vraiment! – Руки Пуаро порхнули перед его лицом.

– О! – снисходительно промолвил мистер Боскомб. – Не судите о них по наружности. Просто мода, и ничего больше. Бороды и джинсы, парча и кудри. Преходящий каприз.

– Дэвид… как его там? Я забыл фамилию. Мисс Кэри, кажется, высокого о нем мнения.

– А вы уверены, что его зовут не Питер Кардифф? Он ее нынешний протеже. Учтите, я не так в нем уверен, как она. Он принадлежит не столько к авангарду, сколько к консерваторам, если не сказать реакционерам. Чистый… порою чистейший Берн-Джонс! Но как знать заранее? Случаются всякие всплески. Она иногда ему позирует.

– Дэвид Бейкер! Вот как его фамилия, – сказал Пуаро.

– Недурен, – ответил мистер Боскомб без всякого восторга. – Слишком мало своего, по моему мнению. Один из той группы художников, о которой я упомянул раньше, но особого впечатления не произвел. Неплох, конечно, но ничего выдающегося. Эклектичен.