Д. Баффа - Сценарий убийства Страница 32

Опустив глаза, я выступил вперед, к краю адвокатского стола. От меня до скамьи присяжных оставался всего один шаг.

– Вы показали, что к моменту вашего первого появления в доме тело жертвы, Мэри Маргарет Флендерс, плавало в бассейне лицом вниз. – Я посмотрел вокруг. – Вы показали – я полагаю, что в точности помню ваши слова, – что вода в бассейне походила на «красное облако». Вы использовали именно эти слова, «красное облако», не так ли?

– Да, по-моему, я так и сказал.

– И насколько я понял, вы имели в виду, что в воде было большое количество крови… Крови, принадлежавшей жертве. Правильно?

Мрачно кивнув, детектив молча ждал очередного вопроса.

– Вы также показали, что горло жертвы было перерезано, причем перерезано с такой силой, что лезвие деформировало гортань. Кажется, вы сказали… Думаю, я смогу процитировать почти дословно: «Чтобы сделать это, нужна физическая сила и хороший упор». Ведь вы так сказали?

Убрав лодыжку с колена, Крэншо поставил обе ноги на пол и слегка подался вперед.

– Да, я так сказал, – согласился детектив.

– Среди упомянутых вами фотографий – тех, что прошли по рядам суда присяжных, – я поморщился, демонстрируя отвращение, – и исчерпывающе представляющих картину преступления, следует, что жертва потеряла много крови.

– Не могу не согласиться с выводом.

– Тем не менее единственными местами, где вы обнаружили кровь – кроме самого бассейна, – оказались цементный пол рядом с бассейном и некая одежда, обнаруженная вами… Где именно вы нашли упомянутую одежду? – спросил я, глядя в упор на Крэншо.

– В корзине для грязного белья, стоявшей в ванной, рядом со спальней хозяев дома.

Глядя в пол, я озадаченно почесал затылок.

– Да… В корзине для грязного белья… В ванной рядом со спальней хозяев…

Когда я снова поднял взгляд на свидетеля, моя рука лежала на перилах, ограждавших скамью присяжных.

– Ладно… Положим, это сочетается с образом обвиняемого. Всем известно о его внимании к вопросам содержания жилища. – Подняв брови, я задумчиво наклонил голову. – Убив жену, а именно перерезав ей горло, он повсюду оставил кровь. В том числе на собственной одежде. От борта бассейна, где он ее убил, пришлось идти через всю площадку до самого крыльца, подняться по ступеням, войти в дом, добраться до спальни, чтобы лишь после этого оказаться около ванной. И все это он проделал весьма осторожно, не уронив ни на пол, ни на ковер и капли со своей пропитанной кровью одежды. Более того, не испачкав кровью ни одной детали с внешней стороны закрытой крышкой корзины, в которой, как вы утверждали, была найдена окровавленная одежда!

– Да, в которой она была найдена! – воскликнула Анабелла Ван Ротен, подскочив на месте. Ее черные глаза пылали от возмущения. Качая головой, заместитель прокурора повернулась к скамье присяжных. – Юридически нет ни малейшего основания для подобных инсинуаций!

Оглядев зал, Хонигман остановил взгляд на мне. Прежде чем он успел сделать замечание, я спросил:

– Детектив Крэншо, кто-нибудь видел, как вы нашли одежду в указанном вами месте?

– Нет. Я обыскивал ванную комнату один. Найдя окровавленную одежду, я сам положил ее в пакет для улик.

– И причина, по которой вы предприняли осмотр, как уже заявлено ранее, состояла в том, что вы оказались на месте преступления первым?

– Да. Я не хотел ждать. Я не знал, кто оставался в доме, и хотел обеспечить сохранность улик.

– И вы отправились в ванную комнату, где, по-вашему, жертва разделась перед тем, как отправиться в бассейн.

– Да, в основном поэтому.

– Будет ли честным признать, что, передвигаясь по дому в поисках того, что могло представлять ценность для расследования, вы находились в состоянии нервного ожидания?

Крэншо следил за мной взглядом.

– Да, честно говоря, именно так, – осторожно признался он.

– Тогда к моменту обнаружения одежды, испачканной кровью жертвы, вы могли оказаться в некоей прострации? Нет?

– В прострации?

– Именно в прострации. Детектив Крэншо, я уже говорил: вся эта кровь, кровь жертвы преступления, испачканная кровью одежда… Несмотря на то что обошли весь дом, вы не обнаружили капель крови нигде, кроме бассейна и стоявшей в ванной корзины. Разве это не озадачило вас, детектив Крэншо? Разве не удивительно: как преступник, заливший свою одежду кровью зарезанной им жертвы, умудрился не оставить следа, когда бежал к дому, поднимался по ступеням и снимал с себя то, что затем, по вашим же словам, бросил в корзину для грязного белья?

Детектив замотал головой, словно желая таким образом избавиться от предположения о необычности ситуации. Я не оставил ему подобного шанса, задав вопрос, заставивший свидетеля замереть.

– В какое точно время эта одежда оказалась в корзине?

Лицо Крэншо помертвело. Он тяжело заерзал на кресле.

Покусывая губы, детектив сделал торопливую, обреченную на неудачу попытку устного счета.

– Когда мы вошли в дом, она была мертва несколько часов, так что…

– Нет, детектив Крэншо, – прервал я. – Меня интересует не время смерти. Я спросил: когда в корзине оказалась одежда, которая, судя по вашим показаниям, была там найдена?

Убедив себя, что я, должно быть, просто запутался, детектив постарался внести ясность.

– Одежду бросили в корзину сразу после убийства, – покровительственно разъяснил Крэншо. – Обвиняемый убил ее, взбежал по ступеням в ванную, снял одежду и смыл с себя следы крови. Вот почему следов крови больше не обнаружено: он прошел непосредственно в ванную и разделся там.

– Детектив Крэншо, вы здесь для того, чтобы свидетельствовать факты, и вовсе не должны сообщать нам свое мнение или рассуждать о возможном вердикте присяжных. А теперь еще раз: что за свидетельство или какие факты вы можете сообщить относительно точного времени, когда найденная вами испачканная одежда была помещена в корзину? Это могло произойти в любое время после убийства, правильно? Одежду могли положить в корзину через несколько часов, не правда ли?

Злой и раздосадованный из-за того, что я выдергиваю события из контекста, Крэншо энергично покрутил головой.

– Нет, ошибаетесь. Мое заключение резонно следует из фактов и обстоятельств дела. Его жену убили. Рот был в доме один, за исключением прислуги. Кровь жертвы обнаружили на найденной в корзине одежде, что я и показал на следствии!

– Ваша честь, требую вмешаться! – Произнеся эти слова, я повернулся, чтобы оказаться лицом к судье. – Свидетель вызван в суд для дачи показаний о том, что он видел, а вовсе не для заключений, которые, по его словам, вытекают из наблюдений.

Хонигман вперил взгляд в Анабеллу Ван Ротен. С уверенной улыбкой она медленно поднялась с места.

– Уверена, свидетель ответит на любой прямо поставленный вопрос. Разумеется, если мистер Антонелли захочет его задать. – Она наклонила голову, изогнув тонкую шею и касаясь пальцами края стола. – Должна отметить: временами мистер Антонелли проявляет больше интереса к собственной риторике, нежели к показаниям свидетеля. – Ее едва уловимая вялая улыбка стала вдруг почти игривой. – У мистера Антонелли действительно приятный голос – один из лучших голосов, что я когда-либо слышала. Вероятно, по этой причине он никогда не устает слушать то, что говорит.

Анабелла Ван Ротен только что послала хороший мяч в незримом состязании за симпатии и уважение со стороны присяжных. Настала моя очередь.

– Вам правда нравится мой голос? – с надеждой спросил я.

Едва заметно покраснев, заместитель прокурора спрятала ожившие глаза, стараясь не придать моему вопросу значения. Я продолжал уверенно смотреть на нее, демонстрируя мальчишеский пыл – будто говоря, что понял скрытый смысл вопроса. Бросив в мою сторону надменный взгляд, Анабелла Ван Ротен повернулась к судье.

Я продолжил:

– И последнее, детектив Крэншо. Вы лично не видели, как обвиняемый прятал одежду в корзину для белья, правильно?

Сжав кулаки, Анабелла Ван Ротен даже топнула ногой:

– Ваша честь!

Хонигман уже перевел взгляд и смотрел на свидетеля.

– Это так? – спросил он через плечо.

– Вы оставили мой протест без внимания, – сказала Ван Ротен.

– Вы не заявляли протеста, – повернувшись к ней, объяснил судья. – Мистер Антонелли потребовал вмешаться. Вы дали ответ на требование защиты. – С формальной улыбкой судья бурчал, словно врач, говоривший пациенту: «Ничего опасного». – Ваш ответ оказался убедительным. Задав следующий вопрос, мистер Антонелли отозвал свое требование «суб силенцио».

Хонигман довольно зарделся. В разгаре нашей пикировки Анабелла Ван Ротен забыла сформулировать протест, а я забыл, что требовал от судьи вмешаться. Тщеславие Хонигмана, сказавшего по-латыни, в некотором роде выручило нас обоих: это звучало более впечатляюще, чем «по умолчанию».