Гастон Леру - Дама в черном Страница 32

— Так прогоним же, — ответил Рультабиль.

Он поднялся и вновь попытался увести Даму в черном в соседнюю комнату, умоляя ее отдохнуть. Но Матильда заявила, что не уйдет.

— Вы хотите изгнать воспоминание о Ларсане, а меня здесь не будет!

Нам показалось, что она опять на грани своего ужасного смеха, и мы сделали Рультабилю знак не настаивать.

Рультабиль открыл дверь и позвал супругов Бернье. Они вошли только потому, что мы заставили их это сделать. Произошла общая очная ставка, после чего мы окончательно установили следующее:

1. Рультабиль посетил комнату в пять часов, обшарил шкаф и установил, что в комнате никого не было.

2. После пяти часов дверь комнаты лишь дважды открывал Бернье, который только один и мог ее открывать в отсутствие господина и госпожи Дарзак. Сперва — в пять часов с минутами, чтобы впустить господина Дарзака. Затем — в половине двенадцатого — для господина и госпожи Дарзак вместе.

3. Бернье запер дверь комнаты, когда господин Дарзак вышел из нее вместе с нами между четвертью и половиной седьмого.

4. Дверь тотчас же была закрыта господином Дарзаком на задвижку. Это повторилось оба раза — и после обеда и вечером.

5. Бернье оставался на посту перед дверью комнаты с пяти до половины двенадцатого, с двухминутным перерывом около шести часов.

Рультабиль записал за столом господина Дарзака все эти подробности.

— Что ж, — сказал он, — все очень просто. Возможно только одно решение: оно заключается в краткосрочной отлучке Бернье около шести часов. В этот момент перед дверью никого не было. Но ведь некто находился за дверью. Это вы, господин Дарзак. Можете ли вы подтвердить, призвав на помощь всю вашу память, что, войдя в комнату, вы немедленно закрыли дверь и заперли задвижку?

Господин Дарзак ответил, не усомнившись ни на мгновение.

— Я подтверждаю это, — сказал он и добавил, — и я открыл дверь только после того, как вы с господином Сэнклером в нее постучали.

И этот человек говорил правду, как было установлено позже.

Рультабиль поблагодарил Бернье, которые возвратились в свою комнату.

— Итак, господин Дарзак, — сказал мой друг дрогнувшим голосом, — вы замкнули круг! Комната в Четырехугольной башне заперта теперь так же, как была заперта Желтая комната, закрытая, как несгораемый шкаф. Так же, как и Необъяснимая галерея.

— Можно сразу сказать, что имеешь дело с Ларсаном, — заметил я, — одни и те же приемы.

— Да, господин Сэнклер, — сказала Матильда, — это одни и те же приемы.

Она развязала на шее своего мужа галстук, прикрывавший несколько глубоких царапин.

— Видите, — добавила она, — это следы тех же пальцев. Увы, я их слишком хорошо знаю.

Наступило горестное молчание. Господин Дарзак, не перестававший думать об этой странной загадке, так напоминающей преступление в Гландье, повторил то же, что говорилось некогда и о Желтой комнате:

— В полу или в стенах должно быть какое-то отверстие.

— Его нет, — ответил Рультабиль.

— Тогда остается только разбить голову о стены, чтобы его проделать, — продолжал господин Дарзак.

— Зачем? — спросил Рультабиль. — Разве в Желтой комнате имелись отверстия?

— Это не одно и то же, — заметил я, — эта комната еще лучше закрыта, чем Желтая комната, так как сюда никто не мог проникнуть ни до, ни после преступления.

— Да, здесь другое дело, — согласился Рультабиль, — даже наоборот: в Желтой комнате одного тела не хватало, здесь же мы имеем одно лишнее.

Он слегка пошатнулся и оперся на мою руку, чтобы не упасть. Дама в черном бросилась было к нему, но Рультабиль остановил ее жестом.

— Не стоит волноваться, — сказал он, — я немного устал.

XIV. Мешок из-под картофеля

В то время, как Робер Дарзак по совету Рультабиля занялся вместе с Бернье уничтожением следов ночной драмы, Дама в черном, быстро переодевшись, поспешила в комнату своего отца, стараясь избежать встречи с кем-нибудь из хозяев. Перед уходом она еще раз умоляла нас об осторожности и молчании.

Было семь часов утра, и жизнь понемногу пробуждалась в замке и вокруг него. С моря доносилось гортанное пение рыбаков, вышедших в своих лодках на промысел. Я бросился на кровать у себя в комнате и крепко уснул, сраженный на этот раз прежде всего физической усталостью. Проснувшись, я продолжал еще некоторое время лежать в легком забытьи, но события минувшей ночи пришли мне на память, и я быстро вскочил.

— Боже мой! — громко воскликнул я. — Это Лишнее тело просто невыносимо.

Итак, первое, что вынырнуло из глубин моей памяти, из ощущений, преследовавших меня во сне, была невозможность, неестественность этого Лишнего тела. И неудивительно. Подобное чувство разделяли все, кто так или иначе были вовлечены в эту странную драму Четырехугольной башни. Ужас самого этого тела, засунутого в мешок, увезенного посреди ночи и сброшенного в отдаленную, глубокую и таинственную могилу, где человек, быть может, еще продолжал умирать, весь этот кошмар бледнел и стирался в мыслях по сравнению с невероятностью Лишнего тела. Это ощущение поднималось, увеличивалось, вырастало перед нами все выше, наводило ужас и вызывало растерянность. Некоторые, как, например, госпожа Эдит привычно отвергают все непонятное и не верят в предначертания судьбы, но даже и они после всего того, что разразилось в замке Геркулес, вынуждены были признать существование подобных предначертаний.

Ну, прежде всего, само нападение. Как оно произошло? В какой момент? Какая таинственная подготовка ему предшествовала? Какие подкопы, траншеи и скрытые ходы — в области интеллектуальной фортификации, разумеется — использовал осаждающий для овладения замком?

Полная неизвестность!

А ведь все это надо узнать. В подобной мистической осаде такое нападение следует искать и всюду и нигде. Нападение!

Оно и в молчании, и в красноречии, в слове и вздохе, Даже в дыхании. Оно в каждом поступке, оно и прячется от нас и осуществляется на наших глазах.

Одиннадцать часов! Где же Рультабиль? Его постель оказалась нетронута. Я быстро оделся и нашел своего друга во дворе. Он взял меня под руку и отвел в большой зал башни «Волчица», где я с удивлением обнаружил почти всех обитателей замка, хотя время завтрака еще не наступило.

Здесь господин и госпожа Дарзак. Мне кажется, что Артур Ранс держится весьма холодно. Пожатие его руки просто ледяное. Госпожа Эдит из темного угла, где она устроилась весьма беззаботно, приветствовала нас следующими словами:

— А вот и господин Рультабиль со своим другом. Сейчас мы узнаем, чего же он хочет.

Рультабиль извинился, что пригласил всех нас сюда в этот час, сославшись на необычайно важное и не терпящее отлагательства сообщение. Его тон был весьма серьезен, но неугомонная госпожа Эдит притворно ужаснулась, демонстрируя комический испуг ребенка.

— Подождите ужасаться, сударыня, — остановил ее Рультабиль, — вы же еще не знаете в чем дело.

Мы переглянулись. Как он это сказал! Я попытался прочесть на лицах господина и госпожи Дарзак их чувства. Как они будут держаться после минувшей ночи? Превосходно, честное слово! Но что же собирается сообщить нам Рультабиль? Он попросил всех сесть и начал, обратившись к госпоже Эдит:

— Прежде всего позвольте вам сообщить, сударыня, что я решил устранить охрану, второй стеной окружившую замок Геркулес. Я полагал эти мероприятия необходимыми для безопасности господина и госпожи Дарзак. Вы любезно разрешили мне действовать по своему усмотрению и стойко, а иногда и с тонким юмором, переносили некоторые неудобства.

Этот неприкрытый намек на бесконечные насмешки, которыми госпожа Эдит осыпала нас, когда мы несли охрану, заставил улыбнуться и ее, и даже господина Раиса. Но ни господин, ни госпожа Дарзак, ни я не улыбнулись, так как начинали с беспокойством спрашивать себя, к чему же клонит Рультабиль?

— Вы действительно сняли охрану, господин Рультабиль? Видите, как я этому радуюсь? — воскликнула госпожа Эдит с подчеркнутой веселостью (подчеркнутая веселость, ребяческий страх — я находил госпожу Эдит не очень-то естественной, но, странная вещь, такой она мне нравилась еще больше).

— И она меня нисколько не смущала, — продолжала наша хозяйка, — напротив, мне было весьма интересно, ввиду моих романтических пристрастий. Но я действительно радуюсь ее отмене. Значит, господину и госпоже Дарзак опасность больше не угрожает, не так ли?

— Это правда, — ответил Рультабиль, — начиная с этой ночи.

Госпожа Дарзак не удержалась от резкого движения, которое один я и заметил.

— Тем лучше, — воскликнула госпожа Эдит, — слава Богу! Но почему я и мой муж последними узнаем эту новость? Значит, минувшей ночью произошли интересные события? Без сомнения, это ночная поездка господина Дарзака? Он, кажется, ездил в Кастеляр?