Эллери Квин - Чудо десяти дней Страница 32

Зажигалка!

У него была зажигалка, он щелкнул ею, и огонь вспыхнул в его полусогнутых ладонях, когда он не без труда приблизился на три шага к месту, из которого Говард изгонял своего дьявола.

Эллери нагнулся, оберегая зажженный огонек.

А нагнуться было необходимо. Он увидел, несомненно, беднейшую из могил, с бледным, мягким, крошащимся каменным надгробием. Убогий памятник, не выше густой поросли сорняков, хотя и широкий, как две могилы, закрепленный сверху и с расщелиной посередине. Точно две каменные скрижали Моисея. Погода и плохое качество материала дали о себе знать, однако резец скульптора довершил дело последними, предательскими ударами. Надгробие раскололось на два могильных камня. Поистине убийственное зрелище!

Некоторые буквы пали жертвами беспощадного резца, а оставшиеся было нелегко прочесть. Ему удалось разобрать даты рождения и смерти, хотя он не мог поручиться наверняка. Рядом Эллери заметил девиз и после тщательного исследования решил, что когда-то на камне написали:

«Тем, кого соединил Бог».

Но имена умерших не вызывали вопроса. Наверху памятника четко значилось:

«Аарон и Мэтти Уайи».

Эллери поставил автомобиль с откидным верхом в гараж Ван Хорнов, почти без труда припарковав его около родстера Говарда. Он подумал, что Говард может и подождать, а сам поспешил мимо центрального особняка в коттедж.

Эллери начал снимать на веранде перепачканную грязью одежду, окончательно избавляясь от нее по пути в ванную, и скрылся под водопадом горячего душа. Он мылся до тех пор, пока не пропарил свои отсыревшие кости и мускулы. Торопливо вытерся полотенцем, переоделся в сухое и чистое белье и вернулся на веранду. Он дал себе время, чтобы выкурить сигарету и выпить немного скотча из бутылки. И затем он направился в сгустившейся тьме в большой дом.

Эллери осторожно поднялся по лестнице мимо запертых, «сонных» дверей. Свет повсюду был выключен, и он неуверенно остановился, на ощупь отыскивая путь и не зажигая фонарь. Однако, добравшись до верха, все-таки зажег его. Слабые отпечатки грязных подошв на ковре шли от лестницы к спальне Говарда. Она оказалась полуоткрыта.

Эллери помедлил у двери.

Грязные следы вели к кровати. А на кровати, полностью одетый, лежал Говард и спал.

Он даже не потрудился снять свое длинное пальто.

Его промокшая шляпа дрожала на подушке, словно студень. Эллери прикрыл дверь и запер ее.

Задернул шторы на венецианских окнах.

Потом включил свет.

— Говард. — Эллери легонько пощекотал спящего. — Говард.

Говард простонал что-то неразборчивое и повернулся, его голова откинулась назад, и он захрапел. Он находился в каком-то ступоре, и Эллери перестал его щекотать.

«Лучше я его сейчас раздену, — подумал Эллери, — а не то он простудится».

Он расстегнул разбухшее от влаги пальто Говарда. К счастью, оно было сшито из водонепроницаемой ткани и подкладка оказалась сухой. Эллери стягивал пальто, пока не вынул одну руку из рукава. Потом попробовал приподнять тяжелое тело Говарда и вынуть его вторую руку. Снял с него ботинки, носки и выпачканные грязью, мокрые до колен брюки. Воспользовался простыней как полотенцем и досуха вытер ступни и ноги Говарда. К чему жалеть и без того отсыревшую кровать с комками простыней?

Потом стал массировать его голову.

Наконец Говард зашевелился.

— Говард.

Тот оборонялся, словно от ударов. И стонал. Но так и не проснулся. А когда Эллери вытер его с головы до ног, снова впал в полукоматозный сон.

Эллери хмуро выпрямился. Он вспомнил о спрятанной в ящике бюро бутылке виски и направился за ней.

Говард очнулся.

— Эллери.

Его глаза были налиты кровью и расширены. Они устроились на кровати, полуодетый Говард поеживался, его мокрая одежда валялась на полу.

— Эллери.

Говард был расстроен.

Внезапно он перепугался. И вцепился в Эллери.

— Что случилось? — Его язык с трудом ворочался. Он высунул его.

— Это ты скажи мне, Говард.

— Но ведь это случилось, разве не так? Разве не так? Ведь это случилось?

Эллери недоуменно поглядел на него:

— Да, что-то случилось, Говард. Постарайся вспомнить, что ты делал?

— Помню, как я поднимался по лестнице, выйдя из кабинета. И как бродил по коридору.

— Так, хорошо. Ну а после?

Говард опустил веки и закрыл глаза. Он покачал головой:

— Я не помню.

— Когда ты вышел из кабинета, поднялся и немного побродил.

— Где?

— Это ты меня спрашиваешь? — нервно усмехнулся Эллери.

— Что же со мной произошло? Я побродил по коридору около студии.

— Да, около студии. А затем ты что-нибудь помнишь?

— Ни черта не помню. Сплошная пустота, Эллери. Вроде… — Он осекся.

Эллери кивнул:

— Как во время приступов, да?

Говард опустил на пол босую ногу и покачал ею. Он вздрогнул, и Эллери, высвободив угол одеяла, набросил на него.

— Еще совсем темно. — Говард повысил голос: — Или это другая ночь?

— Нет, все та же. Вернее, ее последние часы.

— Очередной приступ. Что же мне делать?

Эллери испытующе посмотрел на него.

— Я куда-то отправился, но куда именно? Ты меня видел? Ты поехал вслед за мною? Но ты сухой!

— Да, я поехал вслед за тобой, Говард. Но успел переодеться.

— Что я делал?

— Ух. Укрой ноги одеялом, и я тебе скажу. Ты уверен, что ничего не помнишь?

— Ровным счетом ничего! Что же я делал?

И Эллери рассказал ему.

В конце рассказа Говард стал трясти головой, словно желая осознать суть. Он почесал темя, затылок, потер кончик носа и взглянул на грязную кучу тряпья на полу.

Эллери спросил:

— И ты ничего из этого не помнишь?

— Ни единой подробности. — И, смерив Эллери удивленным взглядом, добавил: — Мне трудно поверить. — Затем он отвернулся. — Особенно в то, что я…

Эллери приподнял его длинное пальто и порылся в одном из карманов.

Когда Говард увидел резец и молоток, то побелел как мел.

Он выбрался из кровати и принялся босиком расхаживать по спальне.

— Если я мог это сделать, то, значит, я на все способен, — взволнованно пробормотал он. — Бог знает, что я натворил во время прежних приступов. Я не имел права туда ехать!

— Говард. — Эллери пересел в кресло у кровати. — Ты никому не причинил вреда.

— Но почему? Отчего я осквернил их могилу?

— Вполне объяснимое последствие шока. Ты всю жизнь боялся раскрытия тайны и, наконец, узнал, кто ты такой. Понятно, что ты отключился и в состоянии амнезии глубокое презрение, страх и ненависть, которые ты, очевидно, всегда испытывал к бросившим тебя родителям, вырвались на поверхность. И тут тоже нет никакой загадки: ведь твои чувства давно искали выхода. Я рассуждаю чисто психологически.

— Но я не чувствовал какой-либо ненависти!

— Конечно, не чувствовал, — на уровне сознания.

— Я вообще не испытывал к ним никаких чувств!

— Повторяю, на уровне сознания — нет, а в подсознании они были.

Говард остановился и помедлил у двери, ведущей в студию. Затем он вошел туда и до Эллери донеслись его шаги. Но звуки вскоре стихли, и в студии зажегся свет.

— Эллери, иди сюда.

— Ты не думаешь, что тебе нужно обуться? — Эллери неохотно поднялся с кресла.

— Черт с ними, с моими ногами и обувью! Иди сюда!

Говард стоял за подставкой для модели. На ней находилась вылепленная из пластилина фигурка маленького бородатого Юпитера.

— Что такое? — полюбопытствовал Эллери.

— Я говорил тебе, что бродил здесь прошлым вечером, после того как вышел из кабинета. И успел вот это сделать.

— Юпитера?

— Нет, нет, я имею в виду другое. — Говард указал на подставку. На пластилиновой подставке острым инструментом была процарапана подпись: «Г.Г. Уайи».

— Ты помнишь, как написал это?

— Ну, разумеется! Я даже помню почему. — Говард засмеялся каким-то скрипучим смехом. — Мне захотелось увидеть, на что похожа моя настоящая фамилия. Я всегда подписывал мои работы «Г.Г. Ван Хорн». И решил сохранить «Г.Г.» — ведь они не дали мне ни первого, ни среднего имени. Но фамилия Уайи была моя. И знаешь ли?..

— Что, Говард?

— Мне она понравилась.

— Тебе она понравилась?

— Да, понравилась. И до сих пор нравится. Там, в кабинете, когда отец впервые произнес ее, она еще ничего не значила. Но как только я поднялся наверх… она словно выросла во мне. Вот, посмотри.

Говард подбежал к стене и показал серию эскизов, прикрепленных к доске.

— Она до того мне понравилась, что я расписался на каждом эскизе для будущего музея: «Г.Г. Уайи». Черт возьми, я уже близок к тому, чтобы взять эту фамилию для профессиональной подписи. Эллери, неужели она пришлась бы мне по душе, если бы я их ненавидел?