Колин Декстер - Загадка третьей мили Страница 33

Но второй шкаф оказался заперт.

— У вас есть ключ от него, Хоскинс?

— Нет, сэр. У меня ключи только от дверей. Если люди хотят запирать свои вещи...

— Давайте посмотрим на кухне!

Около мойки Морс обнаружил отвертку среднего размера. Это был, кажется, единственный предмет, оставшийся от прежнего владельца.

— Как думаете, этим мы сможем открыть, а, Хоскинс?

— Не хотелось бы... не хотелось бы, чтобы у нас с вами были неприятности, сэр. Я в самом деле не имею... я думаю, что мы не имеем права вторгаться в чужую собственность и портить вещи, сэр. — Он начал часто, чуть не через слово, вставлять «сэр».

Надо было как-то успокоить его.

— Знаете, Хоскинс, я беру эту ответственность на себя. Будем считать, что я выполняю свои обязанности как офицер полиции, как добропорядочный гражданин. Понятно?

Несчастного Хоскинса это, казалось, мало воодушевило, и он только молча кивнул. Однако именно он помог открыть шкаф после того, как у Морса ничего не вышло. Он ловко засунул отвертку поглубже в щель между дверцей и нижней панелью шкафа, после чего дверца немного подалась. Общими усилиями они, наконец, сломали замок, дерево раскололось и дверь медленно и плавно раскрылась. Внутри шкафа лежало тело мужчины, голова его была повернута к стене. Почти посередине между лопатками на спортивной куртке мертвого зияла круглая дыра, из нее все еще сочилась ярко-красная кровь, которая, стекая струйкой вниз, образовала на полу темную лужицу. Морс брезгливо просунул левую руку под безжизненно висевшую голову и повернул ее к себе.

— Боже мой!

Несколько секунд оба стояли, ошарашено глядя в это лицо, которое теперь смотрело на них своими застывшими открытыми глазами.

— Вы знаете, кто это такой? — прохрипел, наконец, Морс.

— Я никогда прежде не видел его, сэр. Клянусь, не видел.

Мужчина весь просто трясся. Морс обратил внимание на то, что щеки у него стали пепельно-серыми, а на лбу проступили капельки пота.

— Спокойнее, старина! — произнес Морс добрым, понимающим голосом. — Скажите мне только, где здесь ближайший телефон, а потом вам лучше будет совсем уйти домой! Мы всегда можем...

Морс собрался было положить руку на плечо мужчины, но было уже поздно. Не успел он обернуться, как к его ногам рухнуло второе тело.

Пять минут спустя он позвонил из гостиной по телефону 999, а потом отправил очнувшегося пожилого мужчину домой, предварительно не без труда выяснив его полное имя и домашний адрес, которые тот назвал трясущимися губами. Когда Морс остался один, он снова подошел к шкафу и осмотрел труп. Заметив, что из верхнего кармана спортивной куртки торчит маленький уголок белой карточки, Морс наклонился и вытащил ее. В кармане оказалось около дюжины таких карточек, но Морс взял только одну. Когда он поднес ее к глазам, его лицо помрачнело — его догадка подтвердилась. В общем-то, он уже и так представлял, кто перед ним, потому что сразу же узнал это лицо — лицо человека, которого он видел в первый и в последний раз в комнате Джорджа Вэстерби, преподавателя географии из Лонсдейл-колледжа в Оксфорде: лицо А. Гилберта, бывшего владельца фирмы грузовых перевозок.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Вторник, 29 июля

Слева сидел очень черный джентльмен в очень изящном, в тонкую полоску, костюме, который изучал розовые страницы «Файненшл таймс», а справа длинноволосый молодой брюнет, на котором были невероятно большие серьги и который читал «Улисса»[19]. Посередине сидел Морс, нетерпеливо вертя в пальцах маленькую белую продолговатую карточку. Все эти люди вместе ехали в поезде метро по ветке северного направления линии «Пиккадилли».

Морсу показалась, что едет он невероятно долго, кроме того, он обнаружил, что, находясь в метро, никак не может сконцентрировать свои мысли. Возможно, ему не следовало (как мягко намекнул ему сержант в одноцветной форме) столь стремительно исчезать с места преступлении. Скорее всего, его действия даже расценят впоследствии как преступную халатность (как уже более настойчиво утверждал сержант в одноцветной форме), потому что он позволил одному, к тому же единственному, свидетелю покинуть квартиру на Кембридж-Вей, хотя все видели, что этот человек был в совершенно шоковом состоянии. Потом Морс наконец объяснил сержанту, куда он едет, и даже показал адрес и номер телефона. Он подумал, что всегда сможет как-нибудь объяснить все это, извиниться, одним словом, он как-нибудь выкрутится... потом.

«Арсенал». (Уже близко.) Молодой брюнет быстро взглянул на Морса, но тут же вернулся к своему «Улиссу», как будто это было намного интереснее.

«Финсбери-парк». (Следующая.)

Внезапно Морс выпрямился и напряженно замер в неестественной позе. На этот раз другой его сосед, черный джентльмен с налитыми кровью глазами, подозрительно покосился в его сторону, как будто думал, что увидит сейчас начало эпилептического припадка.

Эта отвертка... и эта небольшая круглая дырочка между лопатками... и это он, Морс, человек, который столько раз на лекциях объяснял, как нужно правильно вести себя на месте убийства, это он оставил свои отпечатки пальцев на круглой рукоятке — чего? — орудия убийства! О, Боже! Да, теперь уж точно придется оправдываться, причем дело не ограничится пустяковым объяснением.

Однако настал, наконец, момент, когда нужно было выходить, и Морс испытал гордость оттого, что не растерялся в этом потоке людей и вышел из метро на беспорядочно раскинувшиеся улицы Мэнор-Хаус, где совсем невдалеке находился жилой квартал Берривуд-Корт.

Миссис Эмили Гилберт, жена Альберта Гилберта, женщина лет пятидесяти, не слишком приятной наружности, с потемневшими от возраста зубами, быстро сдалась, под напором Морса. По ее словам, она с самого начала знала, что это глупо. Она и мужу говорила, что все это может оказаться опасно. Но он ответил, что это просто шутка. Просто шутка! В доме на Кембридж-Вей она встретилась с другой женщиной, красивой, скандинавского типа, которую, как она думала, муж нанял где-то в одном из элитных клубов Сохо. Муж коротко проинструктировал их обеих, и... вот, собственно, и все, что она могла сообщить. После того как пришел мужчина, о котором шла речь, она (миссис Г.) оставила их вдвоем с той женщиной в квартире на втором этаже (да, в квартире мистера Вэстерби). Примерно около часа она ждала в пустой квартире наверху, а потом Альберт наконец пришел и сказал ей, что все идет хорошо и что она (миссис Г.) сделала все, как надо, и теперь этот странным маленький эпизод можно благополучно забыть раз и навсегда.

У нее был несколько странный, но довольно приятный тембр голоса, и Морс почувствовал, что постепенно начинает испытывать к ней симпатию.

— А та, другая женщина, — спросил он, — как ее имя?

— Мне сказали, чтобы я звала ее Ивонной.

— А она не сказала вам, где она живет? Может, вы знаете, где она работает?

— Нет. Но она была элитная женщина — вы понимаете, что я имею в виду? Одета с большим вкусом, прекрасный грим, восхитительная фигура.

— Значит, вы не знаете, где она живет?

— Нет, но, наверное, Альберт сможет вам сказать.

— А вы знаете, где он сейчас, миссис Гилберт?

Она покачала головой:

— Видите ли, на такой работе, как у него, никогда не знаешь, где будешь завтра. Я знаю, что у него были дела в Мидленде, а потом в Шотландии, одним словом, он все время в дороге. Когда он возвращается, то всегда приезжает сюда.

Морс внезапно ощутил странное чувство сострадания к Эмили Гилберт, она показалась ему мужественной женщиной, но, в то же время, он знал, что совсем скоро ей понадобится призвать на помощь все ее мужество. Он понимал также, что время идет, и ему нужно выяснить как можно больше, прежде чем он обрушит на нее свою жестокую новость.

— Пожалуйста, расскажите мне все, что вы знаете об этой женщине, Ивонне. Все, что вы можете вспомнить.

— Я ведь уже сказала вам, что я не...

— Разве вы с ней не разговаривали?

— Разговаривала, но...

— И у вас нет ни малейшего представления о том, где ее можно найти?

— Я думаю, она живет где-то в южной части Лондона недалеко от Темзы.

— А название улицы? Номер дома? Ну, давайте же! Думайте! Вспоминайте!

Но тут Морс понял, что пережал, потому что миссис Гилберт вдруг не выдержала и расплакалась, и Морс растерялся, потому что не знал, что ему теперь делать и говорить. Поскольку он так ничего и не придумал, то ничего и не стал предпринимать, но его бездействие привело к наилучшему результату, потому что очень скоро она вытерла свои широко распахнутые милые глаза и смущенно извинилась за свою, как она выразилась, «глупость».

— У вас есть дети? — спросил Морс.

Она грустно покачала головой. Едва ли теперь был самый подходящий момент, но Морс поднялся с дивана и тяжело положил свою правую руку ей на плечо.