Эрл Гарднер - Дело о светящихся пальцах Страница 33

На отбор присяжных в жюри времени ушло мало. Мейсон указал, что желает лишь справедливого и беспристрастного суда, а Гамильтон Бергер, как этого следовало ожидать, был готов согласиться с кандидатурами любых двенадцати граждан, которые будут решать вопрос о виновности подсудимой, так как был уверен в неотразимости своей улики. Газетные репортеры с нетерпением ожидали вступительное заявление Гамильтона Бергера, где он представит дело в общих чертах и в котором от него ожидаются веские доказательства; однако опытные юристы знали, что Бергер даже не намекнет в этой начальной стадии игры, какого рода козыри у него на руках. Окружной прокурор, пылая от возбуждения и предвкушая триумф, открыл судебное заседание. Обрисовав в нескольких фразах положение вещей, а именно что Виктория Брэкстон отравила свою сестру, вручив ей три пятигранные таблетки мышьяка, зная, что ее сестра оставила завещание, окончательно отказав подзащитной половину своей собственности, оцениваемой почти в полмиллиона долларов, Бергер заявил следующее:

– Я должен, кроме того, сообщить вам, многоуважаемые леди и джентльмены, члены жюри присяжных, что в этом деле обвинение не имеет желания воспользоваться какими-то техническими преимуществами против подзащитной. Обвинение предоставит не только основную улику, но и показания различных свидетелей, которые расскажут вам о целом ряде событий, приведших к трагической смерти Элизабет Бейн. Эта улика не укладывается в рамки обычного юридического шаблона, а будет представлять полное раскрытие нашей версии. Мы обрисуем краткими четкими мазками для вас, леди и джентльмены, общую панораму событий, предшествовавших преступлению, подкрепив ее ключевой уликой. Возможно, вы посчитаете, что улика в этом деле в какой-то степени нетрадиционна, если ее рассматривать с точки зрения обычной процедуры доказательств по уголовным делам, но, вдумавшись внимательно, вы неизбежно придете к заключению, что подзащитная виновна в убийстве первой степени, тщательно и сознательно спланированном, исполненном в сложившихся обстоятельствах самым безжалостным образом, против беззащитной жертвы, что делает неизбежным вынесение присяжными без права апелляции вердикта виновности в убийстве первой степени и обязательного приговора к смертной казни.

Гамильтон Бергер кончил читать, с подчеркнутым достоинством поклонился суду, вернулся к месту обвинителя, сел и со значением посмотрел на судью.

– Желает ли защита на этой стадии сделать вступительное заявление? – осведомился судья Ховисон.

– Ваша честь, нет, не на этой стадии, – почтительно заявил Мейсон. – Мы предпочли бы сделать вступительное заявление, когда будем представлять наше дело.

– Прекрасно. Господин окружной прокурор, вызывайте вашего первого свидетеля.

Гамильтон Бергер уселся поудобнее в большое кресло за столом обвинителя и передал право вести предварительное судопроизводство двум своим заместителям – Дэвиду Грешэму и Гарри Сейбруку; последний, в пух и прах разбитый Мейсоном на суде по делу Нелли Конуэй, жаждал реванша и так все устроил, чтобы получить назначение выступать помощником именно в этом деле. Первыми были вызваны дневная сиделка и судебный патологоанатом, которые показали, что перед смертью у Элизабет Бейн были обнаружены явные признаки отравления мышьяком, что вскрытие после ее смерти выявило такое количество мышьяка во внутренних органах и мышечных тканях, которого было вполне достаточно для неизбежного летального исхода. Вывод патологоанатома был неоспорим – единственной причиной смерти покойной явилось отравление мышьяком.

Заверенная копия завещания гласила, что упомянутое завещание было исполнено рукой Элизабет Бейн и датировано днем ее смерти, что по нему все недвижимое имущество, капитал и другие ценные бумаги были завещаны сводному брату Джеймсу Брэкстону и сводной сестре Виктории Брэкстон, подзащитной в указанном деле.

После того как эти предварительные свидетельские показания завершились, Гамильтон Бергер взял бразды обвинения в свои руки, отказавшись от роли наблюдателя за ходом процесса.

– Вызовите доктора Харви Кинера, – попросил он.

Доктор Кинер, худощавый, аскетического вида мужчина, словно списанный с картины о профессиональном враче, вплоть до остро торчащей бородки, как у художника Ван Дейка, в темных очках в пластмассовой оправе, занял место свидетеля. Он скороговоркой представил себя как врача-практика и хирурга, в коем качестве он и пребывал семнадцатого сентября.

– Итак, рано утром семнадцатого сентября, – задал вопрос Гамильтон Бергер, – вас срочно вызвали к одной из ваших пациенток?

– Так точно, сэр.

– Доктор, в какое время вас вызвали?

– Приблизительно в восемь сорок пять. Я не могу точно указать время, но это было где-то в промежутке от восьми сорока пяти до девяти часов.

– И вы немедленно отправились осматривать пациентку?

– Отправился. Так точно, сэр.

– Как звали пациентку?

– Элизабет Бейн.

– Теперь, доктор, сосредоточьте ваше внимание конкретно на симптомах, которые вы сами обнаружили, придя к своей пациентке, а не на том, что, возможно, вам сказала дневная сиделка, изложите просто, что вы обнаружили.

– Типичные симптомы отравления мышьяком, проявляющиеся в гастроэнтерологических нарушениях, сильной жажде, острых болях, характерной рвоте. Пульс был нерегулярный, слабо прощупывался, кожа была влажная и холодная на ощупь. Это были, можно сказать, прогрессирующие симптомы, и я наблюдал их весь период, приблизительно от времени моего прибытия до момента смерти, которая произошла около одиннадцати сорока в то же утро.

– Пациентка находилась в сознании?

– Приблизительно до одиннадцати часов.

– А был ли проведен химический анализ для проверки вашего диагноза?

– Я сохранил материал, который был выделен для более тщательного анализа, но химическое исследование на скорую руку выявило наличие мышьяка в рвоте, причем симптомы были настолько характерны, что я, в сущности, был уверен в моем диагнозе через несколько минут после прихода.

– Теперь скажите, был ли у вас какой-либо разговор с пациенткой о способе вручения ей яда?

– Был.

– Делала ли она вам какое-либо заявление в то время о том, кто вручил ей яд?

– Делала.

– Будьте любезны огласить, что она заявила относительно способа вручения яда и кем.

– Ваша честь, минуточку, – вмешался Мейсон. – Вопрос обвинения несущественный, не относящийся к делу и, следовательно, неправомочный. К тому же он основан на слухах.

– Это не слух, – ответил Гамильтон Бергер. – Пациентка все-таки умерла от отравления мышьяком.

– Ваша честь, вопрос в том, – продолжил Мейсон, – знала ли она, что умирает.

– Да, – согласился судья Ховисон, – думаю, господин окружной прокурор, что это крайне важная предпосылка к так называемой предсмертной декларации…

– Превосходно, если защита желает оставаться на уровне малосущественных процедурных деталей, я изложу и эту сторону дела. Доктор, знала ли пациентка, что она умирает?

– Протестую, так как вопрос наводящий и предполагает определенный ответ, – тут же прервал Бергера Мейсон.

– Протест принят, – так же молниеносно отреагировал судья Ховисон.

– Ваша честь, хорошо, – раздраженно сказал Бергер, – доктор Кинер дипломированный, профессиональный врач. Он слышал дискуссию и, естественно, понимает вопрос. Но так как защита явно намерена, судя по всему, и дальше затягивать время, используя для этого любые возможные процедурные уловки, то мне придется перефразировать свой вопрос. Хотелось бы, конечно, знать, как долго мы будем ходить вокруг да около. Итак, доктор, каково было психическое состояние миссис Бейн в тот момент и была ли надежда на ее выздоровление?

– Протест, вопрос необоснован, – Мейсон был неумолим.

– Мистер Мейсон, – вмешался судья Ховисон, – вы, я надеюсь, не ставите под сомнение профессиональную пригодность доктора Кинера?

– Ваша честь, ставлю под сомнение, но не как врача, а как толкователя чужих мыслей, – скромно заметил Мейсон. – Анализ последнего слова умирающего, или предсмертной декларации, как ее еще называют в судебной практике, состоит в том, чтобы доподлинно убедить, осознавал ли умирающий, что он действительно умирает и что смерть неминуема. Только в положительном случае последние слова умирающего, в том числе и о возможной причине смерти, особенно если эта смертельная болезнь произошла неожиданно, могут быть рассмотрены в качестве свидетельства.

– Ваша честь, – раздраженно возразил Гамильтон Бергер, – я докажу и попрошу считать частью моего обвинительного заключения, что подзащитная осталась в комнате наедине с Элизабет Бейн, что лекарство, предназначенное для Элизабет Бейн, было положено на блюдце, что подзащитная тайком подменила это лекарство тремя пятиугольными таблетками мышьяка, что, когда покойная проснулась приблизительно в шесть сорок пять утра, подзащитная сказала ей: «Вот твое лекарство» – и дала ей три пилюли или таблетки, которые подменили лекарство, ранее оставленное доктором Кинером.