Морис Леблан - Последние похождения Арсена Люпэна. Часть II: Три убийства Арсена Люпэна Страница 33

«Долорес… Долорес… Долорес…»

День застал его сидящим рядом с умершей, вспоминающим, размышляющим, тогда как его губы время от времени в отчаянии повторяли ее имя. Надо было уже что-то делать; но он, в сумятице своих мыслей, более не знал, ни как ему поступить, ни с чего начинать.

«Закрою ей вначале глаза», — подумал он.

Опустевшие, наполненные бездной небытия, ее прекрасные золотые глаза еще сохраняли выражение нежной грусти, которое придавало ей такое очарование. Могло ли быть, чтобы такие глаза были глазами чудовища? Вопреки себе, перед лицом беспощадной истины, Люпэн никак не мог еще соединить в своем сознании эти два существа, образы которых оставались для него такими несхожими. Он склонился над нею, опустил шелковистые удлиненные веки и накрыл вуалью искаженное страданием лицо.

И тогда ему наконец показалось, что прежняя Долорес все более удаляется, что на этот раз перед ним действительно человек в черном, в своем темном платье, в своей маскировке убийцы.

Только тогда он решился прикоснуться к ней, проверить ее одежду.

Во внутреннем кармане было два бумажника. Люпэн взял один из них и открыл. Он нашел вначале письмо, подписанное Штейнвегом, старым немцем. И прочел следующие строки:

«Если я умру прежде чем сумею открыть эту ужасную тайну, пусть будет известно: убийцей моего друга Кессельбаха является его жена, по настоящему имени — Долорес де Мальрейх, сестра Альтенгейма и сестра Изильды. Инициалы „Л“ и „М“ принадлежат именно ей. Кессельбах никогда не звал свою жену Долорес, ибо это имя, говорящее о страданиях и трауре; он называл ее Летицией, что означает „радость“. Л.М. — Летиция де Мальрейх; таковы инициалы, выведенные на всех подарках, которые он ей преподносил, например, на футляре курительного прибора, обнаруженного в отеле Палас и принадлежавшего госпоже Кессельбах. Во время своих путешествий она приобрела привычку курить.

Летиция поистине была его радостью в течение четырех лет, четырех лет лицемерия и лжи, в которые она готовила гибель того, кто любил ее с такой нежностью и таким доверием.

Мне следовало, наверно, рассказать обо всем сразу. Я не смог на это решиться, во имя памяти моего старого друга Кессельбаха, чье имя она носила. И затем, я боялся… В тот день, когда я все понял, во Дворце правосудия, я прочитал в ее глазах смертный приговор.

Способна ли будет моя слабость меня спасти?»

«Итак, он тоже, — подумал Люпэн. — Он тоже… И она его убила… Ну да, черт возьми, он знал уже слишком много!.. Это имя — Летиция… И привычку курить тайком…»

И вспомнился удививший его накануне, в ее будуаре, запах табака.

Он продолжил осмотр содержимого первого из двух бумажников.

Там были одни обрывки писем, написанных шифрованным языком и переданных, вероятно, Долорес ее сообщниками во время их встреч во мраке… Были также адреса на клочках бумаги, адреса портных и модисток, но также притонов, сомнительных гостиниц… И еще — имена… Двадцать, тридцать имен, в том числе весьма странных — Гектора Мясника, Армана из Гренеля, Больного…

И вдруг внимание Люпэна привлекла фотография. Он рассеянно на нее взглянул. И сразу, словно подброшенный пружиной, выронив бумажник, ринулся вон из комнаты, ринулся вон из домика, прямо в парк.

Он узнал портрет Луи де Мальрейха, заключенного из тюрьмы Санте.

Поскольку человеком в черном, убийцей был никто другой, как Долорес, Луи де Мальрейх действительно звался Леоном Массье и, следовательно, был невиновен.

Невиновен? Но найденные у него улики, письма кайзера, все, что неопровержимо доказывало его вину, все эти достовернейшие доказательства?

Люпэн на мгновение остановился; его голова пылала.

— О, — воскликнул он, — я тоже становлюсь сумасшедшим! И все-таки, надо действовать… Завтра казнь… Завтра… На заре…

Он вынул карманные часы.

— Десять часов… Сколько мне понадобится, чтобы попасть в Париж? Ну вот… Я скоро буду там… Да, я скоро буду там… Это необходимо… И, с этого же вечера, приму меры, чтобы помешать… Но какие меры?.. Как доказать его невиновность? Впрочем, неважно… Там будет видно. Разве меня не зовут Люпэн?.. Ладно, ладно!..

Он опять бросился бежать, ворвался в замок и позвал:

— Пьер! Вы видели господина Пьера Ледюка? Ах, вот и ты… Послушай…

Он оттащил его в сторонку и сказал четко, словно вбивая гвозди:

— Послушай… Долорес здесь больше нет… Да, срочная поездка… Она в дороге еще с ночи, в моей машине… Я тоже должен отлучиться… Да помолчи же! Ни слова, если потеряем хоть секунду — все пойдет прахом. Ты отпустишь всех слуг, без всяких объяснений. Возьми деньги. Через полчаса замок должен быть пуст. И никого не впускай до моего возвращения!.. Тебя тоже здесь не должно быть… Я запрещаю тебе сюда входить. Объясню позже, есть серьезные причины… Вот тебе ключ… Будешь ждать меня в деревне…

И снова пустился бегом. Десять минут спустя он подхватил Октава. И вскочил в машину.

— В Париж! — скомандовал Люпэн.

II

Поездка была скорее гонкой со смертью. Люпэну показалось, что Октав недостаточно быстро едет; он сам сел за руль, и бег машины стал головокружительным, беспорядочным. По всем дорогам, через села, по многолюдным улицам городов они мчались со скоростью сто километров в час. Задетые прохожие разражались криками ярости; но метеор был уже далеко. Он уже исчез из виду…

— Патрон, — бормотал бледный, как мел, Октав. — Мы тут останемся.

— Ты — быть может, машина — быть может; зато я доберусь, — отвечал Люпэн.

У него было чувство, будто не машина его несет, но сам он несет машину, что пространство он пробивает собственными силами, собственною волей. Какое же чудо могло помешать ему доехать до цели, если силы его были неистощимы, если воля не имела границ?!

— Я доеду, ибо должен доехать вовремя, — повторял он сквозь зубы.

И думал о человеке, которого ждала смерть, если он не прибудет вовремя, чтобы его спасти, о таинственном Луи де Мальрейхе, таком странном с его упорным молчанием и наглухо замкнутым лицом. И под грохот мотора и колес, под деревьями, чьи ветви проносились мимо с шумом яростных волн, под мелькание собственных мыслей старался все-таки выстроить версию. И эта версия стала помалу уточняться, логичная, невероятная и достоверная, как он понимал ее теперь, зная страшную правду о Долорес, высвечивая мыслью все способности и отвратительные стремления этого расстроенного ума.

«Ну да, — думал он, — это она подстроила против Мальрейха самую ужасную махинацию. Чего она хотела? Выйти замуж за Пьера Ледюка, которого влюбила в себя, и стать государыней маленького герцогства, из которого была изгнана. Цель была уже близка, стоило руку протянуть… Одно только препятствие — я, я сам, человек, который неделя за неделей неотступно загораживал ей дорогу; я, кого она неизменно встречала на своем пути после каждого убийства; я, чьей проницательности она боялась, кто не сложил бы оружия, не обнаружив виновного и не добравшись до писем, украденных у кайзера… Так вот, решила она, если уж нужен виновный, пусть им будет Луи де Мальрейх, точнее — Леон Массье. Кто же этот Леон Массье? Знала ли она его до замужества? Было ли между ними что-нибудь, может — любовь? Может быть, но этого, конечно, никто никогда не узнает. Что же было наверняка? Что однажды ее поразило сходство в росте и поступи с Леоном Массье, то сходство, которого она могла добиться, надевая, как он, темное мужское платье, наряжаясь в светлый парик. Она, вероятно, наблюдала за странной жизнью этого одинокого человека, за его ночными прогулками, запоминала характерные для него движения и походку, способы, которыми он заметал следы, когда кто-нибудь его выслеживал. И в соответствии с этими наблюдениями, предвидя возможные обстоятельства, попросила господина Кессельбаха стереть из регистра актов гражданского состояния в Вельденце имя Долорес и заменить его на Луи, чтобы инициалы полностью совпадали с первыми буквами имени Леона Массье…»

«Когда же пришло время действовать, — думал далее Люпэн, — она выполнила свой план. Леон Массье живет на улице Делезман? Она приказывает сообщникам поселиться на параллельной улице. Сама дает мне адрес отеля Доминика и наводит меня на след семерых бандитов, прекрасно зная, что, напав однажды на след, я пойду до конца; что я, не остановившись на семерых бандитах, доберусь до их главаря, до личности, которая наблюдает за ними и направляет их, до человека в черном, до Леона Массье, то есть до Луи де Мальрейха».

«Допустим, я добрался до преступной семерки; что будет дальше? Либо я буду побежден, либо все мы перебьем друг друга, как она понадеялась в тот вечер, на улице Винь. В любом из этих случаев Долорес от меня избавится. Происходит, однако, совсем другое: я захватываю семерых бандитов. И Долорес бежит с улицы Винь, я обнаруживаю ее в сарае Старьевщика. И оттуда она направляет меня к Леону Массье, то есть к Луи де Мальрейху. Я нахожу при нем письма императора, которые она сама туда положила, и выдаю его правосудию; я объявляю о существовании тайного прохода, который она сама велела устроить между двумя сараями, представляю все улики, которые она сама приготовила, доказываю с помощью документов, которые она сфабриковала, что Леон Массье обманом присвоил это имя, что на самом деле он Луи де Мальрейх».