Он приходит по пятницам - Слободской Николай Страница 34

На второй аналогичный дефект текста читатель, еще не ощущая этого, натыкается опять же в самом начале: привыкнув доверять автору, он принимает за чистую монету утверждение Буквально через несколько абзацев всякий читающий роман сможет и т.д. и спокойно ждет, когда ему всё будет разъяснено. Однако, перелистывая страницу за страницей и дойдя до конца главы, он с досадой замечает, что был введен в заблуждение: автор сгоряча пообещал, а затем, вероятно, и забыл свое обещание. Конечно, опытный читатель легко догадается, что указанная Мишина (и авторская) осведомленность о деталях этого странного дела объясняется его знакомством с Костей, то есть с тем, кто официально расследовал убийство несчастного электрика. Всё так, и никакой особой таинственности эта авторская оговорка тексту не добавляет. Однако, как ни крути, читательские догадки и прозрения – это одно, а отчетливо выговоренное объяснение (во исполнение данного обещания) – это всё же нечто иное. И ни на кого я свою вину за эти огрехи переложить не могу. Честно сознаюсь: приступая к главе, я намеревался всё это по порядку изложить и потому дал ей соответствующее название. Но по мере развертывания текста (а написан он был не за один день) я и забыл, с чего там всё начиналось. А когда спохватился, последняя строчка этой главы была уже напечатана.

По-хорошему, разумеется, следовало бы переписать этот кусок (возможно, даже не один раз – автору же известно, как поступали классики, добивавшиеся безупречного звучания и кристальной ясности). Но войдите и в мое положение: только вытер пот со лба и вздохнул с облегчением – слава тебе, Господи! дотянул до последней фразы – и, можно сказать, тут же обнаружил, что очевидные ляпы налицо, и всё надо начинать сначала. Не всякий на это решится. И боюсь, я не из числа тех, кто способен отважиться на подобный шаг. Честно признаюсь: я не Лев Толстой, и на лавры его не претендую. (Да читателю и не требуются мои чистосердечные признания, он и так это прекрасно видит). А посему, я почти полностью уверен, что, сколько раз не переписывай эти главы, вряд ли мне удастся существенно улучшить свой роман. Ну, может быть, он станет чуть-чуть поаккуратнее, если я уберу эти и подобные дефекты, но общий-то его литературный уровень останется прежним. Читатель, скорее всего, и не заметит моих стараний, как не замечает их, читая этот текст, – а я ведь и его писал со всем возможным для меня тщанием. Если же говорить о конкретных обнаруженных мною огрехах, то не сомневаюсь, что убери я их, читатели найдут (каждый со своей точки зрения) десятки других оплошностей, не позволяющих назвать мой роман безупречным в литературном отношении. Наверное, и самого Толстого критики донимали своими придирками и претензиями, чего уж про меня говорить. Кроме того, моя Софья Андреевна не согласится перепечатывать исправленные автором страницы не то что двадцать раз, но и однократной перепечатки от нее не дождешься. Я ее никогда об этом не просил, но в ответе на подобную просьбу не сомневаюсь. Хотя читает она выходящие из-под моей машинки главы, вроде бы, с удовольствием, даже похваливает время от времени и поторапливает: пиши поскорее, интересно же, что там дальше будет. Однако этим ее участие в создании романа и ограничивается. Да и понятно: у нее своих забот хватает. Нанять машинистку у меня возможности нет. Но не самому же мне снова садиться за машинку – у меня и так спина начинает ныть, стоит мне посидеть за ней часок-другой. Так и скрючиться недолго: обострение пояснично-крестцового радикулита вследствие бескомпромиссного отношения к литературному творчеству. Нет уж, дорогие читатели! Довольствуйтесь тем, что есть. Хотите – читайте, не обращая излишнего внимания на авторские просчеты и недоделки, а не можете с ними смириться – отложите мой роман в сторону и почитайте что-нибудь из классики или кого-то из современных писателей: Фазиля Искандера, например, или Татьяну Толстую – хорошие писатели, не мне чета.

Ну, всё. Осталось только очередной раз извиниться за уклонение от сюжета, и можно будет переходить к делу. Вообще, получается как-то даже смешно: сначала автор долго извиняется за допущенные им промахи, затем кается в том, что его извинения заняли слишком много места, затем он, наверное, с множеством ужимок и реверансов попытается объяснить, почему у него так получается, и оправдаться в этом, затем он вспомнит… и…

А всё это время герои – Миша и Костя, – о которых, собственно, и должна идти речь в этой главе, так и остаются за сценой: автор не дает им шанса завладеть вниманием читателей. Просто не детектив, а «Тристрам Шенди» какой-то!

Если вы думаете, что я не замечаю нелепости таких ситуаций и того, что они входят в противоречие с понятием «остросюжетный жанр», как часто именуют детектив, то вы меня, как автора, и недооцениваете, и – одновременно – переоцениваете. Всё я отлично вижу, я такой же квалифицированный читатель, как и некоторые из вас, и рад бы сделать свой роман более динамичным, избавив его от длиннот, но получается у меня так, как получается.

Скользкое это дело – сочинительство. И нельзя сказать, что я об этом не знал, когда брался за сей роман. Знал. Всё же кой-какой опыт у меня в этом смысле был. Я долго упирался, прежде чем вновь вступил на эту дорожку. Сначала я был твердо уверен, что делать этого не стану: слишком еще свежи были воспоминания о «муках творчества», связанных с появлением на свет моего первого романа. Так что, когда мы с Мишей обсуждали перипетии его детективной деятельности в молодые годы, для меня это было лишь забавой – интересной игрой в сочинение детектива. Ничего я, на самом деле, писать не собирался. Но с годами ощущение того, что у меня в руках уже есть детективный сюжет, причем достаточно подробно разработанный, со всякими придуманными когда-то деталями и нетривиальными поворотами, само стало подталкивать к мысли перенести эту уже частично сочиненную историю на бумагу. Зацепило, значит, меня это занятие – есть в нем и приятные моменты: ничего не было, а вот они – герои романа – уже и появились, задвигались, заговорили, вступили в некие, не существовавшие до сих пор, взаимоотношения. Возник какой-то новый мирок, пусть условный, пусть даже кособокий и не слишком старающийся скрыть свою искусственную природу, но по-своему живой и способный кого-то заинтересовать. И ты, автор, не просто присутствуешь при его рождении, но участвуешь в этом процессе, от тебя, от твоих эмоций, соображений, изобретательности многое зависит. Занятное это дело. Я еще в молодости заметил, что главное удовольствие от какой-нибудь праздничной стенгазеты – с ее частушками, шаржами, эпиграммами и прочими плодами молодежного юмора – получают не те, что читают ее со смехом и поглядыванием друг на друга – ловко тебя прохватили! – а те, кто ее сочинял. И удовольствие это связано с самим процессом сочинения: только что был чистый лист бумаги, а теперь – смотри что! блеск!

Вот на такую приманку и ловится будущий автор, намеревающийся сочинить детектив. Кажется, что при готовом сюжете это не должно создавать больших сложностей – не «Даму с собачкой» же ты задумал – бери и переноси уже придуманные коллизии на бумагу. Тем более, что ты уже однажды справился как-никак с подобной задачей и знаешь, в общих чертах, как это делается. Однако реально получается иначе. Ты знаешь, чтó ты собираешься написать и печатаешь первые несколько слов, но одно словечко цепляется за другое, следующее требует некоторого пояснения и расширения фразы, это в свою очередь тянет за собой новые, не предусмотренные тобой детали… И через некоторое время видишь, что к тому, о чем ты намеревался рассказать, ты еще фактически и не приступал, а страница или две уже заполнены какими-то посторонними рассуждениями, причем нельзя сказать, что они явно лишние, – нет, всё вроде бы здесь на месте, и вычеркнуть эти страницы рука не поднимается. Если внимательнее присмотреться к подобным фактам, то понимаешь, что такую своеобразную механику, которая вклинивается в твои планы и часто тормозит развитие действия, нельзя полностью списать на недисциплинированность твоего воображения и подверженность его хаотическим импульсам, идущим откуда-то из глубин авторского сознания. У меня ощущение, что это далеко не так. Конечно, талантливый автор да и просто опытный ремесленник-литератор умеют справляться с этим неизвестно откуда берущимся напором, уводящим тебя с намеченного пути. Но всегда ли это идет на пользу всему сочинению? Наверное, бывает по-разному.