Призрачная охота - Буало-Нарсежак Страница 34

Маргарита опустила кулаки. И спросила почти умоляюще:

— Ведь он был искренен, правда? Он любил Клодетту?

Флесуа задумчиво ответил:

— Да, любил. Судя по тому, что вы сами рассказали, а главное — по развязке трагедии; Он ее любил… Но с самого ли начала, с момента спасения, об этом мы уже, вероятно, никогда не узнаем. Однако, так или иначе, Симона с ужасом поняла: богатая и молодая сиротка заняла ее место в сердце Сильвена, Клодетта уже не добыча, а соперница, и Сильвен ломает комедию теперь перед ней, сестрой.

— Но откуда ей стало известно?

— Господи Боже мой! Рано или поздно у нее должна была, как говорится, упасть пелена с глаз. Но факты говорят скорее о том, что истина открылась ей внезапно, стала для нее ударом. Вероятно… Симона услышала какой-то разговор Сильвена и Клодетты, разговор, не оставлявший никаких иллюзий.

Флесуа вновь раскурил потухшую сигарету и после нескольких медленных затяжек продолжил:

— Могу пойти дальше. По-моему, причина мгновенно повлекла за собой следствие, то есть месть незамедлительно последовала за открытием. Вспомните! Развитие событий подтверждает мою гипотезу. После ссоры с отчимом девочка, вероятно, растерялась, больше обычного нуждалась в поддержке, утешении… И Сильвен, успокаивая ее, надо думать, не скрывал своей страсти. А Симона их подловила.

По морщинистым щекам Маргариты лились слезы. Она пробормотала:

— Я помню… Клодетта убежала… Господин Сильвен нашел ее в саду… Позже они вернулись вместе. Я как раз заканчивала с посудой… Они еще спросили, не проходил ли кто. Наверное, Клодетта заметила…

— Именно так. Но для Клодетты шпионом мог быть только Фомбье. Разве стала бы она подозревать свою подругу, будущую золовку? Ничего не подозревая, она отворила ночью дверь обезумевшей от ревности преступнице. Могу поспорить, прежде чем ударить жертву ножом, Симона открыла ей правду. Это чисто по-женски… И в довершение… Убийцу не просто не распознали, она стала у нас в какой-то степени свидетелем номер один. Нужно будет перечитать протокол допроса. Интересно посмотреть, до чего…

Маргарита шумно выдохнула:

— Господин Сильвен тоже ведь ни о чем не догадывался?

— Это очевидно. Иначе зачем ему было ждать четыре дня?

Они невольно подняли глаза к потолку.

— Перейдем к событиям вчерашнего вечера, — продолжал Флесуа. — Ничего особенного не произошло?

Ответил ему Франсуа:

— Да нет, ничего… только Симона не спустилась к ужину. Впервые.

— Ага, вот-вот. Это тоже может иметь значение. Сопоставим факты! Нам известно, что девушка не раздевалась… не ложилась… и что убили ее не в своей комнате. Кстати, мне нужно осмотреть спальню Сильвена.

Франсуа тут же вскочил, но Флесуа знаком велел ему сесть.

— Чуть позже. В порядке подтверждения. Лучше я сначала дофантазирую. Хотя какие фантазии? Факты сами говорят за себя… Симона наверняка рассчитывала, что, как только умрет Клодетта, Сильвен вернется к ней и все пойдет по-прежнему. Но эти четыре дня открыли ей жестокую правду. Может даже, какой-то конкретный, совсем недавний факт — вряд ли мы узнаем, какой именно, — убедил Симону, что брат потерян для нее навсегда. И тогда она захотела отомстить Сильвену.

Оба супруга протестующе замахали руками, и Флесуа воскликнул:

— Не торопитесь! Мы дошли только до мести Симоны. Симоны, впавшей в исступление при виде неподдельного горя брата. Она хочет заставить его страдать еще больше, и страдать уже из-за нее. Тоже очень по-женски! Она идет к Сильвену и открывает всю правду, а поскольку он отказывается верить, демонстрирует нож, которым убила Клодетту… Но тут она переборщила. Гнев застилает Сильвену глаза. Он вырывает у нее из рук эту штуку и…

Флесуа схватил один из столовых ножей, сделал выпад в пустоту и повернулся к остолбеневшим старикам.

— Вы собирались уехать с первым автобусом. А Фомбье всегда рано отправляется на фабрику. Руки у Сильвена развязаны. Он затаскивает труп на чердак. Собирается спрятать его, наверняка закопать.

— Я вспомнила, — сказала Маргарита. — Я хотела попрощаться с мадемуазель Симоной. А он ответил: пусть, мол, поспит, мы, мол, еще увидимся.

— Что еще он мог сказать? При благоприятном стечении обстоятельств он исчез бы бесследно. А все думали бы, что он уехал… вместе с сестрой. Вообще говоря, неплохо для непредумышленного убийства. Но случилась осечка: вы отправились на чердак за чемоданом.

Франсуа оттянул двумя пальцами воротник.

— Ох и страшно же было ждать после того, как позвонили в полицию! Мы ведь думали, что господин Сильвен тоже… боится.

— Вот мы и подошли к концу, — медленно произнес комиссар. — Но, думаю, даже если бы Мезьеру удалось бежать, партия для него все равно была проиграна. А он подождал до самого конца. До моего колокольчика. И потом…

Флесуа вернулся к окну. Распахнул его настежь, выпустив на свободу бабочку. Столовую осветило солнце, вспыхнула позолота на посуде. Комиссар оперся на подоконник, поглядел в сторону сирени. На этот раз он точно говорил сам с собой:

— Да, безусловно, все к лучшему. Ну, узнали бы мы факты, всю подноготную. И дальше? Арест! Суд! А что может суд? Разве он хоть раз разобрался в человеке? Да и кто вообще может разобраться, к примеру, во мне? А я-то самый заурядный честный обыватель.

Тишину нарушил шум мотора. Машина затормозила, остановилась. Комиссар узнал ее по шуму движка. Он глубоко вздохнул и, тяжело ступая, вышел из дома.

Жизнь и творчество Буало-Нарсежака

Под двойной фамилией — Буало-Нарсежак — выпускали свои книги соавторы — Пьер Буало (1906–1989) и Тома Нарсежак (род. в 1908). В истории мировой литературы это далеко не единственный случай совместного творчества. Достаточно вспомнить братьев Гримм, братьев Гонкур, Ильфа и Петрова и т. д. Бросается в глаза, что обычно работали вдвоем или родственники, или очень близкие по духу люди. Занимались они этим с молодых лет и приобретали известность только в соавторстве. Однако совсем иначе сложился писательский союз Пьера Буало и Тома Нарсежака. Когда они объединили свои усилия, им перевалило за сорок, и оба к этому времени были уже известными писателями, отмеченными высшими премиями в области детективной литературы. Весь их жизненный опыт и среда, в которой они выросли, резко различались. И даже внешне и по характеру они представляли собой полную противоположность. Пьер Буало — подвижный, сухощавый, нервозный, а Тома Нарсежак — полный, солидный, степенный. И тем не менее, каждый по-своему, собственным путем, шли они постепенно навстречу друг другу, чтобы, объединившись, подарить читателям интересного, яркого писателя — Буало-Нарсежака, который откроет новую главу в