Рекс Стаут - Праздничный пикник (сборник) Страница 35

Он замолк, на его скулах заходили желваки. Несколько секунд спустя Байноу овладел собой и продолжил:

– Извините меня. Мистер Фримм тоже находился рядом и абсолютно уверен, что никто к ней не прикасался. Какой-то незнакомец, правда, подскочил к ней, когда мы только вышли из церкви, но дотронуться до нее не успел. Мистер Фримм отогнал его прочь. И вдруг, сразу после этого, она вздрогнула и прикусила губу. Мы спросили ее, не случилось ли чего, но она только помотала головой. – Он судорожно сглотнул. – Моя жена ни за что не стала бы привлекать к себе внимание на людях. Я полностью поддерживаю полицейскую гипотезу, хотя мое дело непосредственно связано именно с ней. – Он повернул голову к спутнику: – Генри, я предпочел бы, чтобы вы сами объяснили мистеру Вульфу. Вы не против?

– Нет, конечно, мистер Байноу. Я готов, – согласился Фримм. С явной неохотой, как показалось мне. Он перевел взгляд на Вульфа и прокашлялся: – Вы, должно быть, не знаете, кто я такой. Я занимаю пост исполнительного секретаря благотворительного фонда Байноу, в который мистером Байноу вложены весьма крупные средства. Миссис Байноу принимала самое деятельное участие в работе фонда. Я это говорю только для того, чтобы вы знали, чем я занимаюсь. Мистер Байноу хотел, чтобы я рассказал вам о злополучных обстоятельствах, в силу которых я оказался знаком с одним из тех, кто стоял с фотоаппаратом в руках перед церковью Святого Фомы. С молодой женщиной по имени Айрис Иннес.

Он перевел взгляд на Байноу, но тот покачал головой:

– Рассказывайте все как есть, Генри.

Фримм вновь обратился к Вульфу:

– Дело в том, что мы с мисс Иннес были обручены и расторгли помолвку только месяц назад. В полиции об этом узнали, и меня вызывали на допрос. Расспрашивали и о том, в каких отношениях я состоял с миссис Байноу. Судя по вопросам, в полиции подозревают, что наша с мисс Иннес помолвка расстроилась из-за моих отношений с миссис Байноу, – совершенно беспочвенное подозрение. Однако в полиции всерьез думают, будто у мисс Иннес имелись основания для того, чтобы… э-э-э… отомстить миссис Байноу. По-моему, это абсолютно нелепо. Тем не менее я посчитал своим долгом – своим священным долгом, если хотите, – рассказать об этом мистеру Байноу.

Он снова посмотрел на филантропа, но тот не сводил глаз с Вульфа.

Фримм спросил:

– Этого достаточно, мистер Байноу?

Байноу, не ответив, обратился к Вульфу:

– Теперь вы понимаете, почему я сказал, что дело у меня очень деликатное? Я разговаривал с комиссаром полиции, который отнесся к ситуации с пониманием. Однако репортеры уже пытались приставать к Фримму с расспросами. Так что опасность весьма велика. Мою жену убили, и избежать газетной шумихи, конечно, невозможно. Однако я не позволю, чтобы память жены осквернили попыткой бросить тень на ее честное имя и на ее… добродетель. Я советовался со своим адвокатом. По моей просьбе он переговорил с окружным прокурором, но больше ничем помочь мне не в силах. Вот почему я решил прийти к вам. Если вы и впрямь столь умны и изобретательны, как утверждает мой друг Льюис Хьюитт, то придумаете, чем мне помочь.

Вульф нахмурился:

– Если вы рассчитываете, что газеты воздержатся от грязных намеков и инсинуаций, мистер Байноу, то сразу выкиньте это из головы. А кроме этого что вам еще нужно?

– Я хочу, чтобы память о моей жене не была осквернена никакими подозрениями. Я хочу, чтобы в полиции убедились в полной беспочвенности подозрений о возможной мести со стороны мисс Иннес. Если мою жену и впрямь убили отравленной иглой, выпущенной из фотоаппарата, – а я склонен согласиться с этой версией, поскольку не представляю, как это можно было сделать по-другому, – то убийца – один из троих мужчин. Я хочу, чтобы он был изобличен и понес наказание. И еще: я пришел к вам потому, что там находился мистер Гудвин. Насколько мне известно, он стоял рядом с мисс Иннес, между ней и одним из мужчин, так что наверняка может засвидетельствовать, что у нее в руках был самый обычный фотоаппарат. И я прошу вас положить конец нелепым и грязным россказням. – Он разжал кулаки и переплел пальцы. – Моя жена была добропорядочной, чистой женщиной, и слушать подобные сплетни просто невыносимо.

Вульф кивнул:

– Да, для человека в вашем положении это совершенно естественно. Вам слишком редко приходилось что-либо терпеть. Но любые домыслы об убийстве можно прекратить только одним способом. Для этого надо найти и изобличить подлинного убийцу. – Он слегка повернул голову: – Мистер Фримм, позвольте задать вам самый очевидный вопрос: был ли у мисс Иннес благовидный предлог для того, чтобы оказаться у церкви с фотоаппаратом?

Фримм кивнул:

– О да. Более чем благовидный. Она профессиональный фоторепортер, работает в журнале «Сеньорита». Я не разговаривал с ней с тех пор, как мы… перестали встречаться, но полагаю, что она была там по заданию журнала.

– Когда вы виделись с ней в последний раз?

– Месяц назад. Когда была расторгнута наша помолвка.

– Кто и почему решил ее расторгнуть?

– Мы оба. По взаимному согласию. Просто мы поняли, что не подходим друг другу. – Фримм поджал губы. – Как я вам уже говорил, мистер Вульф, подозрения полицейских совершенно нелепы и абсурдны.

– Без сомнения. – Вульф снова посмотрел на Байноу: – Вы понимаете, сэр, что я не могу допустить, чтобы результатом расследования стал отрицательный ответ. Я не смогу покончить с домыслами и инсинуациями, доказав, что мистер Фримм порвал с мисс Иннес не из-за внезапно вспыхнувшей страсти к миссис Байноу и что мисс Иннес не вынашивала планов мести. Доказать справедливость этих предположений можно, только опровергнув их. Чтобы их опровергнуть, нужно найти настоящего преступника. Для нас подходящая кандидатура – любой из троих мужчин с фотоаппаратами. Вам что-нибудь известно о них?

– Нет. Мне их называли, но я никого не узнал. Я и сейчас их не помню. У меня после произошедшего голова плохо работает. Генри?

– Да, мистер Байноу. Джозеф Херрик, фоторепортер из «Газетт». Огастес Пицци из рекламного агентства… минутку… – Фримм закрыл глаза. Потом открыл. – Вспомнил. «Олловер пикчерз». И Алан Гайс, фотограф на вольных хлебах.

Фримм заметил, что я строчу в блокноте, и спросил, успел ли я записать все имена и фамилии. Я кивнул. Тогда он повернулся к Вульфу:

– Ни об одном из них я никогда не слышал, как и мистер Байноу. Насколько нам известно, ни один из них не был знаком или хотя бы косвенно связан с миссис Байноу.

– Естественно, – проворчал Вульф. – Это навлекло бы на него подозрения. Скорее всего, убийцу наняли. Но если он не призна́ется – а он наверняка не призна́ется, – то как нам искать того, кто его нанял? У вас есть какие-нибудь соображения, мистер Фримм?

– Нет.

– Ни малейших?

– Нет. Я не знаю никого, кто питал бы антипатию к миссис Байноу, и уж тем более никого, кто желал бы… желал бы ее смерти.

– А у вас, мистер Байноу?

– Нет. Разумеется, данный вопрос интересовал и полицию, так что я уже об этом думал. Как ни настаивали полицейские, я так и не смог назвать им ни одного имени.

– Тогда немудрено, что они уцепились за мисс Иннес. – Вульф задрал подбородок. – Давайте избежим недоразумений, сэр. Если вы нанимаете меня для того, чтобы положить конец всяческим домыслам, порочащим вашу жену, то я соглашусь на это только при условии, что не вскрою фактов, которые заставили бы меня усомниться в беспочвенности и безосновательности домыслов. Если же я обнаружу подобные факты, то немедленно прекращаю расследование и выставляю вам счет, а если в мои руки попадают улики, изобличающие преступника, то я передаю их в полицию.

– Вы не обнаружите подобных фактов, – натужно произнес Байноу. – И заверяю вас, что не хочу укрывать каких-либо улик от полиции. А ваши намеки я нахожу попросту оскорбительными. – Он сглотнул. – Мистер Хьюитт предупредил, что вы бываете задиристы и грубы. Но мне ничего не остается, как примириться с этим или… откланяться и остаться ни с чем. Я принимаю ваше условие. Единственное, что я хотел бы изменить… Нет. Я согласен. Вы желаете получить задаток?

Вульф сказал, что это не обязательно, и начал задавать вопросы. Я держал наготове раскрытый блокнот, но за целых полчаса в нем не появилось ничего, кроме отрицательных ответов. Ни Байноу, ни Фримм ровным счетом ничего не знали ни про Херрика, ни про Пицци, ни про Гайса. Оба не могли назвать никого, кто желал бы свести счеты с миссис Байноу. Убитая происходила из старой и уважаемой фамилии, была дочерью англиканского епископа, обладала безукоризненной, незапятнанной репутацией и все в том же духе.

Лишь Байноу удалось припомнить один мало-мальски значимый факт. Вечером в пятницу ему показалось, что жена чем-то озабочена. В ответ на его вопрос она сказала, что Страстная пятница не тот день, когда можно говорить о человеческих пороках, она вернется к этому разговору после Пасхи. Впрочем, нам это не слишком помогло, поскольку Байноу даже не подозревал, что́ она имела в виду.