Эрл Гарднер - Дело о племяннице лунатика Страница 35

– Не согласен с вами.

– Думаю, не стоит это обсуждать, не так ли?

– Начал не я, а вы.

– Ну, я просто пытаюсь объяснить вам, почему я изменилась в душе.

– Насколько я понимаю, вы стараетесь убедить меня, что в вашем сердце проснулись добрые чувства?

– Вот именно.

– Почему?

– Я вдруг решила, что если Питер немного не в себе и желает прохлопать свои деньги, то мне не следует его останавливать. Если это то, что сделает его счастливым, – что ж, я хочу, чтобы он был счастлив.

– Даже так? – скептически спросил Мейсон.

– Знаю, вы не желаете мне верить, – ответила она вымученно, – считаете меня расчетливой и хладнокровной. Как бы я желала сделать что-нибудь такое, чтобы убедить вас в противном. Я ценю ваше доброе мнение, мистер Мейсон, очень высоко, так высоко, что вы даже себе не представляете. Я имела дело со множеством адвокатов, но я никогда не встречала ни одного из них, кто бы был настолько прямолинеен, энергичен и… до грубости честен, как вы. И я могу видеть, что вам я не нравлюсь. Обычно мужчины меня любят. Мне бы очень хотелось, чтобы вы относились ко мне так же, как я отношусь к вам.

Мейсон открыл сигаретницу и протянул ее. Она взяла сигарету, внезапно подняла глаза на него, улыбнулась и сказала:

– Жду, когда вы ответите мне: «Благодарю вас».

– Благодарю вас, – сказал Мейсон совершенно равнодушно. Он дал ей прикурить, затем поднес горящую спичку к своей сигарете и изучающе разглядывал посетительницу сквозь облачко табачного дыма. – Ну и что дальше?

– Окружной прокурор желает вытащить меня на свидетельскую трибуну.

– Для чего?

– Чтобы я дала показания, как Питер пытался убить меня разделочным ножом.

– Прокурор думает, что сможет использовать ваши показания?

– Вот его собственные слова: «Думаю, где-то Мейсон приоткроет лазейку и даст мне возможность через вас вставить ему фитиль».

– Есть еще что-нибудь?

– Вы не слишком-то набиваетесь на мою откровенность.

– Если бы я точно знал, что у вас на уме, – ответил он, – я, возможно, облегчил бы вашу задачу.

– Я хочу позволить Питеру получить развод.

– Почему?

– Потому что думаю, что для него это наилучший выход.

– И как же вы собираетесь содействовать этому? – задал вопрос адвокат.

– Хочу забрать из суда все свои иски. Это полностью расчистит ему дорогу. Окончательное решение о разводе уже вынесено, и если я заберу свои бумаги, тогда ему больше никто не помешает жениться, разве не так?

Мейсон не ответил прямо на ее вопрос, но спросил в свою очередь:

– И сколько же вы хотите откупного?

– Что заставляет вас думать, что я чего-то ожидаю взамен?

– Неужели я ошибся?

– Я не меркантильна. Мне не нужны деньги Питера, но я ничего не умею. У меня нет профессии. Нет никаких навыков. Не могу даже печатать на машинке или стенографировать.

– Сколько? – повторил Мейсон.

В ее глазах вспыхнуло что-то и тут же погасло.

– А сколько вы намерены предложить? – притворно-застенчиво спросила она.

– Я не могу делать никаких предложений.

– Но вы можете предложить то, что Питер хотел бы мне выплатить, или не можете?

– Нет, не могу.

– Я бы взяла двести тысяч долларов наличными. Это обеспечило бы мне тот образ жизни, к которому я привыкла еще при Питере.

– Не стремитесь к этому, – заявил ей Мейсон. – Овчинка не стоит выделки.

– Что не стоит?

– Стремиться обеспечить себе жизнь за такую цену.

– Вы что, пытаетесь учить меня, как жить? – вспыхнула она.

Он покачал головой:

– Нет, я пытаюсь объяснить вам, чего вы не сможете получить.

– А чего я не смогу получить?

– Двести тысяч долларов.

– Не знаю, – заявила она, быстро проведя пальцем по складкам платья, – как я могу обойтись меньшей суммой?

– Вы же сейчас получаете пятнадцать сотен в месяц. Допустим, что и впредь вы будете довольствоваться этим. Пожалуй, это немного лучше, чем пухленькая сумма. У вас будет фиксированный месячный доход, и вы ни от кого не будете зависеть.

– И как долго это может продолжаться?

– До бесконечности, – ответил Мейсон, – если, конечно, вы не выйдете замуж.

– Нет, – возразила она, – я не хочу тянуть соки из Питера подобным образом. Я предпочла бы оговорить единовременную небольшую выплату – и покончить с этим.

– Что вы подразумеваете под «небольшой выплатой»?

– Двести тысяч долларов.

Мейсон покачал головой с самым прискорбным видом:

– Нет, я даже не могу сообщить вам, что мой клиент вообще намерен выложить откупные. С вами настолько приятно было иметь дело все это время, что рискну намекнуть: я действительно думаю, что для вас лучше оставить эти пятнадцать сотен в месяц. С прицелом в отдаленное будущее вы окажетесь в лучшем положении, чем если вам удастся выторговать большую сумму сразу.

– Предположим, я запрошу меньше.

– И сколько же?

– Я назову низший предел, мистер Мейсон. Сто тысяч долларов.

Мейсон зевнул, прикрыв из вежливости рот ладонью, и отрицательно покачал головой.

– Ну, знаете, с вами очень трудно иметь дело.

– Ну тогда, – посоветовал Мейсон, – наймите адвоката, если я вас не устраиваю, и действуйте через него.

– Я не хочу делиться с адвокатом.

Мейсон пожал плечами. Она внезапно швырнула сигарету на пол, наступила на нее, вскочила с места и потребовала:

– Ну, так что вы предлагаете? Что вы сидите, как жук на бревне! У меня есть и другие дела, которые не ждут.

– Какие? – поинтересовался он, поднимая брови.

– Вас это, черт побери, не касается. Так сделайте мне предложение.

– Насчет чего?

– Насчет того, чтобы я начисто вышла из игры.

– А вы выйдете?

– Вы что, не слышали?

– И не будете больше беспокоить Питера Кента и пытаться увидеть его?

– Если только он не надумает вновь развестись уже с новой женой.

Мейсон покачал головой и медленно ответил:

– Нет, полагаю, мой клиент передумал жениться. Не далее как вчера он упомянул, как вы были прекрасны. Вполне возможно, он захочет помириться с вами и сойтись снова.

– Не нужно мне никакого примирения и никаких «снова». Слушайте! – сказала она, все еще стоя. Ее глаза заблестели, щеки вспыхнули. – Я читала в газетах отчеты о сегодняшнем судебном заседании.

– Ну и что из этого? – спросил Мейсон.

– А то, что Мэддокса спрашивали про телефонный звонок.

– Дальше?

– А дальше, допустим, вы сможете уличить его во лжи?

– Это дало бы мне, – признался Мейсон, – довольно весомое преимущество.

– Тогда, предположим, я занимаю свидетельскую трибуну и подтверждаю, что он звонил мне по телефону. Во сколько вы бы оценили такую услугу?

– Не дал бы за нее ни единого цента, – ответил Мейсон. – Мы не собираемся покупать ложные показания от кого бы то ни было.

– А что, если это правда?

– Правда?

– Я пока еще не собираюсь отвечать на этот вопрос.

– Когда окажетесь на свидетельской трибуне, – предупредил Мейсон, – вам придется на него ответить.

– И я отвечу, но только так, как сочту нужным, – огрызнулась она и, подойдя к углу его стола, стукнула кулаком: – Не думайте, что вам удастся взять меня на пушку, мистер Мейсон!

– Надеюсь, вы не хотите сказать, что дадите ложные показания?

– Не надейтесь! Конечно, дам. Меня тошнит от мужчин. Они, с одной стороны, лгут нам, женщинам, а с другой стороны, когда лгать пытается женщина, – ее обвиняют во всех смертных грехах… Дайте мне пятьдесят тысяч.

Мейсон покачал головой. Она стиснула кулачки.

– Я бы мог попробовать уговорить моего клиента на двадцать пять тысяч, – медленно ответил Мейсон.

– Не сомневаюсь, что он заплатит, если вы ему посоветуете.

– Я попытаюсь с ним договориться, но только если вы честно расскажете все на суде.

– Это сделка? – спросила она.

Он кивнул.

– Будьте вы прокляты! – вырвалось у нее. – Я ненавижу вас! Если бы Питер не сидел в тюрьме по обвинению, я бы отправилась к нему и вытрясла из него двести тысяч до единого цента. Даже больше.

– Можете ненавидеть меня и дальше, – заметил Мейсон, улыбаясь.

– Что я и делаю, – ответила она, – но если я когда-либо попаду в переплет, то моим адвокатом будете только вы.

– Уж не собираетесь ли вы в один прекрасный день влепить пулю в своего бывшего мужа? – спросил он.

В ее глазах медленно угасал гнев. Она уселась на подлокотник большого кресла с черной кожаной обивкой и ответила:

– Не будьте глупцом – разве я похожа на дурочку? Зачем убивать курицу, которая несет золотые яйца?

– Ладно, – сказал Мейсон, – договорились. Я получу для вас двадцать пять тысяч долларов.

– Когда?

– Завтра утром. Чек будет передан вам еще до того, как вы подниметесь на свидетельскую трибуну, чтобы не возникло никаких вопросов о выплате денег в зависимости от ваших показаний.

– Тогда пусть будет тридцать тысяч.

– Двадцать пять, – возразил он непреклонно.