Агата Кристи - Смерть лорда Эджвера Страница 35

– Я этого не говорила. Мы с ним разные люди, вот и все. Он легкомысленный человек. У него есть обаяние, не спорю. Он может вскружить девушке голову. Но мне было бы гораздо спокойнее, если бы ей нравился человек посерьезнее.

– Например, герцог Мертонский.

– Я не знакома с герцогом. Но он, безусловно, относится к обязанностям, которые налагает на него положение в обществе, весьма серьезно. Впрочем, он неравнодушен к этой женщине... несравненной мисс Уилкинсон.

– Его мать...

– О, я тоже думаю, что его мать предпочла бы, чтобы он женился на Аделе. Но что могут матери? Сыновья никогда не хотят жениться на девушках, которые нравятся их матерям.

– Как вы думаете, кузен мисс Марш испытывает к ней какие-нибудь чувства?

– Какое это имеет значение теперь, когда он арестован?

– Значит, вы полагаете, что его признают виновным?

– Нет. Я считаю, что это сделал не он.

– И тем не менее его могут признать виновным? Мисс Кэррол не ответила.

Пуаро встал.

– Не смею вас больше задерживать... Скажите, пожалуйста, вы были знакомы с Карлоттой Адамс?

– Нет, но я видела ее на сцене. Очень интересно.

– Да... – Пуаро задумался. – Но нам пора. Куда я положил свои перчатки?

Перчатки оказались на столе мисс Кэррол, и, протянув руку, чтобы взять их, Пуаро рукавом задел пенсне мисс Кэррол, которое упало на пол. Пуаро поднял его и, рассыпавшись в извинениях, вернул мисс Кэррол.

– Простите, что напрасно побеспокоил вас, – еще раз повторил он, прощаясь, – но у меня была надежда, что разгадка связана с пребыванием лорда Эджвера в Париже. Вот почему я расспрашивал вас о Париже. Слабая надежда, конечно, но мадемуазель Марш была так убеждена, что ее кузен непричастен к убийству!.. Всего доброго, мадемуазель.

Мы уже были в дверях, когда позади раздался голос мисс Кэррол:

– Мсье Пуаро, это не мое пенсне! Я ничего не вижу!

– Что? – Пуаро с изумлением посмотрел на нее и вдруг, стукнув себя по лбу, произнес: – Какой же я олух! Когда я нагнулся, чтобы поднять ваше пенсне, мое собственное пенсне выпало у меня из кармана, и, наверное, я перепутал его с вашим. Они так похожи!

Пуаро и мисс Кэррол обменялись пенсне, и мы окончательно откланялись.

– Пуаро, – сказал я, когда мы очутились на улице. – Вы не носите пенсне.

Он с восторгом посмотрел на меня.

– Великолепно! Какая сообразительность!

– Это было пенсне из сумочки Карлотты Адамс?

– Совершенно верно.

– Почему вы решили, что оно может принадлежать мисс Кэррол?

Пуаро пожал плечами:

– Она единственная из всех, кто связан с этим делом, носит пенсне.

– И все-таки это не ее пенсне, – задумчиво сказал я.

– Так она утверждает.

– До чего же вы подозрительны!

– Вовсе нет. Возможно, она сказала правду. Думаю, что она сказала правду. Иначе она вряд ли бы заметила, что я подменил пенсне. Они действительно очень похожи.

Мы неторопливо шли вдоль улицы. Я предложил взять такси, но Пуаро покачал головой.

– Мне нужно подумать, друг мой, а ходьба меня успокаивает. Я не возражал. Вечер был душным, и я не спешил домой.

– Ваши расспросы о Париже были всего лишь отвлекающим маневром? – с любопытством спросил я.

– Не совсем.

– Но мы по-прежнему ничего не знаем о Д., – задумчиво продолжал я. – Как странно, что ни у кого из связанных с этим делом людей ни имя, ни фамилия не начинается с Д... кроме... как странно!.. Кроме Дональда Росса. А он мертв.

– Да, – грустно сказал Пуаро. – Он мертв.

Я вспомнил, как совсем недавно мы шли вместе с ним к метро, вспомнил еще кое-что и едва не споткнулся.

– Господи боже мой, Пуаро! – воскликнул я. – Вы понимаете?

– Что, друг мой?

– То, о чем говорил тогда Росс? Их было тринадцать. И первым из-за стола поднялся он.

Пуаро не ответил, и мне стало не по себе, как бывает всякий раз, когда сбываются дурные приметы.

– Удивительно, – тихо произнес я. – Согласитесь, что это удивительно.

– М-м?

– Я сказал, что это удивительно – насчет Росса и тринадцати человек за столом. Пуаро, о чем вы думаете?

К моему глубокому удивлению и, должен признаться, неудовольствию, Пуаро вдруг охватил приступ хохота. На глазах у него выступили слезы, и он буквально согнулся пополам, не в силах совладать с этим пароксизмом веселья.

– Что это вас так насмешило? – неприязненно спросил я.

– Ох-ох-ох, – стонал Пуаро. – Ничего. Я всего лишь вспомнил загадку, которую на днях услышал. Ответьте, Гастингс, кто это: две ноги, перья и лает, как собака?

– Курица, кто же еще, – вяло отозвался я. – Эту загадку я слышал еще от своей няни.

– Вы слишком хорошо информированы, Гастингс. Вам следовало сказать: «Не знаю». А я бы сказал: «Курица», – а вы бы сказали: «Но курица не лает, как собака», – а я бы сказал: «Я это специально вставил, чтобы труднее было догадаться». Что, если у инициала Д. – такое же объяснение?

– Чепуха!

– Для большинства людей да, но кое для кого... Ах, если бы мне было у кого спросить...

Мы шли мимо большого кинотеатра, из которого как раз в это время выходили после очередного сеанса люди, оживленно обсуждавшие свои дела, своих знакомых противоположного пола, свою работу и лишь изредка – только что увиденный фильм.

Переходя Юстон-роуд, мы услышали разговор какой-то пары.

– Прелесть, что за фильм, – вздохнула девушка. – А Брайан Мартин как хорош! Я ни одной его картины не пропускаю. Помнишь, как он проскакал по самому краю обрыва?

Ее спутник был настроен скептически.

– Сюжет глупый. Если бы у них хватило ума сразу расспросить Эллис – а сообразить было совсем нетрудно...

Дальнейшее я не расслышал. Дойдя до тротуара, я обернулся и увидел, что Пуаро стоит посреди дороги и на него с противоположных сторон едут два автобуса. Я инстинктивно закрыл глаза руками. Раздался леденящий душу визг тормозов, затем громыхнула сочная шоферская речь. Пуаро, сохраняя достоинство, ступил на тротуар. У него был вид лунатика.

– Вы сошли с ума? – спросил его я.

– Нет, друг мой. Просто... просто я понял. Там, в тот самый момент.

– Который мог бы стать последним в вашей жизни, – заметил я.

– Это не важно. Ах, друг мой, я был глух, слеп, глуп! Теперь я вижу ответы на все свои вопросы, да-да, на все пять. Все понятно. И так просто, по-детски просто!

Глава 28

ПУАРО ЗАДАЕТ ВОПРОСЫ

Прогулка получилась необычной.

Весь оставшийся путь до дома Пуаро провел в глубокой задумчивости, тихо восклицая что-то время от времени. Я расслышал только, как однажды он сказал «свечи», а в другой раз «douzaine»[64]. Если бы я был сообразительнее, то, наверное, уже тогда мог бы догадаться, что к чему. Но, к сожалению, этого не произошло.

Как только мы вошли в дом, он бросился к телефону и позвонил в «Савой».

– Зря стараетесь, – сказал я, усмехаясь.

Пуаро, как я не раз говорил ему, никогда не знает, что происходит вокруг.

– Она занята в новой пьесе, – продолжал я, – и сейчас наверняка в театре. Еще только половина одиннадцатого.

Но Пуаро не слушал меня. Он предпочел говорить со служащим гостиницы, который явно сообщил ему то же самое, что и я.

– Вот как? В таком случае я хотел бы переговорить с горничной леди Эджвер.

Через несколько минут их соединили.

– Это горничная леди Эджвер? Говорит Пуаро. Мсье Эркюль Пуаро. Вы помните меня?

.........

– Прекрасно. Случилось нечто очень важное. Не могли бы вы сейчас ко мне приехать?

.........

– Да, очень важное. Пожалуйста, запишите адрес.

Он повторил адрес дважды и повесил трубку.

– О чем это вы говорили? – спросил я с любопытством. – У вас действительно есть какие-то новые сведения?

– Нет, Гастингс, новые сведения я получу от нее.

– О ком?

– О некой персоне.

– Вы хотите сказать, о Сильвии Уилкинсон?

– Нет, что касается ее, то о ней у меня сведений достаточно. Можно сказать, я знаю о ней все.

– О ком же тогда?

Но Пуаро только одарил меня одной из своих нестерпимо снисходительных улыбок и принялся лихорадочно приводить в порядок комнату.

Горничная приехала через десять минут. Невысокого роста, одетая в черное, она нервничала, не зная, как себя вести.

Пуаро устремился ей навстречу.

– О, вы пришли! Вы очень, очень добры. Пожалуйста, присядьте, мадемуазель... Эллис, если я не ошибаюсь?

– Да, сэр, Эллис.

Она уселась на стул, который придвинул ей Пуаро, и, сложив на коленях руки, взглянула на нас. Ее маленькое, бескровное личико было спокойно, тонкие губы упрямо сжаты.

– Для начала скажите, пожалуйста, мисс Эллис, как давно вы служите у леди Эджвер?

– Три года, сэр.

– Я так и предполагал. Ее дела известны вам хорошо.

Эллис не ответила, выражая всем своим видом неодобрение.

– Я хотел сказать, что вы наверняка знаете, кто ее враги.

Эллис сжала губы еще плотнее.

– Женщины всегда стараются ее чем-нибудь уколоть, сэр. Они чуть ли не все ее ненавидят. Зависть, сэр.

– Значит, женщины ее не любят?