Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. «Магнолия» в весеннюю метель. Ничего не случилось Страница 35

– Значит, сдадите нас в милицию.

– Может быть, мне самому неохота связываться с ними.

Уступе пошевелился и застонал. Вершинин встал и подошел к телефону.

– Не надо! – крикнул Арвид. – Не звоните! Я скажу, где она!

– Где?

– Недалеко, в соседнем переулке. Развяжите ноги!

– Адрес!

– Улица Уденс тринадцать, квартира четыре.

– Кто еще там живет?

– Двое стариков, больше никто. Развяжите ноги!

– Телефон есть?

– Нет.

Вершинин снял трубку.

– Да не звоните же! Сколько вы хотите?

– Бросьте, – сказал Вершинин, – вы что, не соображаете? Уступс без сознания, надо вызвать «скорую».

– А что вы им скажете?

– Что перепил, сам упал, – и Вершинин набрал номер.

– Человек без сознания, да, пожалуйста, – он назвал адрес и опустил трубку. – А теперь без глупостей, – он поднял с пола финку Арвида, опустил в свой карман. – Будешь делать все, что я скажу. Иначе мне терять нечего. Я и не таких, как ты, добывал. Вставай, пошли! – он подхватил Арвида под мышки, поставил на ноги, вывел из дома, усадил в машину и они поехали.

– Куда? – спросил Вершинин.

– Прямо и сразу направо.

После паузы Арвид проговорил:

– Стой, это здесь. Мне ждать?

– Нет, мы с тобой сейчас будем неразлучны, как сиамские близнецы, – он обернул конец ремня своей руки и повел Арвида, как собаку на поводке. – Показывай дорогу!

От страха и растерянности у Лиесмы выпала из рук кружка и разлетелась на черепки. Она стояла, раскрыв рот, словно увидев привидение, не в силах выговорить хоть слово.

– Добрый вечер, Лиесма, – поздоровался Вершинин, не выпуская ремня. – Тогда мы так и не договорили. Может быть, сделаем это сейчас? Кто дал вам кольцо, которое вы продали той женщине из Новосибирска? Уступе? Или этот молодой человек? – он ткнул пальцем в Арвида, съежившегося от страха. – Или, может быть, сами сняли с пальца у мертвой Зиедкалнс? Отвечайте! Мне некогда!

– Нет! – истерически закричала Лиесма. – Нет, нет! – она попятилась.

– Стой! – прикрикнул Вершинин. – Сядь на стул! – он сунул руку в карман.

Лиесма покорно уселась и, закрыв лицо руками, заплакала. Вершинин с Арвидом стали у нее за спиной.

– Хватит! – прикрикнул Вершинин. – Кто дал кольцо?

– Ария, – пробормотала Лиесма. – Ария дала, просила продать кому–нибудь из отдыхающих, которые скоро уедут. Я… честное слово, я говорю правду.

Арвид хотел что–то сказать, но Вершинин сильно дернул за ремень.

– Молчать! Где сейчас Ария?

– В Риге, где же еще. Работает в парикмахерской.

– Ваше пальто в прихожей?

– Да.

– Одевайтесь и пойдемте.

– Куда? – большими, полными страха глазами она смотрела на Вершинина.

– Одевайтесь, я сказал!

Лиесма послушно надела пальто, повязала платочек, натянула сапожки. Вершинин усадил ее вместе с Арвидом в свою машину. И сразу же тронулся.

– А сейчас, – сказал он, выехав на шоссе и разогнавшись до скорости сто километров, – зарубите на носу: до Пиекрастес скорости не уменьшу, так что удрать вам не удастся, Лиесма, разве что на тот свет.

– А я? – пришел в себя Арвид. – У меня же с этим делом ничего общего! Отпусти домой!

– Это мы еще выясним, – проговорил Вершинин мрачно.

XXXV

Стабиньш, фыркая и постанывая от блаженства, мылся под душем. Горячие струйки приятно кололи кожу, успевшую уже покраснеть. Наконец, он вылез из ванны, долго растирался толстым полотенцем и глядел на себя в зеркало.

«Наконец–то дома, – радовался он про себя. – Наверное, пару килограммов сбросил, – он, словно чужое, разглядывал свое побуревшее, обветренное, осунувшееся лицо. – Командировочка была хуже некуда, скажем прямо, но зато и результаты…»

Короткий звонок в дверь заставил его встрепенуться. Звонок повторился. «Кто это в такую рань?» Перестав растирать спину, он прислушался. На кухне звенела посуда: хозяйка готовила завтрак. Что она, не слышит, что ли? Но медленные, шаркающие шаги приблизились к двери.

– Кто там? – сердито спросила тетя Амалия. – Он тут не принимает, идите на работу и там ждите.

Улдис не расслышал ответа, но женский голос за дверью показался Улдису знакомым. Он быстро надел тренировочный костюм, сунул ноги в тапочки и вышел.

Ирена Канцане стояла в коридоре и, казалось, не собиралась уходить. Серьезное лицо ее было грустно, но выражало решимость. Она была в синей куртке, тяжелых башмаках, на глазах – темные очки. На полу рядом стоял туристский рюкзак. Выглядела она так, словно собралась путешествовать с «автостопом».

Улдис сначала смутился, потом улыбнулся.

– Я был у вас в гостях, и вы меня все же не выгнали. Отвечу тем же. Проходите в комнату.

– Только поэтому? – Ирена принужденно рассмеялась, но не заставила упрашивать себя. Подхватив тяжелый рюкзак, критически оглядела свои башмаки, перевела взгляд на чистый пол, тщательно вытерла ноги, вошла в комнату и уселась у небольшого столика.

– Придется немного обождать, – извинился Улдис, скрываясь в другой комнате. Вскоре он вернулся одетым и причесанным.

– Могу предложить кофе.

– Спасибо, нет, – отказалась Ирена. – Сперва хочу извиниться, что так вломилась к вам, но дежурный в отделе сказал, что на работе вас сегодня не будет.

– Да, я только ночью приехал.

– Во–вторых, мне очень хотелось этот последний на свободе разговор с вами провести в домашней обстановке, – она подавила вздох. – У меня в этой области свои воззрения. Вот, возьмите, – она не дала Улдису времени возразить. – Это мои собственноручные показания. Юридически это называется «явка с повинной». В тот раз я не была с вами полностью откровенной, и пожалела об этом, когда узнала то, что знаю теперь. Да, старший лейтенант Стабиньш, я воровка, злонамеренно использовавшая свое служебное положение. Хотя доставалось мне очень немного. Но сообщницей убийцы я никогда не стану. Я помогала директору Зале организовать аферу с левым товаром, я подсунула Зиедкалнс накладные на подпись. Она, бедная, ничего не знала. Тогда я поняла, что Зиедкалнс использовали, как надежную ширму, на нее никогда не пали бы подозрения. Вы, конечно, понимаете, о чем я говорю.

Стабиньш кивнул.

– Мы только не знали, что вы так тесно связаны с этим.

– Теперь будете знать, – вызывающе сказала она. – После смерти Ольги меня стали одолевать сомнения и угрызения совести. Но я все еще не понимала, что эти левые операции могут быть как–то связаны с этой смертью. В тот раз я сказала вам, что не верю в это. Тогда это было правдой. Но я доискивалась. У меня была причина искать. Я знала, кто звонил Ольге и назначил ей встречу. Кое на что я в тот раз вам намекнула, но сказать открыто боялась, своя рубашка ближе к телу. А теперь мне все равно, – она говорила жестко и безжалостно. – Я знала, что все важные разговоры Зале записывает на магнитофон (Стабиньш усмехнулся). Не смейтесь. Она все всегда делает с расчетом, обдуманно, и если потом кто–нибудь попробовал бы выйти из повиновения, у нее был бы козырь – запись. Я знала: если гибель Ольги связана с торговыми делами – без записи не обошлось. Искала, искала. Дома такие вещи не держат. В магазине? Тогда только в таком месте, куда можно добраться и после опломбирования магазина. В подвале я проверила все ящики, ощупала все кирпичи, и в конце концов за одним из них нашла, – она вынула из сумки бумажный сверточек. – Это последняя надежда Зале, последняя индульгенция и последний шанс остаться в живых, если ее разоблачат. Но сейчас этот ролик обратится против нее. Прослушав запись, я поняла, какую ужасную роль сыграла в этом деле сама. У всего, даже у подлости есть границы. Молчать я больше не имела права. И так уж молчала слишком долго. И вот я пришла. Арестуйте! Я больше не боюсь. Я рассказала вам почти все, – она вздохнула, – Я понимаю – овации не будет, и просить жалости я не стану. Скорее наоборот. В свое время я хотела стать судьей. И вот мечта своеобразно исполнилась. Мой первый приговор жесток, но справедлив. Я осудила себя со всей строгостью и требую наказания. Не говорите ничего. И еще – последнее. Вы, Улдис, должны это знать. Это не смягчающее обстоятельство, и я не попрошу о смягчении, но только… не считайте, Улдис, что я непоправимо испорчена, безнадежно пала. Это очень важно для меня, потому что… – она на миг запнулась, – мне не безразлично, что вы обо мне думаете…

Наступила тишина. Улдис долго смотрел на Ирену и не знал, что ей сказать. Наконец опустил глаза.

– Арестовывать, Ирена, я вас не арестую, – сказал он тихо. – Хотя ради вашей же безопасности это стоило бы сделать. Но я не могу. Пойдемте в прокуратуру, к следователю Розниексу. Он умный человек. Он что–нибудь придумает, – Улдис подошел к телефону, набрал номер. – Привет, старик, это я, – голос его звучал невесело, скорее мрачно.