Энн Перри - Смерть в Поместье Дьявола Страница 36

— Да, миссис Поумрой. Сожалею, но у меня для вас плохие новости. — Он бы предпочел, чтобы она села, но Адела оставалась на ногах. — Этой ночью мы нашли человека, и есть основания думать, что это ваш муж. При нем обнаружены письма, позволяющие его опознать, но, разумеется, мы должны в этом удостовериться.

Адела стояла, не шевелясь, выражение лица не изменялось. Может, слишком рано. Она просто в шоке.

— Сожалею, — повторил он.

— Он мертв?

— Да.

Она оглядела комнату. Взгляд задерживался на знакомых вещах.

— Он ничем не болел. Несчастный случай?

— Нет, — ровным голосом ответил Питт. — Боюсь, это убийство. — Она бы все равно узнала. Притворство ничего хорошего принести не могло.

— Ох, — тихий, лишенный эмоций голос.

Она медленно подошла к дивану и села, автоматически запахнув шелковые полы халата на коленях. Питт вдруг подумал, что она ослепительная красавица. Вероятно, лицо Поумроя не отражало его богатства и щедрости. Как знать, может, он видел не прижимистость, а пустоту смерти… Может, этот человек очень любил свою жену и экономил деньги только для того, чтобы дарить ей предметы роскоши: цветы, халат… Питт почувствовал, как в нем нарастает неприязнь к женщине, основанная только на том, что на ее лице не отражалось скорби.

— Как это произошло? — спросила она.

— На него напали на улице, — ответил Питт. — Ударили ножом в спину. Вероятно, он умер быстро. Если и почувствовал боль, то на мгновение.

Поначалу лицо Аделы не менялось. Потом появилось легкое удивление.

— На улице? Вы хотите сказать, что его… его ограбили?

А чего она ожидала? Ограбление — не такое уж редкое преступление, хотя далее не всегда оно сопровождается столь жестоким насилием. Может, он имел при себе что-то ценное, но грабители не могли этого знать — во всяком случае, заранее.

— Денег при нем не нашли, — ответил Томас. — Но часы лежали в кармане, вместе с очень хорошим бумажником для визитных карточек и писем.

— Он никогда не носил с собой много денег. — Она по-прежнему смотрела перед собой, словно общалась не с Питтом, а с бестелесным голосом. — Гинею или две.

— Когда вы в последний раз видели его, миссис Поумрой? — Питт понимал, что должен поделиться с ней и остальным: где его нашли, в каком виде. Будет лучше, если бы она узнала об этом от него…

— Вчера вечером, — ее голос ворвался в его мысли. — Он собирался передать книгу одному из своих учеников. Он был учителем. Но вы, вероятно, это знаете… учителем математики.

— Нет, я не знал. Он называл вам фамилию ученика, его адрес?

— Моррисон. Боюсь, адрес я не знаю… но это недалеко. Он собирался дойти пешком. Адрес наверняка есть в его бумагах. Его отличала педантичность.

В голосе Аделы опять не звучало никаких эмоций, за исключением легкого удивления, словно она не могла представить себе, что такая трагедия могла произойти со столь ординарным человеком. Она встала и подошла к окну. Худенькая и хрупкая, как птичка. Даже в состоянии оцепенения миссис Поумрой сохраняла удивительную грациозность и высоко держала голову. Питт подумал, что ему сложно представить ее в объятьях мужчины, которого он видел в Девилз-акр. Но, с другой стороны, так сложно понять, почему люди кого-то любят, а кого-то ненавидят… И с чего такая предубежденность? Он ничего не знал ни об одном из них.

— Есть ли причина, по которой он мог пойти в Девилз-акр, мадам? — спросил Томас. Конечно же, грубый вопрос, но Адела все не выходила из оцепенения, и Питт решил, что более подходящего момента, возможно, и не найти.

Она не повернулась, так и стояла спиной к нему. И ему показалось — а может, он это только вообразил, — что под лавандовым халатом напряглись худенькие плечи.

— Понятия не имею.

— Но вы знали, что он там бывает, время от времени? — гнул свое Питт.

Она на мгновение замялась.

— Нет.

Настаивать не имело смысла. Пока она просто не верила. Томас ждал. Возможно, она бы проговорилась.

— Его нашли там? — спросила Адела.

— Да.

— В таком… в таком же виде, как и остальных?

— Да. Сожалею.

— Ах…

Она стояла у окна очень долго, и у Томаса возникла мысль, что она пытается спрятать от него какие-то чувства, которые могли проявиться на лице. Он не знал, позвать ли ему служанку, чтобы та принесла ей что-нибудь бодрящее, или Адела предпочла бы, чтобы ее оставили одну. А может, просто ждала, что он заговорит снова.

— Мне позвать служанку, чтобы она вам что-нибудь принесла? — спросил он, нарушив тишину, потому что та очень уж на него давила.

— Что?

Питт повторил предложение.

Наконец Адела повернулась. На лице по-прежнему не читалось никаких эмоций.

— Нет, благодарю вас. Вы хотите узнать что-нибудь еще?

Питт обеспокоился — такой бесслезный, спокойный шок таил в себе немалую опасность — и решил, что обязательно попросит кого-нибудь из слуг сбегать за врачом.

— Да, пожалуйста. Я хочу знать фамилии и адреса его учеников, а также знакомых, с которыми он мог видеться в последние недели.

— Его кабинет по другую сторону коридора. Возьмите все, что сочтете нужным. А теперь, если вы меня извините, я хочу побыть одна. — Не дожидаясь ответа, она прошла мимо него — он ощутил аромат ее духов, что-то сладкое и цветочное — и скрылась за дверью.

Оставшиеся утренние часы Питт провел, проглядывая книги и бумаги в кабинете Поумроя, пытаясь сформировать впечатление о нем самом, его характере.

Получалось, что Поумрой был педантичным, ничем особо не выделяющимся человеком, который преподавал математику с тех пор, как закончил университет. Большинство его учеников составляли подростки от двенадцати до четырнадцати лет, средних способностей, за исключением одного, действительно талантливого. Обучал он их на дому — и мальчиков, и девочек. Трудился добросовестно; никаких пороков за ним не замечали, но и веселью, похоже, в его жизни места не находилось. Яркие шелковые цветы в гостиной он купить не мог. Как, собственно, и лавандовый халат с кружевами: только на последний у него не хватило бы денег.

Кухарка, которая начинала плакать всякий раз, когда Томас к ней обращался, предложила ему ленч. Уже во второй половине дня, переписав фамилии и адреса нынешних учеников Поумроя и некоторых бывших, а также знакомых и владельцев магазинов, из которых поступали счета, инспектор отбыл, не попрощавшись с Аделой Поумрой.

Он пришел домой раньше, чем обычно, — уставший, промерзший до костей. Его разбудили новостями о еще одной смерти, он отправился в Девилз-акр, чтобы увидеть еще один обезображенный труп, оставленный на ступенях у двери приюта, потом сообщил скорбную весть вдове, никак на нее не отреагировавшей. Затем провел несколько часов, вникая в подробности жизни незнакомого ему человека, пытаясь определить, что именно привело его в Девилз-акр… и почему его там убили. Питт собрал множество фактов, но ничего важного так и не обнаружил. Он чувствовал себя совершенно беспомощным, обложенным со всех сторон горем и пустяками.

Если бы Шарлотта отпустила какую-нибудь шутку или задала вопрос, он бы на нее наорал.

Следующие четыре дня Питт хватался за самые разные концы, пытаясь найти хоть одну ниточку, которая привела бы к более убедительной версии, чем безумец, убивающий тех, кто случайно попадался под руку.

Он встречался с учениками Поумроя, которые отзывались о своем учителе очень хорошо, хотя все проведенное с ними время тот вбивал в их головы математические формулы. Рассудительные, чисто вымытые, они уважительно разговаривали со старшими, как и полагалось хорошо воспитанным детям. Почтительно стояли перед Питтом, каждый в своей гостиной, заставленной мебелью. Томас подумал, что даже уловил под ритуальными фразами искренней благодарности учителю приятные воспоминания, осознание красоты в математических формулах.

Иной раз, против его воли, в голову Питта заползали отвратительные мысли об интимных отношениях ребенка и взрослого. В прошлом он уже сталкивался с такими случаями. Но, насколько понял инспектор, ни один ученик, мальчик или девочка, ни на мгновение не оставался наедине с учителем.

По всему выходило, что Эрнест Поумрой был замечательным человеком, пусть из-за недостатка юмора и воображения его не очень-то жаловали. Но не так-то просто понять, с кем имеешь дело, если впервые увидел его уже мертвым и наслушался воспоминаний ошеломленных и послушных детей, которых строго предупредили, что о покойных надо говорить только хорошее, а общение с полицейским необходимо свести к минимуму. За торжеством закона лучше наблюдать со стороны. Респектабельные люди не знаются с малоприятными слугами закона, которые стремятся претворять его в жизнь.

Питт также спросил миссис Поумрой, может ли он просмотреть личные вещи убитого: какие-то письма или записи могли подсказать наличие врага, угрозы или мотива, приведшего к насильственной смерти. Она замялась, глядя на него еще застывшими в шоке глазами. Речь шла о вторжении в частную жизнь, и Питт не удивлялся тому, что ей не по душе его просьба. Но потом Адела, похоже, осознала и логику инспектора, и бессмысленность отказа. Разумеется, если бы она имела какое-то отношение к убийству, то располагала бы необходимым временем, чтобы уничтожить все улики еще до того, как полиция впервые появилась в ее доме.