Рекс Стаут - В лучших семействах Страница 36

После того, как, не спеша отужинав в ресторане «Рустерман», где я никак не мог решить, знает ли Марко, что я заполучил назад свою прежнюю работу, я вернулся в 1019. У дверей меня подкарауливал Макс Кристи. Он казался слегка подавленным. Я глянул на циферблат наручных часов и сообщил ему, что он пришёл рановато.

— Скверно, что ты работаешь в одиночку, — пожаловался Кристи. — Нужно, чтобы здесь кто-то дежурил. Я пытался дозвониться сюда ещё два часа назад.

Отомкнув дверь и войдя внутрь, я оправдался, что лакомился говяжьим филе а ля Бернез, что, как мне казалось, должно было произвести на него впечатление. Но он, похоже, не слушал меня. Когда я отпер выдвижной ящик стола, достал отчёт и протянул его Кристи, он засунул бумаги в карман, даже не взглянув на них.

Я приподнял брови.

— Тебя не интересует, что там написано?

— В машине прочитаю. Ты едешь со мной!

— Вот как? И куда?

— Пит Редер хочет с тобой потолковать.

— Что ж, я тут у себя и, как ты справедливо подметил, работаю в одиночку. Я должен сидеть здесь, чёрт побери.

Кристи набычился.

— Слушай, Гудвин, мне велено к четырем часам доставить тебя к Питу. Сейчас уже без пяти три. Я жду тебя почти полчаса. Едем! Спорить можешь по дороге.

Пока он сотрясал воздух, я стал препираться в удвоенном темпе, тянуть время, чтобы выяснить, что они затевают, тоже было не слишком разумно. Я снова достал ключи, отомкнул нижний ящик, скинул пиджак, вытащил наплечную кобуру, нацепил её и извернулся штопором, норовя дотянуться до застежки.

— Это для чего?.. — полюбопытствовал Кристи.

— Привычка, — перебил я. — Однажды я вышел из дома, позабыв её, а в лифте какой-то хам наступил мне на мозоль. Пришлось перерезать ему глотку. Если мы и впрямь торопимся, то я готов.

Мы вышли. Внизу, у тротуара, как я мимоходом подметил (тоже привычка), нас поджидал темно-синий «олдсмобиль», седан пятидесятого года выпуска, за рулем которого сидел жизнерадостный на вид молокосос с широким ртом и без шляпы. Когда мы с Кристи залезли на заднее сиденье, юнец с любопытством посмотрел на меня, но ничего не сказал. Как только дверца захлопнулась, мотор взревел и седан рванулся с места.

«Олдсмобиль» пятидесятого года — единственная машина из имеющихся в свободной продаже, которая способна выжимать более ста десяти миль, мы же тащились со скоростью вдвое меньшей по Вестсайдскому шоссе, затем вдоль Сомилл-Ривер и по Тейконик-стейт. Юнец оказался осмотрительным, умелым и аккуратным водителем. По дороге мы почти не общались. Когда Кристи достал из кармана отчёт и принялся его изучать, я сперва ощутил облегчение, поскольку вряд ли их интересовали бы последние слова приговоренного к смерти, но потом, пораскинув мозгами, я пришёл к выводу, что это вовсе ничего не значит, так как Кристи может искать дополнительные улики для обвинения против меня. Сделалось не по себе.

Стоял прекрасный, не слишком жаркий солнечный день, и все вокруг казалось очень привлекательным. Я не терял, однако, надежды увидеть ещё немало таких деньков, неважно где — в городе или в деревне, хотя предпочёл бы город. Предместья выглядели необычайно прелестно, почему особенно и резанул слух окрик Кристи, прозвучавший как удар хлыста в тот миг, когда мы ехали по шоссе Тейконик-стейт в нескольких милях к северу от Хоторн Серкл.

— Ложись на пол, лицом вниз! — приказал он.

— Имей совесть! — взмолился я. — Я же любуюсь пейзажем.

— Я буду описывать его, — съехидничал Кристи. — Или остановимся поболтать?

— А сколько у нас для этого времени?

— Нисколько, — усмехнулся Кристи.

— Ладно, подвинь лапы.

Откровенно говоря, я был рад повиноваться. Все развивалось по логическим канонам. Будь это моя последняя поездка, мне не довелось бы больше увидеть эту дорогу, а в таком случае не все ли равно, если бы я и запомнил, куда мы свернули и в какую сторону поехали дальше? Видно, имелась ещё некая надежда, что мне как-нибудь доведётся пропутешествовать по этому маршруту, причём без провожатых, в противном случае ни к чему было ломать комедию. Так что, когда я, барахтаясь и извиваясь как уж, принял, наконец, требуемое положение, едва не проткнув локтем щеку, худшее, что я ощутил, была потеря достоинства. Я услышал, как водитель что-то спросил у Кристи, а тот в ответ буркнул нечто нечленораздельное.

Смотреть на часы законом не воспрещалось. По моим подсчетам, я играл в прятки вот уже больше шестнадцати минут, причём машина то замедляла ход, то убыстряла, потом сворачивала налево, затем направо, и, наконец, остановилась. До моих ушей донесся незнакомый голос, а потом закрылась тяжёлая дверь.

— Не двигайся! — бросил Кристи. Он по-прежнему возвышался надо мной. — Прибыли раньше указанного времени.

— Надоело дышать пылью, — пожаловался я.

— Все же лучше, чем вообще не дышать, — пошутил незнакомый голос и гнусно захохотал.

— У него пистолет, — предупредил Кристи. — Под мышкой слева.

— Ну и что? Он же частный детектив. Надо ценить его заслуги. Не волнуйся, мы обо всем позаботимся.

Я взглянул на часы, но было слишком темно, чтобы различить стрелки, из чего я сделал вывод, что мы находились в таком месте, куда не пробивался солнечный свет. Водитель вылез наружу, захлопнул дверцу и ушёл. Левая нога ниже коленки затекла и начала ныть. Я попытался пошевелить ею.

— Не двигайся, — велел Кристи.

— Не валяй дурака. Если хотите, завяжите мне глаза, но выпустите поразмяться.

— Я же ясно сказал — не двигайся.

Что я и делал минут эдак ещё семь. Потом лязгнула какая-то тяжёлая железная дверь, послышались шаги и голоса, хлопнула дверца водителя, заработал мотор, машина снялась с места и минуту спустя въехала в мрачное бетонное сооружение. Железную дверь заперли наглухо. Потом кто-то открыл дверцу, к которой прижималась моя голова.

— Все в порядке, — улыбнулась неизвестная мне личность. — Можете выходить.

Мне пришлось совершить маленький акробатический трюк, но он мне удался. Я стоял на бетонном полу, слегка пошатываясь, возле бетонной же стены, в помещении без окон, площадью примерно в шестьдесят квадратных футов и не слишком освещенном. Вертя головой, я насчитал вокруг семь или восемь машин. А также четырёх мужчин: Кристи и ещё троих молодцов довольно внушительного вида и возрастом постарше, чем наш водитель, который куда-то скрылся.

Ни слова не говоря, двое из незнакомой мне троицы стали меня обыскивать. Сперва извлекли пистолет из наплечной кобуры, потом уж приступили к обычному обыску. Обстоятельства были явно не в мою пользу, поэтому я решил поначалу не юморить и стоял молча по стойке «смирно». Сработали они профессионально, без лишней суеты, не пытаясь ущемить моё достоинство.

— Вот что значит опыт, — похвалил я.

— Угу, — согласился более высокий из двоих неожиданно звонким фальцетом. — Следуйте за нами.

Он двинулся к стене, я не отставал. Между машинами и стеной оставался проход, по которому мы добрались до места, где нас поджидал третий молодец. Он распахнул дверь, и мы прошли в такую же бетонную и без единого оконца небольшую прихожую. Напротив, шагах в трёх от нас, вниз уходила лестница, по которой мы и спустились — я насчитал четырнадцать невысоких ступенек — к широченной металлической двери. Мой провожатый ткнул кнопку в стальном косяке. Я ничего не услышал, но в следующую секунду дверь открылась, и перед нами возник субъект с одутловатой физиономией и заостренным подбородком.

— Арчи Гудвин, — произнес мой конвоир.

— Входите! — приказал субъект.

Я вежливо подождал, чтобы пропустить провожатого вперёд, но тот отступил в сторону, а его напарник нетерпеливо скомандовал:

— Смелее, Гудвин!

Я перешагнул через порог, и охранник закрыл за нами дверь. Комната, в которой я оказался, была побольше, чем прихожая и хорошо освещалась, хотя обстановка ясно напоминала тюремную: голые бетонные стены, стол, три стула, радиатор и стопка журналов да газет. Второй охранник, который сидел за столом и что-то записывал в книге, похожей на бухгалтерскую, метнул на меня взгляд и больше не замечал моего присутствия. Его товарищ пересек комнату, подошёл к следующей металлической двери, расположенной напротив предыдущей, и открыл её.

— Заходите! — мотнул он головой.

Темница оказалась просто шик. Стены были обшиты сероватым деревом с розовыми прожилками от пола до самого потолка; такого же оттенка были и ковры с розовой каймой. Свет лился вниз с желобков, опоясывающих весь потолок. Шесть или семь стульев и диван были обиты розовато-серой кожей, точно такой же, что использовали для обрамления картин, которые висели по две на каждой стене. Должен признаться, что все это производило довольно внушительное впечатление.

— Арчи Гудвин, — представил охранник.