Энтони Горовиц - Дом шелка. Новые приключения Шерлока Холмса Страница 36

Мы пожали друг другу руки. В последнюю минуту я вдруг вспомнил:

— Есть один вопрос, господин Карстерс. Умеет ли ваша жена плавать?

— Что? Какой удивительный вопрос? Зачем вам это знать?

— У меня есть свои методы…

— Что ж, на самом деле Кэтрин вообще не умеет плавать. Она боится моря и сказала мне, что не войдет в воду ни при каких обстоятельствах.

— Спасибо, господин Карстерс.

— Всего доброго, доктор Ватсон.

Дверь закрылась. Я получил ответ на вопрос, который интересовал Холмса. Теперь осталось понять, зачем этот вопрос был задан.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Во мглу

Когда я вернулся, меня ждала записка от Майкрофта. Он будет в «Диогене» ближе к вечеру и с удовольствием встретится со мной, если я появлюсь в это время. Поездка в Уимблдон и обратно меня здорово измотала — в придачу к бурным событиям последних дней. Увы, стоит мне перенапрячься, полученные в Афганистане раны дают о себе знать. Но все равно я решил, что поеду, как только переведу немного дух. Холмс подвергается суровым испытаниям, тут некогда думать о собственном благополучии. К тому же вполне возможно, что второй раз Майкрофт не соблаговолит меня принять, — его дородность вполне может соперничать с капризностью. Гигантская тень этого человека витала над властями предержащими. Я съел приготовленный миссис Хадсон поздний ланч, вздремнул в своем кресле, потом взял кеб и отправился на Пэлл-Мэлл — небо уже темнело.

Майкрофт снова принял меня в комнате для посетителей, но на сей раз был более сдержан и официален, чем во время нашего последнего визита вместе с Холмсом. Он перешел к делу безо всяких обиняков.

— Дела обстоят плохо. Очень плохо. Почему брат пришел ко мне за советом, которому не захотел следовать?

— Думаю, ему больше требовались сведения, нежели совет, — предположил я.

— Верное замечание. Но поскольку я мог ему дать только одно, но не другое, было бы разумно с его стороны отнестись к моим словам внимательней. Я сказал ему, что ни к чему хорошему его поиски не приведут, но такова его природа, упрямство свойственно ему с молодости. Всегда был импульсивен. Это же говорила и наша матушка — она боялась, что в один прекрасный день он попадет в беду. Вот бы посмеялась, узнав, что он сделал карьеру сыщика!

— Вы ему поможете?

— Мой ответ вам уже известен, доктор Ватсон, я его дал вам при нашей последней встрече. Я ничего не смогу сделать.

— Вы позволите, чтобы его повесили за убийство?

— До этого не дойдет. Не может дойти. Я уже провожу закулисную работу и, хотя и сталкиваюсь с попытками помешать и напустить тумана — а их на диво много, — могу сказать, что до этого не дойдет. Он слишком хорошо известен среди публики, у которой есть вес в обществе.

— Его держат в Холлоуэе.

— Знаю, за ним там хорошо присматривают — по крайней мере, насколько это возможно в таком мрачном месте.

— Что можете сказать об инспекторе Гарримане?

— Хороший сотрудник полиции, человек честный, в послужном списке ни пятнышка.

— А другие свидетели?

Майкрофт прикрыл глаза, приподнял голову, словно дегустировал хорошее вино. Так он взял паузу на размышление.

— Я знаю, доктор Ватсон, на что вы намекаете, — сказал он наконец. — И можете поверить, несмотря на безрассудное поведение Шерлока, его благополучие мне дорого, и я пытаюсь разобраться в том, что произошло. Я уже израсходовал немало собственных средств, чтобы понять, кто такие доктор Томас Экленд и лорд Хорас Блэкуотер, и должен с сожалением сказать, что, насколько я понимаю, тот и другой абсолютно безукоризненны, оба из хороших семей, оба холосты, оба богаты. Клубными интересами они не связаны. Они не учились в одной школе. Почти всю жизнь жили на удалении не менее ста миль друг от друга. Кроме того, что оба случайно оказались в один и тот же вечер в Лаймхаусе, их не связывает ничто.

— Если не считать «Дома шелка».

— Именно.

— А что это такое, вы мне не скажете.

— Не скажу, потому что не знаю. Именно по этой причине я предупредил Шерлока держаться от этой истории подальше. Если есть нечто, братство или общество, внутри правительства, и от меня это скрывают, и тайна столь велика, что при одном ее упоминании меня немедленно вызвали в Уайтхолл, — мои инстинкты говорят мне: надо отвернуться и посмотреть в другую сторону, но уж никак не печатать дурацкое объявление в национальных газетах! Я сказал брату все, что мог сказать… наверное, даже больше, чем имел право.

— Что же будет? Вы позволите, чтобы его отдали под суд?

— Что я позволю или чего я не позволю, к делу отношения не имеет. Боюсь, уровень моего влияния вы переоцениваете. — Из кармана жилетки Майкрофт извлек коробочку из черепашьего панциря и достал из нее понюшку табаку. — Я могу выступить в его защиту, не более и не менее. Могу выступить его представителем. Могу и свидетелем. — Видимо, на лице моем отразилось разочарование, потому что Майкрофт отложил табак в сторону, поднялся и подошел ко мне. — Не переживайте, доктор Ватсон, — посоветовал он. — Мой брат — человек необычайных возможностей, и даже в этот мрачный час он может здорово вас удивить.

— Вы съездите к нему? — спросил я.

— Думаю, что нет. Такой визит приведет его в смущение, да и мне будет неловко, а польза будет нулевая. А вот вы ему скажите, что были у меня и я делаю все, что в моих силах.

— Мне не разрешают с ним встретиться.

— Обратитесь с повторным прошением завтра. В конце концов они просто должны вас к нему допустить. У них нет причин вам отказывать. — Он проводил меня до двери. — Моему брату повезло, что у него есть такой стойкий союзник, равно как и замечательный биограф, — заметил он.

— Надеюсь, я еще не поставил точку в его приключенческой саге.

— До свидания, доктор Ватсон. Мне не хотелось бы вести себя с вами невежливо, поэтому буду весьма признателен, если вы меня больше не побеспокоите — за исключением, разумеется, чрезвычайных обстоятельств. Всего вам наилучшего.

Я возвращался на Бейкер-стрит с тяжелым сердцем: Майкрофт проявил еще меньше желания помочь, чем я от него ожидал. Какие же обстоятельства он готов считать чрезвычайными, если не нынешние? По крайней мере, он обещал похлопотать, чтобы меня допустили к Холмсу, так что мой визит хоть в чем-то оказался полезным. У меня болела голова, боль пульсировала в локте и плече — силы были на исходе. Но оказалось, что день еще не закончен. Я вышел из кеба и направился к хорошо знакомой двери — и вдруг дорогу мне перегородил крепко сбитый невысокий брюнет в черном пальто, он буквально навис надо мной с тротуара.

— Доктор Ватсон? — спросил он.

— Да?

Я хотел быстрее попасть домой, но крепыш занял все пространство передо мной.

— Я попросил бы вас, доктор, проехать со мной.

— По какому делу?

— По делу, которое имеет отношение к вашему другу, господину Шерлоку Холмсу. Никаких других дел и быть не может.

Я присмотрелся к нему повнимательней, и увиденное совершенно меня не вдохновило. С первого взгляда я бы принял его за лавочника, может быть, за моряка или даже гробовщика — было в его лице что-то нарочито скорбное. Тяжелые брови, свисавшие с верхней губы усы. Черные перчатки и шляпа-котелок. По тому, как он стоял, покачиваясь на носках, я так и ждал — вот сейчас он выхватит из кармана рулетку и начнет меня обмерять. Только с какой целью? Сшить мне новый костюм или сколотить гроб?

— Что вам известно о Холмсе? — спросил я. — Что у вас за сведения, которыми вы не можете поделиться со мной здесь?

— Лично у меня, доктор Ватсон, нет вообще никаких сведений. Я лишь выполняю поручение человека, у которого эти сведения есть, я его покорный слуга, и он послал меня сюда передать вам: он просит вас приехать.

— Куда приехать? Кто он?

— К сожалению, отвечать на эти вопросы я не уполномочен.

— Тогда, боюсь, вы попусту тратите время. Сегодня у меня нет желания снова куда-то ехать.

— Вы не поняли, сэр. Джентльмен, на которого я работаю, не приглашает вас приехать. Он требует, чтобы вы приехали. Мне неприятно вам об этом говорить, но он не привык, чтобы ему отказывали. Я бы сказал, что ваш отказ будет ужасной ошибкой. Взгляните вниз, сэр. Видите? Не пугайтесь. Уверяю, вам ничто не угрожает. Прошу вас проследовать за мной…

Я в изумлении отпрянул: глянув вниз, как он сказал, я увидел в его руке револьвер, направленный мне в живот. Достал ли он его во время нашего разговора, держал ли с самого начала — сказать не берусь, но он словно провернул малоприятный трюк, и оружие появилось почти из воздуха. Видно было, что к револьверу ему не привыкать. Если револьвер впервые попадает к тебе в руки, ты держишь его совсем не так, как держит бывалый стрелок. К какой категории относился человек, взявший меня на мушку, было ясно с одного взгляда.