Джон Харви - Грубая обработка Страница 36

«… Вы женаты ли?»

Если он съедет отсюда, то куда? Куда-нибудь, нуда не придут ее письма. Не то чтобы их было много. Это – первое за несколько лет. До этого было три подряд. В одном из них содержалась угроза подать на него в суд с требованием, чтобы он платил больше денег. В другом она извинялась, ссылалась на нервное расстройство, упадок духа, на то, что прямо из-под ног была выхвачена работа. «Извини, Чарли, я не буду больше беспокоить тебя». Затем перерыв в три месяца, и она присылает странное поверхностное описание дома, который она занимает вместе со своим мужем, агентом по недвижимости; из окон ее спальни на верхнем этаже открывается вид на Сноудон. Совсем тан, как если бы она писала какой-нибудь троюродной сестре. Резник совершенно не мог понять, о чем она думала, когда писала все это. Они могли бы, вероятно, стать друзьями на расстоянии, кланяться и перебрасываться словами через сотню миль с помощью почтовой службы. Какими бы ни были ее мотивы, они не нашли дальнейшего развития. Годы – слишком большой срок между письмами, даже для друзей.

«Уже нет».

Его состояние оставляло желать лучшего: он определял это по двум признакам: первый – он не мог пить кофе, другой – его пальцы пробегали несколько раз по коллекции пластинок, но так и не могли ни на одной из них остановиться.

«Человек, который устал от джаза, устал от жизни». Кто сказал это? И, если это так, правильно это или нет? «Чарли, – сказал он сам себе, – мне не особенно нравится, когда ты бываешь таким».

Он нашел номер телефона Нормана Манна и оставил послание с просьбой перезвонить ему. Он все же смолол колумбийского темного кофе и сел дожидаться, когда темно-коричневый ручеек потечет в чашку. Майлз и Бад у него на коленях доедали оставшуюся половину его бутерброда. И только дверной колокольчик напомнил ему о Клер Миллиндер, о ее «самоприглашении», о котором он почти забыл.

– Я решила остановиться на красном вине. – Она стояла за дверью в расстегнутом длинном темно-синем шерстяном пальто, короткой черной юбке, колготках в широкую полоску, в бежевом свитере, слишком свободном в плечах. Можно было подумать, что его она связала сама. Ее лицо светилось улыбкой. – Я пыталась найти новозеландское, но пришлось согласиться на это, – сказала она, проходя мимо него в широкую прихожую. «Мюррей-Вэлли. Осси Шираз». – Это не бурда, хорошее вино. – Она протянула ему бутылку. – Я ее держала в тепле, пока ехала сюда.

Резник взял бутылку и придержал дверь, пропуская ее на кухню. Она прошла вперед с раскрасневшимися щеками и блеском в глазах, задев Резника плечом.

– День был хорошим? – Клер низко наклонилась и погладила малыша Бада. Резнику трудно было не заглянуть ей под юбку.

– Так себе.

– Готова поспорить, что вы устали.

Резник не ответил. Он раскупорил бутылку и поставил ее на стол. Красное вино принято подержать открытым, чтобы оно подышало, но он никогда не помнил, как долго надо ждать и зачем вообще это нужно делать.

– Вы не особенно любите вино, не тан ли?

– Почему, у меня даже есть штопор.

– У меня есть ранетка для тенниса, но я не езжу на соревнования в Уимблдон. И не собираюсь. – Она задвигалась, и Бад отодвинулся от ее ног. – Мне кажется, – она взглянула на его живот, – вы предпочитаете пиво.

– Вы хотите подержать бутылку открытой еще некоторое время?

Клер улыбнулась.

– Теперь, я думаю, будет в самый раз.

Он глядел, как она медленно обходит всю комнату. Сам же он сидел и крутил в руках стакан. Ее интересовало все: пластинки, книги, в беспорядке сваленная куча местных газет, дожидающаяся, когда ее выбросят, голые стены.

– У вас нет ее фотографии?

– Кого?

– Той, с нем вместе вы купили этот дом. Вашей жены.

– Вы говорили что-то о предложении?

– Это может означать, – продолжала она, решив не обращать внимания на его попытку перевести разговор на другую тему, – только то, что воспоминания все еще болезненны для вас. Или же что вы выбросили ее из головы.

Полностью.

Она взглянула на него, увидела, как беспокойно ерзает он в своем кресле, и засомневалась, что она поступила правильно, заявившись сюда. Она также не считала разумным, что провела до этого час в баре, так как знала, что винный перегар никогда не является привлекательным и уж, конечно, не притянет его к ней. Но уж коли проявила безрассудство, ничего не поделаешь!

– А как насчет музыки? – Она села напротив него, устроившись на боковом валике дивана, и пригубила вино.

– Накую музыку вы любите?

– Выбирайте сами.

Когда он был в последний раз в таком положении, с Рашель, все было просто. Он знал, что она любит слушать, хотел поразить ее мелодиями нежными и задушевными, как бы летящими от сердца к сердцу.

Клер смотрела, как неуверенно он двинулся к пластинкам, и представила, что она тоже встала, остановилась за его спиной, сильно сжала руками его плечи… Когда он обернулся, чтобы посмотреть на нее, на его щеках стала заметна – правда, едва-едва – тень выросшей за день щетины.

Резник поставил «Джека Медведя» Эллингтона. Отрывистые фразы саксофона, сопровождаемые струнными. Бас Джимми Блантона повел мелодию с первыми звуками рояля.

– Чарли, – обратилась к нему Клер, – тан вас называют?

– Некоторые.

– Вы не думаете, что это старомодное имя?

– Может, и так.

– Мне оно нравится, делает вас проще.

Резник отпил немного вина, стараясь при этом не проглатывать его, как он делал это с чешским «Будвайзером», или ирландским «Гиннессом» в пабах. Ему казалось, что прошло много времени с тех пор, как он съел бутерброд. Вероятно, так и было. Перед ним, почти рядом, сидела привлекательная молодая женщина, которой надоела ее повседневная работа и люди, преимущественно мужчины, с которыми ей день изо дня приходилось встречаться. Как когда-то говорили, «британские полицейские великолепны». Нет, вы больше не услышите такого, разве что только при повторах старых фильмов по телевидению в послеобеденное время между показом игры в снукер на бильярде и лошадиных заездов. Все же что-то есть в его работе, может быть, контакт с нелегальным, незаконным, иногда их разделяет только один шаг, который нельзя переступить.

Она хорошенькая, эта Клер Миллиндер, и то, что она знает это, не портит ее. Создается впечатление, что она одевается так, как ей нравится, и если это ей не идет, то «пусть им будет хуже». Она самоуверенна, а общая ее хрупкость вызывала у Резника, против его воли, восхищение. Почему же всего этого ему недостаточно?

Она рассказывала что-то о том, что она выросла на ферме на северном острове, о пляжах, о своих играх. Вино исчезало из его стакана слишком быстро, но, когда она подошла к нему с бутылкой, он позволил ей долить еще.

– Извините, что не сумела найти покупателя на ваш дом.

– Все нормально. – Она села на подлокотник его кресла, поставив бутылку к себе под ноги. – Я уверен, что вы сделали все возможное.

– Да, я очень старалась.

Ее пальцы легли ему на правое плечо около самой шеи. Когда он наклонил к ней свою голову, кончики ее ногтей коснулись его щеки.

– Вы не знаете, Чарли, почему вы такой привлекательный мужчина? Сама я не могу найти ответ на этот вопрос.

– Тогда, может быть, это вообще неправда.

– Да, наверное, так оно и есть. – Она ухмыльнулась. Вы непривлекательны.

Ее язык прошелся по его зубам в обе стороны, затем стал исследовать его рот. Язык был теплым и ни мгновения не оставался в покое. Ее губы были мягкими и, конечно, пахли вином. Это напоминало ягоду черной смородины. Его рука наткнулась на ее грудь и тут же отдернулась, как от удара током.

– Чарли, я не могу целовать вас и смеяться одновременно.

– А что вы предпочитаете?

Джонни Ходжес пробивал себе дорогу через «Ворм-Вэлли» Эллингтона. Когда они съехали на пол, Клер ухитрилась сбросить свои ботинки и одновременно ухватить закачавшуюся бутылку с остатками вина. Если кто-то и щекотал слегка пальцы на ее ноге, то, вероятно, это был один из котов. Резник перекатился набок, чтобы не задавить ее своим весом. Труба и саксофон снова обменивались посланиями друг с другом; вызов и ответ, пришел и ушел. Пальцы Клер расстегивали его рубашку.

– Как агенту по продаже вашего дома, – говорила она при этом, – мне, как я полагаю, чрезвычайно важно осмотреть спальную комнату хозяина.

Резник откатился в сторону.

– Не надо, – сказала Клер, после паузы.

– Что?

– Вздыхать. Вы были готовы издать этот огромный тяжелый вздох и затем закрыть глаза и слегка покачать головой. Не так ли? В этом нет необходимости. Все в порядке. – Она стояла, разглаживая юбку, выправляя полосы на своих колготках. – Это случалось и раньше, – она усмехнулась, – правда, не так уж часто.

Резник чувствовал себя глупо, сидя на полу своей собственной гостиной со скрещенными ногами.

Она протянула руку и помогла ему подняться.