Эллери Квин - Дом на полпути Страница 37

В тишине столь полной, что ясно можно было слышать тиканье часов на стене, старшина присяжных встал и дрожащим голосом зачитал вердикт: Люси Уилсон виновна в убийстве второй степени.

Люси почти лишилась сознания. Билл и пальцем не пошевелил; он словно примерз к своему креслу.

Через пятнадцать минут Люси привели в чувство, и судья Менандер зачитал приговор: двадцать лет в исправительной тюрьме штата.

Как выяснил потом Эллери, присяжные номер четыре и номер семь сумели добиться невероятной победы: проведя семьдесят часов тридцать три минуты в душной комнате, они изменили первоначальное мнение остальных. Спасибо, подумал Эллери, что присяжные номер четыре и семь пошли на компромисс со своими менее стойкими коллегами и не стали требовать смертной казни.

— Все дело в конечном итоге решили эти отпечатки пальцев на ноже, — признался позже в интервью с газетчиками присяжный номер четыре. — Мы просто ей не поверили.

Присяжный номер четыре была крупная крепкая женщина с твердым подбородком.

Сердце мистера Эллери Квина болезненно сжималось, когда он паковал вещи, звонил портье и брел по коридору в номер Билла Энджела.

Собравшись с духом, он постучал в дверь. Ответа не было. Он подергал ручку; к немалому его удивлению, дверь оказалась не заперта. Он открыл ее и заглянул в номер.

Билл полуодетый лежал на кровати. Галстук обвился вокруг его шеи, рубашка была насквозь мокрой, словно он, не раздеваясь, стоял под душем. Энджел смотрел в потолок без всякого выражения на лице. Глаза у него были красные, и Эллери показалось, что он плакал.

— Билл, — позвал Эллери друга тихим голосом, но тот не шевельнулся. — Билл, — повторил Квин, затем вошел, закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. — Наверное, незачем говорить, как я... — Он с трудом подбирал слова. — Вообще-то я пришел попрощаться. Уезжаю, но перед отъездом, чтобы ты не подумал, что я просто взял и исчез, хотел сказать, что я вовсе не завязал с этим делом. В известном смысле Люси повезло, что она получила срок. Могло быть и хуже. Тут ничего не попишешь.

Билл улыбнулся. На его бледном, как у мертвеца, лице с покрасневшими глазами улыбка выглядела очень странно.

— Ты когда-нибудь бывал в камере? — спросил он с отсутствующим видом.

— Понимаю, Билл, понимаю. — Эллери вздохнул. — И все же это лучше, чем... другой вариант. Я собираюсь работать над этим, Билл, и хочу, чтобы ты это знал.

— Ты не думай, Эл, — пробормотал Билл, не поворачивая головы, — что я бесчувственный. Так, нашло что-то... — Он сжал губы.

— Мне ничего не удалось, жаль. Дело совершенно загадочное. И все же есть луч надежды. Давай пока не будем об этом, Билл.

— Что?

Эллери потоптался на ковре.

— Э-э... как у тебя с деньгами? Это дело стоит только начать, как сразу без штанов останешься. Я об апелляции. На это нужна куча денег, верно ведь?

— Что ты, Эллери, я не могу принять. В общем, все равно спасибо, дружище.

— Ладно. — Эллери нерешительно помялся, затем подошел к кровати, хлопнул Билла по плечу и вышел.

Закрывая за собой дверь, он увидел Андреа Гимбол. Она стояла прижавшись к стене напротив номера Билла.

Квин был потрясен. Действительно, вид этой девушки, ее помятое платье, сжимаемый в руке мокрый платок и красные, как у Билла, ввалившиеся глаза казались чем-то из ряда вон выходящим. Она должна была быть с остальными, вместе со всеми Гимболами и их присными упиваться совершенной жертвой всесожжения.

— Кого я вижу, — протянул он. — Вовремя, мисс Гимбол, прямо на поминки.

— Мистер Квин... — Она облизнула губы.

— Не кажется ли вам, мисс Гимбол, что вам лучше бы убраться восвояси?

— Он...

— Не думаю, что это благоразумно — пытаться видеть его в данный момент, моя дорогая, — сказал Эллери. — Сдается мне, ему сейчас лучше побыть одному.

— Да, конечно. — Андреа нервно смяла платок. — Мне самой так подумалось.

— И однако вы здесь. Очень мило с вашей стороны. Мисс Гимбол! Выслушайте меня.

— Да?

Эллери пересек коридор и схватил ее за руку. Несмотря на жару, она оказалась на удивление холодной.

— Вы понимаете, что вы сделали Биллу и этой бедной женщине, осужденной на двадцать лет тюрьмы?

Она не ответила.

— Вы не задумывались о том, что надо каким-то образом попробовать исправить то зло, которое вы причинили?

— Я причинила?

Эллери отступил на шаг.

— Вы не сможете спать спокойно, — мягко произнес он, — пока не явитесь ко мне и не расскажете все. Правду. Вы же знаете, о чем я?

— Я... — Андреа замолчала и прикусила губу.

Эллери пристально смотрел на нее. Затем, прищурившись, круто повернулся и, не прощаясь, пошел по коридору в свой номер. Портье уже ждал его, держа в руках его сумки и с любопытством глядя на девушку, прижавшуюся к стене.

Уходя, Эллери ясно расслышал ее слова, понимая, что они вырвались у нее ненамеренно. Это была мольба и молитва, наполненные такой болью, что он чуть было не остановился и не вернулся к ней.

— Что я могу сделать? О боже, если бы я только знала.

Но он победил мимолетный порыв. Что-то мучило девушку, однако посторонняя помощь тут бессильна. Она должна созреть сама.

Эллери Квин кивнул портье, и они двинулись к лифту. Войдя в кабину, он оглянулся на Андреа. Она все так же стояла у стены, теребя в руках мятый платочек, и смотрела на молчаливую дверь номера Билла с таким видом, будто за нею находился недосягаемый для нее покой. Эта картина пытки и отчаяния еще долго не выходила у Эллери из головы, только укрепляя его в уверенности, что вокруг тонкой девичьей фигуры мерцает некое трепетное сияние, которому суждено изменить всю картину сенсационного дела Уилсона-Гимбола.

Глава 4 ЛОВУШКА

Кто со стрелами, кто с ловушками.

— Как, — с негодованием воскликнул инспектор Квин, — опять?

Эллери, не прекращая насвистывать, продолжал прилаживать галстук перед зеркалом над бюро.

— Сдается мне, — проворчал инспектор, — что после той истории, в которую влипли твои друзья в этом захолустном Трентоне, ты превратился в заправского бродвейского гуляку. Куда ты собрался?

— Из дому.

— Один, надо полагать?

— Нет, разумеется. У меня, как говорится, свидание с очаровательнейшей, богатейшей и желаннейшей особой голубых кровей. И к тому же помолвленной. Хотя, должен сказать, — он покосился на свое отражение в зеркале, — мне на это в высшей степени наплевать, как сам понимаешь.

— Ну прямо слово в слово самодовольный хлыщ, которого я когда-то знал, — пробурчал пожилой джентльмен, беря понюшку табака. — Только вот припоминаю, что еще не так давно ты отмахивался от слабого пола.

— Что ж, — протянул Эллери, — все течет, все меняется.

— Это та девица Гимбол, а?

— Именно, именно. Имя Гимбол, кстати, в некоторых кругах предано анафеме. Джессика и Андреа Борден, и никак иначе, попробуй назови их по-другому в этой компании с Парк-авеню.

— Надо же! Так что у тебя на уме, Эл?

Эллери надел смокинг и с любовью провел пальцами по шелковым лацканам.

— А на уме у меня расследование.

— Ха-ха!

— Да нет, правда. Приятно время от времени побывать в хорошем обществе. Дает, пусть временно, иллюзию некоей избранности. Я уравновешиваю это с посещением Ист-Сайда. Дивный контраст.

— И что же это ты расследуешь? — поинтересовался инспектор.

Эллери снова засвистел. В спальню сунул нос Джуна, их мальчик на все руки.

— Опять, — с неодобрением бросил он. Эллери кивнул, а инспектор Квин развел руками. — Это точно, у вас девушка, — мрачным голосом констатировал Джуна. — Здесь что-то вам принесли.

— Что-то?

— Пакет. Только-только. Принес посыльный. Выряженный как генерал. — Мальчик внес и положил на кровать что-то большое и значительное и хмыкнул.

— Ну, ты, мартышка, посмотри, что там.

Джуна быстро снял обертку. Под ней обнаружилась простая коробка — плоский ящичек с приколотой к нему запиской.

— Вы заказывали табак у типа по имени Пьер? — спросил он.

— Пьер? Пьер? Ах да! Это несравненная мисс Захари. Вот, папа, — провозгласил Эллери, улыбаясь и откалывая записку, — что значит заигрывать с сильными мира сего.

В записке говорилось:

«Дорогой мистер Квин! Умоляю, простите за задержку. Моя смесь составляется из чужеземного табака, а настроения в Европе задержали прибытие судна. Надеюсь, табак Вам понравится и придется по вкусу. Прошу принять коробку с пакетиками картонных спичек от меня лично. На каждом пакетике Ваше имя, я так делаю всем клиентам. Если смесь покажется Вам чересчур крепкой или слабой, мы с радостью изменим в следующий раз соотношение ингредиентов к вящему Вашему удовлетворению.

Засим остаюсь