Кровавая правая рука. Билеты на тот - Джоэль Таунсли Роджерс Страница 38

— По-моему, мистер Квелч, квартальный чек от Барнаби и Барнаби должен быть на сумму восемьсот двадцать долларов с несколькими центами, — со сдержанной вежливостью сказал старый Адам. — Если только они не аннулировали мои ценные бумаги, чтобы завести более выгодного акционера. Но юристы Уолл-стрита такого никогда не допускают. Если интересуетесь, откройте конверт сами и посмотрите, на какую сумму чек.

— О, это очень любезно с вашей стороны, профессор, — успокоено сказал Квелч. — Я не имею права вскрывать вашу корреспонденцию. Но если вы хотите, чтобы я это сделал… Поймите меня правильно. Меня не интересуют ваши деньги. Я вообще никогда не вмешиваюсь в чужие дела. Если умножить это на четыре, получится три тысячи триста шестнадцать долларов в год, да еще пара долларов набежит с этих центов. Это солидный доход. Хорошо, профессор. Пусть пакет лежит у меня, сколько вы захотите. А кстати, как ваша матушка? Она все еще живет у вас? При этом вопросе коричневые оттопыренные уши старого Адама буквально поднялись вверх, Морщинистая складка на лысом черепе задвигалась, словно под кожей ползал жук. Мак-Комер с ужасом уставился через плечо на Квелча.

Может быть, он любил свою мать. Я думаю, он никогда не любил других женщин.

— О, Боже! Как может моя мать быть со мной? — сказал он. — Ведь она умерла двадцать лет назад. И уж, конечно, вы, Квелч, никогда ее не видели. Почему вы вдруг спросили об этом?

— Ну, может быть, это была ваша жена. Или это вообще была не леди, а пожилой мужчина. Тогда лил проливной дождь, потоки воды струились и по окнам почты и по окнам вашей машины, так что мне было плохо видно. Но там сидел пожилой человек с приятным улыбающимся морщинистым лицом и ярко-голубыми глазами. Вы вышли из машины, а он остался сидеть на переднем сиденье, закутанный в большой плащ, а на голове у него был платок, Ах, да, вспомнил! На нем был красный галстук. Значит, это был мужчина.

— А-а! — протянул старый Мак-Комер. — Вы, наверное, видели Сквибса. Это мой старый преданный помощник. Ему уже далеко за восемьдесят. Он хотел провести здесь лето вместе со мной, но не выдержал жизни в сельских условиях и через неделю уехал. Я живу совершенно один, мистер Квелч, — добавил он, немного помолчав. — Ушедший от дел старый холостяк со своим садом, своими книгами и записями. Единственный, кто нарушал мое одиночество — это Джон Флейл, который помогал мне по хозяйству. Он всегда был молчаливым индейцем. А теперь и его не стало. Когда-то в молодости я хотел жениться. Но всегда что-нибудь мне мешало. Так я и остался холостяком.

— Вы можете завести кошку, — сказал мистер Квелч, — как я. С кошкой всегда можно поговорить. Я заметил, что этот ваш компаньон, мистер Сквибс, со мной согласен. Но кошек, конечно, нужно кормить молоком. Мне очень жаль, что он уехал…

Такой человек, как Квелч, может безумолку болтать даже над зверски изуродованным трупом, раздражая людей вроде старого Мак-Комера. Но я был сейчас рад его разглагольствованиям.

Благодаря ему я без помех осматривал изувеченную голову, пытаясь понять, что хотел вытащить этот дьявол из мертвого мозга.

И тут появилась она. Девушка, которая любила Сент-Эрма. Та, на которой он уже никогда не женится. Она подошла — по дороге к кучке людей, окружавших тело ее жениха.

Это было еще страшнее, чем найти руку без кисти. Это было хуже всего.

Мы стояли перед машиной в свете фар вокруг трупа Сент-Эрма. Все тело было покрыто запекшейся кровью, кости переломаны дубинкой, лицо изрезано. Череп несчастного был вскрыт самым зверским образом; какой могла подсказать только извращенная фантазия маньяка. Отлично сшитый костюм Сент-Эрма был весь перепачкан грязью. Его белая шелковая рубашка пропиталась коричневой болотной жижей. На запястье левой руки поблескивала та же запонка, которая была, когда они ехали в Коннектикут, а потом в Вермонт. Элинор сидела тогда за рулем, а Инис обнимал ее этой рукой. Сохранилась запонка и на искалеченной правой руке.

Я совершенно забыл о девушке. Если вы думаете, что осматривать зверски изувеченный труп — это большое удовольствие для врача, попробуйте когда-нибудь сделать это сами. От этой работы мне стало дурно.

К тому времени я как раз закончил обследование. Я выполнил все, кроме вскрытия, в котором, похоже, не было необходимости. Мак-Комер через плечо отвечал Квелчу, стоя на коленях напротив меня. Розенблат с нахмуренным лбом, в сдвинутой назад фуражке, присел на корточки, внимательно наблюдая за каждым моим движением. Все остальные молча — кроме Квелча стояли кольцом вокруг нас.

Кажется, Квелч как раз в это время сказал что-то вроде:

— Бедный парень никогда уже не будет таким красивым, как вчера, когда он останавливался у почты.

И, кажется, старый Адам как раз в это время ответил, что смерть лишает мужчин возраста.

Теперь я знал о смерти Сент-Эрма все, что можно было узнать. Я медленно поднимался с колен, когда услышал ее крик: Инис!

О, Боже милосердный! Этот идиот. Квелч привез ее с собой!

Он оставил Элинор в автомобиле у дороги, среди десятков других припаркованных машин. Наверное, он погладил ее руку или похлопал по щеке и сказал, чтобы она была хорошей девочкой и тихо сидела в машине. Но таких, как Квелч, женщины никогда не слушают, хотя они с удовольствием могут смеяться над ними или вместе с ними. Она выбралась из машины и подошла к дороге, когда услышала, что мы что-то обнаружили.

— Инис! Где ты, Инис! Где же ты? О, Боже милосердный!

Девушка уже подошла к машине. На ней был белый жакет.

В темных глазах светился ужас. Руки были протянуты вперед, словно она ничего не видела. Мак-Комер, стоявший напротив меня, пригнулся, словно пытаясь спрятаться. Губы его крепко сжались. Проницательные глаза повернулись к девушке. Сейчас их взгляд ничего не выражал. Даже Розенблат выглядел так, словно пропустил удар в солнечное сплетение.

Столпившиеся вокруг нас зеваки не придумали ничего лучшего, как пропустить девушку внутрь круга.

Инис! — кричала она. — Я знаю, что ты здесь. Что с тобой сделали? Почему ты молчишь?

О, Боже! Как она это сказала! Это невозможно было выдержать. Девушка звала человека, который никогда уже не отзовется. Человек;! изуродованное тело которого лежало перед нами на дороге.

Мак-Комер быстро взглянул на меня, а я повернул голову к полицейскому Стоуну, стоявшему позади Розенблата с неизменной широкой улыбкой.

— Это ваша забота. Стоун, — быстрым