Чарли Роксборо - Шерлок Холмс и дело о шахматной доске (сборник) Страница 39

Русские изгнанники, по словам нашей гостьи, были постоянными обитателями пансиона, а среди посетителей часто встречались итальянские, испанские и британские анархисты, поэтому дискуссии обычно велись на ломаном английском. Старший из жильцов, хорошо образованный русский, Иван Мышкин, избегал политических споров. Виктория Симмондс находила его настолько же отталкивающим и неприятным, насколько Анну Перовскую – интересной и привлекательной. Мышкин казался нашей клиентке чванливым и целиком поглощенным собственными знаниями.

Виктория Симмондс поведала, что ее сестра часто оставалась в «Либерти-хаус» на несколько недель в качестве добровольной помощницы. Анджела усердно изучала русский язык и становилась все более глубоким приверженцем дела борьбы с царизмом.

– Ваша сестра рассказывала о каких-либо событиях в пансионе, которые могли ее встревожить? – спросил Холмс.

– Ничего такого, что объяснило бы ее записку, – ответила Виктория Симмондс. – Правда, несколько месяцев назад ее сильно расстроила ужасная ссора в «Либерти-хаус». Я даже порадовалась, что не видела произошедшего.

В те дни Анна отправилась в очередную поездку, которые случались довольно часто. В ее отсутствие один молодой и ершистый русский нигилист развернул бурную дискуссию во время ланча. Он вызывал у всех благоговейный трепет, поскольку совсем недавно совершил дерзкий побег из русской тюрьмы. Анджела рассказала мне, что обычно он издевался над политическими идеями Ивана Мышкина, выставляя их как невнятные и скучные. Молодой нигилист считал, что лучшее революционное воспитание – участие в уличных грабежах. Нападая на богачей, живущих на холмах в Хэмпстеде, подпольщики могли бы учиться наслаждаться опасностью, культивировать ненависть к толстосумам и заодно изыскивать денежные средства для своей борьбы. – Виктория Симмондс вздрогнула и продолжила: – Подобные речи напоминали картины анархистского кошмара, придуманные консервативными газетами. Но, по словам Анджелы, нигилист умело выставил Ивана Мышкина слабаком и невротиком, в то время как сам играл роль человека действия. Отчаянный русский всегда носил с собой обрубок цепи, которым постоянно размахивал, чтобы продемонстрировать готовность к насилию, свойственную, по его мнению, истинным революционерам. В тот вечер, по уверениям Анджелы, он попытался взять на себя роль лидера.

Однако вскоре вернулась Анна Перовская. Она быстро организовала голосование, по итогам которого новому постояльцу было запрещено появляться в «Либерти-хаус». Впрочем, Анджела сомневалась, что молодые обитатели пансиона приняли бы такое решение, если бы Анна не поддержала Ивана.

– Как зовут этого нигилиста? – поинтересовался Холмс, взяв карандаш и блокнот.

– По-моему, Петр Богданович, если не ошибаюсь, – ответила мисс Симмондс. – А почему вы спрашиваете?

– Нам нужно собрать всю возможную информацию, если мы хотим выяснить смысл послания вашей сестры. С вашего разрешения, я хотел бы оставить ее письмо у себя, чтобы тщательно ее изучить, – сказал сыщик. – Завтра я наведу справки о «Либерти-хаус» у некоторых моих хорошо осведомленных знакомых из русской общины эмигрантов. Визит к ним займет у меня целый день. Послезавтра, пожалуйста, приезжайте сюда снова в десять часов утра. И очень прошу вас, привезите записку Софьи.

– Мистер Холмс, мистер Холмс, как вы думаете, вам удастся спасти мою сестру от… от того, что может произойти в этом доме? – спросила Виктория Симмондс дрожащим голосом. – Анджела написала мне, что я должна держаться подальше от пансиона. Софья только беспрерывно плакала, а затем покончила с собой… Вы единственный человек, к которому я могу обратиться. Если бы Анна Перовская была здесь, я пошла бы к ней. Но сейчас она уехала в Таллин. Я в отчаянии.

– Я имею все основания быть уверенным в том, что мы найдем какое-либо объяснение происходящему, – ответил Холмс. – Но не могу обещать, что сумею спасти Анджелу. Как не могу обещать и того, что вы не пожалеете о начатом расследовании, хоть и получите в конечном итоге ответы на свои вопросы. Вспомните: Анджела предупредила, чтобы вы не пытались что-либо выяснять.

– Я не могу оставить ее. Ведь именно я втянула Анджелу в этот кошмар, – сказала Виктория Симмондс. Ее голос звенел от волнения. – Она моя младшая сестра. В записке Анджела утверждает, что я никогда больше не увижу ее среди живых. Я должна сделать все от меня зависящее, чтобы спасти сестру. – Нахлынувшие эмоции заставили Викторию Симмондс запнуться и замолчать.

– Даю вам слово чести, – произнес Холмс медленно и серьезно, – что сделаю все возможное для спасения вашей сестры.

– Благодарю вас, мистер Холмс, – тихо отозвалась мисс Симмондс, опустив глаза. Затем она быстро поднялась и вышла.

Мы сидели молча, пока не стихли звуки ее шагов по лестнице.

Теперь небо было совсем черным; дождь барабанил по оконным стеклам. Удобно расположившись у горящего камина, я размышлял о том, какие трагедии могут разворачиваться в этот самый момент с другой стороны Риджентс-парка.

Внезапно Холмс поднялся и надел плащ и шляпу.

– Собираетесь прогуляться в такую погоду, дружище? – спросил я.

– Взгляну на одну улочку в Кэмден-Тауне, где должны найтись по крайней мере некоторые ответы. Однако искать их следует очень осмотрительно.

– Но что вы сможете увидеть в такую тьму и дождь!

– Самое время заглянуть в окна домов, где их обитатели собрались вокруг масляных ламп. К тому же чем хуже погода, тем легче обнаружить тех, кого я ищу.

– Кто же это, Холмс?

– Те, кто следит за пансионом «Либерти-хаус».

Глава 2

Врата ада открываются

Когда я поднялся на следующее утро, Холмс уже отбыл со своей миссией. Я отправился в гости к кузине в Хартфордшир и вернулся после восьми вечера. Мой друг оказался дома: он сидел в кресле, окутанный дымом трубки, как православный священник с кадилом. Он прикрыл глаза и погрузился в раздумья. На полу рядом с моим креслом лежала пара холщовых сандалий причудливого вида. Холмс открыл глаза:

– Подарок для вас, Уотсон.

– Я думал, что вы занялись Российской империей, а не Римской, – заметил я. – С какой стати вы привезли мне сандалии?

– Их делают на продажу, чтобы заработать на пропитание, в колонии «Новый Эдем». Это довольно любопытная новая коммуна в сельской местности в Эссексе, которая объединяет благородных критиков нашего общества и дает приют русским политическим изгнанникам. Там живет Григорий, мой русский информатор, любезно уделивший мне сегодня время. Пожертвования, адресованные одному конкретному человеку, – против принципов этого сообщества. Поэтому, чтобы поблагодарить Григория за услугу, я купил сандалии. Обитатели «Нового Эдема» исповедуют возвращение к природе и рассматривают ношение холщовой обуви как элемент правильного образа жизни. Так что можете чувствовать себя благодетелем, Уотсон.

– Что это за место, «Новый Эдем»? Лучше скажите, как продвигается расследование.

– Хорошо, если учесть, что Григорий раскрыл мне некоторые важные секреты, – ответил Холмс. – Оказалось, что он знает всех трех русских, упомянутых мисс Симмондс. Более того, один из них пытался поселиться в «Новом Эдеме», но был изгнан за поведение, которое даже для этих вольнодумцев выходит за рамки приличия. Впрочем, Уотсон, для сестер Симмондс дела обстоят скверно. Информация, которую я получил от Григория, не сулит ничего хорошего. – Великий сыщик выпрямился в кресле: – Григорию теперь за сорок; этот русский изгнанник всю жизнь боролся с царским правительством. В молодости он печатал запрещенные памфлеты в тайных пристанищах революционных коммун – именно с них, как сказал мне мой русский информатор, в точности скопирован «Либерти-хаус» в Кэмден-Тауне. Григорий сидел в тюрьме, был в ссылке, а затем его отправили на пожизненное поселение в унылый глухой городишко. Три года назад он сбежал оттуда и обосновался в Великобритании.

Григорий служит ценным источником информации для некоторых моих дел, хотя он и не интересуется больше политикой России – полагаю, во многом благодаря просветленной атмосфере колонии «Новый Эдем».

Эта коммуна находится в сельской глуши Эссекса. Чтобы добраться туда, мне сначала пришлось ехать поездом, затем трястись на повозке, запряженной пони, а потом совершить длительную прогулку вдоль берега реки Ингреборн – свинцовое серое небо угрожало мне ливнем в любую минуту. «Новый Эдем» представляет собой деревушку из ветхих бревенчатых домишек, построенных британскими приверженцами идей русского писателя, графа Толстого – ну вы знаете, того, что написал «Войну и мир». Граф Толстой проповедует возвращение к природе в сельскохозяйственных общинах, где все равны, имущество принадлежит коллективу и члены коммуны относятся друг к другу исключительно по-христиански.