Стивен Ван Дайн - Дело Бенсона Страница 39

Вопроса об оружии Бенсона она испугалась потому, что не знала, известно ли нам о пистолете в спальне.

МОТИВ

Она заняла место экономки в доме Бенсона потому, что боялась за свою дочь. Она всегда была начеку, когда ее дочь приходила к Бенсону для вечерней работы.

Недавно она обнаружила, что у Бенсона нечестные намерения, и полагала, что ее дочери грозит огромная опасность.

Любая мать готова пожертвовать собой ради дочери, и она совершила убийство, чтобы спасти дочь.

И драгоценности. Она спрятала их, чтобы сохранить их, для дочери. Оставил ли их Бенсон прямо на столе, когда уходил из дома? А если он убрал их, то кто, кроме нее, отлично знающей дом, мог найти их?

ПОВЕДЕНИЕ

Она лгала насчет пребывания в доме мисс Сент-Клер, позже объяснив это тем, что была уверена в невиновности ее в преступлении. Может быть, это женская интуиция? Нет. Она знала, что мисс Сент-Клер невиновна, потому что виновата она сама. У нее стишком сильно развито чувство материнства, и она не могла допустить, чтобы подозревали невинного человека.

Вчера она смертельно испугалась, когда было упомянуто имя ее дочери. Она испугалась потому, что открытие ее родственной связи с мисс Гофман могло привести к заключению, что убийство совершила она.

Она призналась, что слышала выстрел, потому что это можно было бы проверить следственным экспериментом и против нее сразу же возникли бы подозрения. Станет ли проснувшийся человек включать свет и смотреть на часы? А если она слышала звук, похожий на выстрел, почему она не пошла проверить, в чем дело, и не подняла тревогу?

Когда ее впервые допрашивали, она проявила неприязнь к Бенсону. Она пугалась каждый раз, когда ее начинали допрашивать.

Она хладнокровна, хитра и относится явно к немецкому типу, который может разработать умный план и осуществить его.

РОСТ

Ее рост составляет около пяти футов десяти дюймов, что вполне соответствует определенному росту убийцы».

Маркхэм несколько раз прочел записку Ванса и долго молчал.

– Конечно, это не официальный документ, – сказал Ванс, – но, я считаю, что любой суд поймет это. Вы, конечно, можете переделать это на свой юридический лад.

Маркхэм ответил не сразу. Он подошел к окну и несколько минут смотрел на улицу.

– Да, я считаю, вы выиграли это дело, – наконец заговорил он. – Невероятно! Я никак не мог понять, куда вы клоните, а ваш вчерашний разговор с ней показался мне просто бесполезным. Признаюсь, мне в голову не приходило подозревать ее. Бенсон, должно быть, здорово насолил ей.

Он медленно подошел к нам. Голова его была опущена, руки он держал за спиной.

– Никак не могу примириться с мыслью, что придется ее арестовать… Никогда не связывал ее даже мысленно с этим делом.

Он остановился перед Вансом.

– И вы сами не думали о ней, хотя утверждаете, что знали кто убийца через пять минут после прибытия в дом Бенсона.

Ванс безмятежно улыбнулся, и это разозлило Маркхэма.

– Черт возьми! Вы же сами сказали мне, что это убийство совершила не женщина. Для доказательства этого вы привлекли психологию и Бог знает что.

– Совершенно верно, – Ванс все еще улыбался, – это сделала не женщина.

– Не женщина!– завопил Маркхэм.

– Ну конечно же, нет, дорогой мой.

Он вытащил из рук Макрхэма листы со своими записями.

– Это всего-навсего небольшой обман. Бедная миссис Платц! Она невиновна, как ягненок.

Маркхэм упал в кресло. Он был взбешен до невозможности, но все же сдерживал себя.

– Вот видите, мой дорогой, – спокойно Сказал Ванс, – я продемонстрировал вам, насколько неэффективны ваши так называемые вещественные доказательства. Я даже горжусь своим обвинением против миссис Платц. Я уверен, что вы можете осудить ее на основании этого. Но в целом эта теория ошибочна… Нельзя, Маркхэм, полагаться только на доказательства. Теория и практика всегда расходятся. Возьмите нашу демократию. Если вы набрали незначительное большинство голосов, то вы победили. Это теория демократии. Но в теории доказательств даже большое число собранных вами улик не составляет сильной цепи.

– Вы пригласили меня сегодня на защиту вашей диссертации? – сухо осведомился Маркхэм.

– О нет, – уверил его Ванс. – Я просто готовлю вас к принятию моего открытия. Я не собираю материалы или улики против виновного. Я хорошо знаю, что он виновен, так же как хорошо знаю, что вы сидите здесь и обдумываете, как убить меня, не будучи наказанным за это.

– Если у вас нет доказательств, то как вы пришли к заключению, что он виновен? – язвительно спросил Маркхэм.

– Только благодаря психологическому анализу, благодаря тому, что можно назвать наукой о человеческих возможностях. Психологическая наука человека открыта для того, кто умеет читать, она видна так же отчетливо, как видна алая буква Эстер Прини. Кстати, я никогда не читал Готорна. Я не могу постичь характер Новой Англии.

Маркхэм холодно посмотрел на Ванса.

– Вы, видно, ждете, что я явлюсь в суд, ведя вашу жертву за руку, и скажу судье: «Ваша честь, вот человек, который убил Олвина Бенсона. У меня нет против него доказательств, но я хочу, чтобы вы приговорили его к смерти, потому что мой милый и проницательный друг мистер Фило Ванс утверждает, что у этого человека плохой характер».

Ванс пожал плечи.

– Я-то не буду огорчаться, если вы даже не арестуете виновного, – сказал Ванс. – Но все же более гуманно сказать вам кто убийца, чтобы вы перестали хватать невинных людей.

– Хорошо, скажите же, а то мне пора на работу.

Я не думаю, что у Маркхэма были какие-нибудь сомнения относительно того, что Ванс знает имя убийцы. Но только гораздо позже в этот день он понял, почему Ванс так долго морочил ему голову, а поняв это, простил Ванса. А пока, в данный момент, он был очень зол.

– Прежде чем я смогу назвать вам имя этого джентльмена, надо кое-что сделать, – сказал Ванс. – Сперва покажите мне данные насчет алиби.

Маркхэм достал из кармана лист бумаги с напечатанным текстом и протянул его Вансу. Тот вставил в глаз монокль и внимательно ознакомился с записями. Затем он вышел из комнаты, и я услышал, как он набирает номер телефона. Вернувшись обратно, он еще-раз прочел текст. В одном месте он о чем-то задумался.

– Да, здесь есть шанс, – пробормотал он, глядя на огонь в камине.

Он снова заглянул в текст.

– Я вижу, что полковник Острандер в сопровождении члена городского управления от Бронкса Мориэрти прибыл в Пикадилли-театр на Сорок седьмой улице незадолго до полуночи и оставался там до конца представления, то-есть до половины третьего. Вы знакомы, Маркхэм, с этим странным отцом города?

Маркхэм резко повернулся к нему.

– Да, знаком, а что? – Мне показалось, что в голосе Маркхэма прозвучало волнение.

– Где обитает этот бронкский джентльмен по утрам?

– Дома, наверное… Или в клубе «Самосет». Иногда они занимаются делами в Сити-Холле.

– Бог мой! Какая неподходящая деятельность для политика… Вы не будете возражать, Маркхэм, если мы посетим мистера Мориэрти дома или в клубе? Мне бы хотелось перекинуться с ним двумя-тремя словами.

Маркхэм без протеста пошел звонить.

– Мистер Мориэрти дома, но собирается ехать в Сити-Холл, – объявил Маркхэм, вернувшись. – Я просил его заехать по дороге сюда.

– Надеюсь, он нас не разочарует, – сказал Ванс.

– Вы составляете шарады? – осведомился Маркхэм. Но в его тоне не было ни юмора, ни добродушия.

– Честное слово, старина, я не стараюсь запутать основное направление дела. Все это необходимо. Я дам вам вашего виновного, но сперва я должен убедиться, что вы сумеете его принять. Это алиби самым лучшим образом доказывает мой coup de boutoir[62]… Алиби, как я недавно говорил вам, хитрая и опасная штука и открывает путь к серьезным подозрениям. А отсутствие алиби вообще ничего не объясняет. По этому отчету, например, я вижу, что у мисс Гофман вообще нет алиби на ту ночь. Она утверждает, что была в кино, а потом пошла домой. Но все это время ее никто не видел. Возможно, она виделась со своей мамой. Выглядит это подозрительно, не так ли? Но даже если она была в доме Бенсона в ту ночь, то ее единственное преступление заключается в исполнении дочернего долга… С другой стороны, есть алиби, которые можно назвать, так сказать, железными, хотя метафора очень глупа, так как железо легко ломается. Нам надо набраться терпения, потому что все эти алиби необходимо проверить.

Пятнадцать минут спустя прибыл мистер Мориэрти. Он оказался высоким добродушным молодым человеком лет двадцати с небольшим – на мой взгляд, он совсем не походил на члена городского управления. По-английски он говорил чисто, почти без акцента.