Гастон Леру - Дама в черном Страница 4

– Нет, — ответил он, — не здесь!.. Там!..

Мы приехали в Трепор посреди непроницаемой ночи, после шестичасового переезда; погода стояла отвратительная: леденящий морской ветер гулял по пустынному перрону. Мы никого не встретили, кроме таможенного стражника в плаще с капюшоном, шагавшего по мосту через канал. Ни одного экипажа, само собой разумеется, не было. Несколько газовых рожков, дрожащих в своих стеклянных колпачках, излучали тусклый свет, освещая местами широкие потоки дождя, обливавшие нас с ног до головы, в то время как мы гнули спины, чтобы устоять против шквалистого ветра. Издали доносилось постукивание по звучным плитам деревянных башмаков какой-нибудь запоздавшей обитательницы Трепора.

Если мы не свалились в черный провал внешней гавани, то лишь потому, что нас предупреждали об опасности соленые брызги, летевшие снизу, и шум прибоя. Я шлепал за Рультабием, который с трудом пробирался среди влажной тьмы. Тем не менее местность, судя по всему, была ему знакома, так как мы, пусть и промокнув до костей, все-таки добрались до единственного открытого в это отвратительное время года отеля. Рультабий сейчас же потребовал ужин и огня, так как мы были очень голодны и страшно промерзли.

– Черт возьми! — не выдержал я. — Соблаговолите ли вы, наконец, сказать мне, что рассчитываете найти в этой трущобе, кроме ревматизма и воспаления легких?

Рультабий все время кашлял и никак не мог согреться.

– О, — ответил он, — сейчас скажу. Мы приехали на поиски аромата дамы в черном.

Эта фраза дала мне столько пищи для размышлений, что я не мог заснуть всю ночь. Снаружи по-прежнему бушевал морской ветер, наполняя своим жалобным воем набережную и затем вдруг врываясь в узкие улицы города. Я услышал какой-то шум из соседней комнаты, где жил мой друг; я встал и приоткрыл его дверь. Несмотря на холод и ветер, он отворил окно, и я ясно рассмотрел, как он посылал во тьму поцелуи. Он целовал ночь!

Я тихо закрыл дверь и снова улегся в постель. На следующее утро меня разбудил Рультабий; на его лице отражалось крайнее волнение. Он протянул мне телеграмму из Бурга, пересланную ему, согласно его распоряжению, из Парижа. Вот что она гласила: «Приезжайте немедленно, не теряя ни минуты. Отказались от путешествия на восток и едем на соединение со Станжерсоном в Ментону, к Рансам. Пусть эта телеграмма останется между нами. Не надо никого пугать. Придумайте какой угодно предлог, но приезжайте. Телеграфируйте мне до востребования в Ментону. Скорее, я вас жду. Ваш в отчаянии, Дарзак».

Глава III

Аромат

– Черт возьми, — вскрикнул я, вскакивая с постели, — меня это не удивляет!..

– Вы что, в самом деле не поверили в его смерть? — спросил Рультабий с отчаянием, которого я не мог себе объяснить, даже если брал в расчет телеграмму Дарзака.

– Не особенно, — ответил я. — Ему так важно было сойти за мертвого, что он мог пожертвовать некоторыми бумагами во время катастрофы «Дордони». Но что с вами, друг мой?.. Вы совсем ослабли. Здоровы ли вы?..

Рультабий тяжело опустился на стул. Дрожащим голосом он поведал мне, в свою очередь, что только тогда поверил в его смерть, когда закончилась брачная церемония. Он не мог свыкнуться с мыслью, что Ларсан позволит совершиться обряду, который навеки отдавал Матильду Станжерсон Дарзаку. Чтобы расстроить свадьбу, Ларсану достаточно было появиться. Сколь ни опасно было для него такое появление, он пошел бы на этот риск, зная набожность дочери профессора Станжерсона, зная, что она никогда не согласится связать свою судьбу с другим человеком при здравствующем первом муже, несмотря на то что людские законы освобождали ее от этих уз! Напрасно ей доказывали недействительность первого брака перед французскими законами — для нее священник навеки связал ее с негодяем.

И Рультабий, отирая выступивший на лбу пот, прибавил:

– Увы! Вспомните, мой друг… В глазах Ларсана дом священника не потерял своей прелести, а сад своего блеска! [7]

Я положил руку на плечо Рультабия. Его трясла лихорадка. Мне хотелось его успокоить, но он меня не слушал.

– И вот он решил переждать эту свадьбу, выждать несколько часов, чтобы появиться снова, — вскрикнул он. — Потому что для меня, как и для вас, Сенклер, не правда ли, телеграмма Дарзака значит лишь одно — Ларсан вернулся!

– Но Дарзак мог ошибиться!..

– О, Дарзак не трусливый ребенок… Однако нужно надеяться, нужно надеяться, не правда ли, Сенклер, что он ошибся!.. Нет, это невозможно, это было бы слишком ужасно!.. Слишком ужасно… О! Сенклер, это было бы чудовищно!..

Я никогда, даже в самые трудные минуты, не видел Рультабия таким взволнованным. Он вскочил с кресла и стал шагать по комнате, переставляя мебель, и, поглядывая на меня, повторял: «Слишком чудовищно!.. Слишком чудовищно!»

Я заметил ему, что неблагоразумно приходить в такой ужас из-за телеграммы, которая ровным счетом ничего не доказывает и может быть лишь плодом галлюцинации… Затем я прибавил, что сейчас не время предаваться отчаянию, что нам понадобится все наше хладнокровие, что это непростительно для человека с таким характером, как у него…

– Непростительно!.. Вы правы, Сенклер, непростительно!..

– Но, мой дорогой… Вы меня пугаете!.. Что случилось?

– Сейчас вы это узнаете… Положение ужасное… И почему он не умер?

– Да кто же сказал вам, что это не так?

– Дело в том, видите ли, Сенклер… Тсс… Молчите… Молчите, Сенклер!.. Дело, видите ли, в том, что, если он жив, я предпочел бы умереть!

– Да вы с ума сошли! Вы с ума сошли! Вот именно, если он жив, нужно жить и вам, чтобы защитить ее, ее!

– Да, да, вы правы, Сенклер! Вы совершенно правы. Спасибо, мой друг!.. Вы произнесли одно слово, которое только и способно заставить меня жить: «она»! Поверите ли!.. Я думал только о себе!.. Только о себе!..

И Рультабий засмеялся так, что мне стало страшно. Я взял его за руку, умоляя объяснить мне, чего он так испугался, почему он заговорил о своей смерти, почему он так смеялся…

– Как своему другу, Рультабий, как лучшему своему другу! Скажите же… Доверьте мне свою тайну — ведь она душит вас!..

Рультабий положил мне руку на плечо и, заглянув мне в глаза, сказал:

– Вы все узнаете, Сенклер, вы будете знать столько же, сколько и я, и вы испытаете тот же страх, мой друг, потому что вы добры и, я знаю, любите меня!

Но вместо того, чтобы, как я ожидал, сделать мне признание, он попросил железнодорожный указатель.

– Мы поедем часовым поездом, — сказал он, — в это время года нет прямого сообщения между д’О и Парижем, так что мы приедем домой лишь в семь часов. Но нам вполне хватит времени уложить чемоданы и попасть с Лионского вокзала на девятичасовой поезд на Марсель и Ментону.

Он даже не спрашивал моего мнения и вез в Ментону так же, как и в Трепор, прекрасно зная, что при данном стечении обстоятельств я ни в чем не сумею ему отказать. Да если бы он и хотел обойтись без меня, я все равно не оставил бы его в таком взволнованном состоянии. Кроме того, наступало праздничное время, и я был совершенно свободен.

– Итак, мы отправляемся в город д’О?

– Да, там мы сядем в поезд. От Трепора ехать в экипаже в д’О не более получаса…

– Недолго же мы пробудем в этих местах, — заметил я, взглянув в окно.

– Достаточно, я надеюсь, для того, зачем я приехал сюда, увы!..

Я вспомнил об аромате дамы в черном и замолчал. Ведь Рультабий обещал посвятить меня в свою тайну. Он повел меня на взморье. Ветер был еще очень силен, и нам пришлось укрыться за маяком. Некоторое время он простоял перед морем, задумавшись и закрыв глаза.

– Вот здесь, — произнес он, наконец, — я в последний раз видел ее.

Он взглянул на каменную скамью.

– Мы сели здесь, она прижала меня к своему сердцу. Я был еще совсем маленьким мальчиком: мне было девять лет… Она велела мне сидеть на этой скамье, а сама ушла, и я никогда ее больше не видел… Это было вечером… теплым летним вечером, когда нам вручали награды. О, она не присутствовала при этом, но я знал, что она придет вечером… вечером, когда сияли звезды и было так светло, что я надеялся рассмотреть ее лицо. Но она со вздохом опустила свою вуаль. А затем уехала, и я никогда больше ее не видел…

– А вы, мой друг?

– Я?

– Да, что вы сделали? Вы еще долго сидели на скамейке?..

– Мне очень хотелось… но за мной приехал кучер, и мне пришлось вернуться…

– Куда?

– Как куда… в колледж…

– Значить, в Трепоре есть колледж?

– Нет, но колледж есть в д’О.

Рультабий cделал мне знак следовать за собой.

– Поедем туда… Или вам хочется остаться здесь?.. Но здесь слишком дует!..

Через полчаса мы были в д’О. Проехав каштановую аллею, наша карета с шумом покатилась по булыжной мостовой холодной и пустынной площади; кучер возвестил о нашем прибытии, щелкая бичом и наполняя мертвый городок этой душераздирающей музыкой. Над крышами раздался бой часов — со здания колледжа, как объяснил мне Рультабий, затем все смолкло.