Рекс Стаут - Семейное дело Страница 4

— Да.

По его словам, он вовсе не копирует Вулфа. Дескать, Вулф говорит «да?», а он, Фриц, произносит просто — «да».

— Ты уже встал и одет, — заметил я.

— Конечно. Отнес ему завтрак.

— И он поел?

— Да.

— Боже мой, ты немногословен, хотя и чувствуешь себя, судя по голосу, довольно бодро.

— Вовсе нет. Арчи. И он тоже в скверном настроении. А как ты?

— Я не бодрый и не вялый, а измочаленный. Что с Теодором?

— Он пришел и отправился наверх, в оранжерею. Я сказал ему, чтобы не ждал Вулфа.

— Я скоро буду внизу, но не хлопочи по поводу завтрака. Съем второй раздел «Таймс». С уксусом.

— С кетчупом вкуснее, — ответил Фриц и положил трубку.

Но когда я наконец появился в кухне, все было готово. Прибор, чашка с блюдцем, тостер и сливочное масло — на маленьком столе, «Таймс» — на специальной подставке, а сковородка — на плите. На большом столе посредине кухни — ломтики свиного рулета с кукурузной начинкой домашнего приготовления. Я подошел к холодильнику, налил апельсинового сока и сделал первый глоток.

— Я по-прежнему считаю, — заявил я, — что мы с тобой друзья. Ты — мой единственный друг на всем белом свете. Давай отправимся куда-нибудь вместе. Может быть, в Швейцарию? Или еще дальше. Кто-нибудь звонил?

— Четыре раза, но я не снимал трубку, и Вулф тоже звонил, — ответил Фриц, прибавляя огня под сковородкой. — Эта наклейка с надписью «Нью-Йорк, управление полиции» на двери той комнаты — как долго она будет оставаться?

— Прекрасная мысль, — заметил я, отхлебывая апельсиновый сок. — Давай-ка забудем все остальные проблемы, вроде газетных заголовков: «Гость Ниро Вулфа убит в его доме» или «Арчи Гудвин впускает в дом будущего мертвеца», и сосредоточим все внимание на этой двери. Великолепная мысль.

Фриц положил на сковородку ломтики бекона, а я, пристроившись за маленьким столом, принялся за «Таймс». Президент Форд призывал американцев кое-что предпринять против инфляции. Никсон пребывал в шоке после Уотергейтской операции. Судья Сирика заявил адвокату Эрлихмана, что он слишком много говорит. Арабы ставят на Арафата. Все эти сообщения обычно мало интересовали меня, но усилием воли я заставил себя дочитать до конца. Потом я попробовал другие разделы: спорт, погоду, некрологи, городские новости — и пришел к выводу, что приказать голове заняться чем-то конкретным можно только в том случае, если ваш разум в согласии с вами. Затем я попытался оценить значение этого моего вывода, но тут Фриц принес тарелку с двумя порциями свиного рулета с кукурузной начинкой. Ставя тарелку на стол, он издал какой-то звук, похожий на «а-ах!». Я спросил, что случилось, и он ответил, что забыл подать мед, но сейчас принесет его.

Когда я намазывал масло на третий ломтик поджаренного белого хлеба, зазвонил телефон. Я начал считать. После двенадцатого звонка телефон умолк. Через некоторое время Фриц сказал:

— Никогда прежде не видел, чтобы ты так поступал.

— Тебе еще предстоит увидеть многое из того, что я никогда прежде не делал. Ты убрал тарелки и стаканы, оставленные мною в кабинете?

— Я гам еще не был.

— Вулф говорил обо мне, когда ты относил ему завтрак или приходил за подносом с грязной посудой?

— Нет. Лишь спросил, бодрствовал ли я ночью. Я начал рассказывать ему обо всем: сколько их было и тому подобное, но он меня остановил.

— Каким же образом?

— Взглянул на меня и повернулся ко мне спиной.

— Он был одет?

— Да. Коричневый костюм в тонкую полоску, желтая рубашка, коричневый галстук.

Когда я наконец поставил пустую чашку на стол и отправился в кабинет, часы показывали десять минут двенадцатого. Раз Вулф не сошел вниз, как обычно, в одиннадцать часов, то, вероятно, сегодня уже вообще не появится. Решив, что было бы ребячеством отступить от ежедневной рутины, я вытер пыль с письменных столов, оторвал вчерашний листок календаря, сменил воду в вазе на столе Вулфа, отнес в кухню тарелки и стаканы, поставил кресло, в котором сидел Стеббинс, на свое место и принялся вскрывать почту, но меня прервал звонок домашнего телефона. Сняв трубку, я проговорил:

— Я сейчас в кабинете.

— Ты позавтракал?

— Да.

— Поднимись ко мне.

Захватив копию своих показаний из ящика стола, я поднялся по лестнице. Будучи приглашенным, я вошел без стука. Вулф сидел у стола между двух окон с книгой в руках. Или он уже расправился со своим экземпляром «Таймс», или же его мозги, подобно моим, отказывались сотрудничать. Когда я приблизился, он опустил книгу — «Дворцовая гвардия» Дэна Ратера и Гэри Гейтса — и пробурчал:

— Доброе утро.

— Доброе утро, — ответил я также хмуро.

— Был уже в управлении полиции или у окружного прокурора?

— Нет еще. На телефонные звонки пока не отвечаю.

— Садись и доложи.

Как всегда, он устроился в большом кресле. Я пододвинул другое кресло, поменьше, и сел.

— Для начала вам лучше познакомиться с копией моих показаний сержанту Стеббинсу.

Я передал Вулфу копию протокола допроса на четырех страницах. Обычно ему достаточно прочесть один раз, однако в данном случае он опять вернулся к первым двум страницам, где я дословно изложил беседу с Пьером Дакосом.

— А что ты не включил в свои показания? — взглянул на меня Вулф.

— Мой разговор с Пьером приведен полностью. Слово в слово. Из остального — тоже практически все; не упомянул только, что вы явились вооруженным увесистой тростью и сказали мне, что, по вашему мнению, я не мог поступить иначе. А так все здесь на бумаге: и слова и поступки. И, конечно, я опустил собственные догадки. Их я оставил для Стеббинса. После моего ухода Пьер Дакос нащупал что-то в кармане и вытащил этот предмет на свет. То была алюминиевая трубка, в какие упаковываются сигары «Дон Педро». Отворачивая колпачок, он держал трубку перед глазами, всего в нескольких дюймах. Вы сами видели его лицо. На полу валялись кусочки алюминия, и я различил на них отдельные печатные буквы. Естественно, специалисты собрали их и показали Стеббинсу. И конечно же они скоро придут к аналогичному заключению, а потому я счел целесообразным самому все выложить Стеббинсу.

Вулф покачал головой. Не знаю только, относилось ли это ко мне или к Стеббинсу.

— Что еще ты рассказал ему?

— Ничего. У меня больше ничего и не было… И никому другому… Ни медицинскому эксперту, ни лейтенанту Бернему, которого вы никогда не встречали. Я не считал, но, по словам Фрица, всего перебывало у нас девятнадцать человек. Дверь Южной комнаты опечатана. Специалист по взрывным устройствам собирается там поискать возможные улики, по всей вероятности, уже сегодня днем.

Когда Вулф хочет что-то хорошенько обдумать и находится в кабинете за своим письменным столом в самом удобном для него кресле, он обычно откидывается назад и закрывает глаза, однако спинка кресла в спальне не имеет нужного угла наклона, поэтому он лишь прищурился и стал дергать себя за мочку уха. Так продолжалось минуты две.

— Ничего, — произнес он наконец. — Абсолютно ничего.

— Согласен. Ведь вы — величайший сыщик в мире. Но Стеббинс не верит. По его мнению, Дакос все-таки кое-что мне сообщил — возможно, не фамилию, а просто дал какой-то намек, который я не включил в свои показания, поскольку мы намерены опередить полицию и сами поймать убийцу. Безусловно, мы этого хотим — по крайней мере, я хочу. Могло ведь так случиться, что колпачок отвинтил бы я сам. Следовательно, я в неоплатном долгу перед тем малым, который все это устроил.

— Я тоже. В моем собственном доме, в то время, когда я мирно спал в своей кровати. Это… это…

Я удивленно поднял брови. Впервые за многие годы нашей совместной работы Вулф оказался не в состоянии подобрать подходящие слова.

Он с силой ударил кулаком по подлокотнику.

— Итак. Позвони Феликсу и передай: мы будем у него обедать… — Он взглянул на стенные часы. — Через полчаса. Если комнаты на втором этаже заняты, то на самом верху, где удобно. Известны ли тебе какие-нибудь другие источники информации о Пьере Дакосе, кроме ресторана «Рустерман»?

Ответив, что такие источники мне не известны, я поднялся, подошел к телефону, стоявшему на тумбочке у кровати, и набрал нужный номер.

Глава 3

На самом верхнем этаже ресторана «Рустерман» когда-то располагалась квартира Марко Вукчича, бывшего хозяина заведения и друга детства Вулфа, с которым они вместе росли в Черногории. Вукчич был одним из трех знакомых мне людей, называвших Ниро Вулфа по имени. Примерно в течение года после смерти Марко квартира пустовала, потом в нее въехал с женой и двумя детьми Феликс, который, будучи владельцем одной трети пакета акций, управлял рестораном под попечительством Вулфа.

Без двадцати пяти час мы с Вулфом сидели за столом у окна, выходившего на Мэдисон-авеню, между нами стоял Феликс — тонкий, подтянутый и элегантный, в черном костюме и белой рубашке, готовый к встрече гостей.