Николас Блейк - В аду нет выбора Страница 4

— У него жена… вторая жена. Дочь восьми лет.

— Что из себя представляет жена?

— Бывшая актриса. Довольно нервная. Натурализовавшаяся англичанка.

— А раньше?

— Венгерка.

— О Боже!

— Ну, Найджел, не задавайте лишних вопросов. Насчет нее мы спокойны. Она боролась против правительства во время Восстания в Венгрии — я говорю «боролась», на баррикадах, с пистолетом-пулеметом. Ей удалось перейти австрийскую границу уже после того, как вошли русские.

— Но нет ли у нее здесь семьи?

— Отец и мать умерли. Братьев и сестер нет. Был ребенок от первого мужа, который погиб во время Восстания. Трагическая ситуация. В сумятице на границе ребенок потерялся. Она дала его нести своему спутнику, мужчине, когда они бежали по ничейной территории. Их застрелили. Когда она оказалась в безопасности, то обернулась и увидела, что мужчина лежит на земле. Он был мертв. Ребенок лежал рядом. Люди из ее группы силой удержали ее: она хотела вернуться и взять ребенка. Бедная женщина чуть не сошла с ума. Позже она узнала, что умер и ребенок, примерно через месяц.

— Ну, это, по-видимому, хорошо.

— Не говорите ерунды, Найджел. Мы проверяли и перепроверяли ее…

Сейчас Найджел вспомнил этот разговор, меряя шагами лужайку. В холодном свете солнца Домик для гостей выглядел словно символ безопасности — особняк восемнадцатого века, изящно перевоплотившийся из поместья многих поколений сквайров в свой теперешний статус. Его восемь спальных комнат обычно всегда были заняты «правильным сортом людей», которых владелец, по-видимому, безошибочно выбирал с помощью своего рода осморегулирующих процессов. Он совершил ошибку, подумал Найджел, с молодым Аттерсоном, и это удивило девушку, которая сопровождала его. А возможно, это и не была ошибка. На Черри был какой-то налет человека, получившего воспитание, который она не могла скрыть, как ни пыталась, за своими грубыми манерами и вызывающим тоном.

За завтраком Найджел посмотрел на нее. Она сидела наискосок от него рядом с Лэнсом Аттерсоном и Джастином Лики. В Домике для гостей придерживались правила сажать всех гостей за длинный стол во время ленча и обеда, но перемешивать их за отдельными столиками во время утреннего завтрака, когда большинство гостей не очень-то склонны к общению. Мертвенно-бледное лицо Черри резко выделялось на фоне черного свитера со значком ДЯР.

— О, я испорчена до мозга костей. Я превращусь в психопатку, — произнесла она в ответ на какую-то фразу Лики. Ее резкий, но неестественно безжизненный голос словно разрезал тишину.

Миссис Салливан выглядела так, будто кто-то ущипнул ее за зад во время Святого причастия.

— Беда в том, что Черри именно этим и кончит, — прошептала Найджелу Клэр.

Адмирал покашлял. Стало слышно, как его мягкий шепелявый голос произнес:

— Думаю, выпал снег. Чувствую это по воздуху. Ветер утих. Плохой признак.

— О, папа, разве нельзя будет поиграть в снежки? Я бы сделала снежную бабу. И не достанешь ли ты мне санки? Я еще никогда не каталась на санках.

— Думаю, что можно. Но всему свое время, дорогая. Мы еще пробудем здесь неделю, — прозвучал голос Рэгби с чуть заметным йоркширским акцентом.

Адмирал повернулся к их столу:

— Ты можешь прожить здесь и дольше, Люси. Последний раз снегопад был здесь в сорок седьмом году. Долина была отрезана от мира на две недели.

Глаза девочки метнулись в его сторону.

— Это будет здорово, Елена! Папа не сможет возвратиться на работу, и мы все будем вместе долго-долго.

Ответа миссис Рэгби, произнесенного тихо, не было слышно. Но Найджел уловил на ее лице быстро исчезнувшее выражение глубокого горя и беспокойства. Сможет ли она когда-нибудь забыть эту страшную перебежку через границу и тела, лежащие на снегу? У нее было необычайно выразительное лицо, хотя и со следами глубоких переживаний: худое, с высокими скулами и впалыми щеками. Ее волосы поседели, а глаза казались бездонными. Но голос Елены Рэгби запомнился ему прежде всего: низкое вибрирующее контральто, с нотками грусти.

В первый же вечер пребывания в Домике для гостей Найджел заметил, что взгляд Клэр задерживается на миссис Рэгби, и почувствовал, как просто чешутся ее руки скульптора.

— Этот объект для тебя, — сказал он позже.

— Да. Будет ли она позировать?

— Почему бы не спросить ее? Бюст?

— Нет, мне бы хотелось вылепить ее в полный рост. Плачущая Ниобея.

Найджел решил, что она необыкновенно проницательна. Он был при исполнении служебных обязанностей и потому ничего не сообщил Клэр о погибшем ребенке Елены.

К пяти часам дня прогнозы адмирала, видимо, не оправдались. Чуть потеплело, и снег на извилистой деревенской улице превратился в слякоть.

Но на холмах, пятью милями выше Эггерсуэлла, снег все еще покрывал землю на дюйм или два. По каменистой проселочной дороге, ведущей из деревни мимо фермы мистера Туэйта к Коттеджу контрабандистов, шагали Пол Каннингем и Энни Стотт вместе с мальчиком, которого они называли Ивэн. По лицу он выглядел старше своих девяти лет, но физически до этого возраста явно не дотягивал. У него было узкое, бледное, почти морщинистое личико, а круглая голова увенчивалась торчащими рыжеватыми волосами, которые лишь недавно чуть отросли.

Ивэн был вежливым ребенком, если только не молчаливым, и не доставлял хлопот своим дяде и тете. Было странно, что после долгого путешествия в незнакомую страну его поручили двум абсолютно незнакомым людям. Но короткая жизнь Ивэна уже явно не походила на нормальную жизнь. Он привык, что с ним обращались как с ненужной посылкой с прикрепленной биркой. Его посылали туда-сюда, но каждый раз с новой биркой. Ему приходилось трудно, и он понял, что лучше не задавать вопросов. В данную минуту он думал о том, что они ему обещали, а это открыло бы перед ним невиданные перспективы. Его рука потянулась к голубому свитеру из грубой шерсти и нащупала на груди талисман, потайную вещь, которая говорила ему, кто он такой.

Снежок попал ему за шиворот.

— Пошли, сынок, шевелись, — сказал дядя Пол.

Ивэн взглянул на него, счищая снег с воротника.

— Разве культурно бросаться снежками? — спросил он в замешательстве. У него был почти великолепный английский, поскольку его хорошо учили.

— Культурно ли? О Боже, да, возможно, что и нет в странах народной демократии, но хорошо в невежественной империалистической стране.

Ивэн наклонился, как бы колеблясь, слепил снежок и кинул его в дядю Пола. Они миновали ферму. Толстая миссис Туэйт улыбнулась в окне, глядя, как они бросаются снежками. «Симпатичный молодой человек этот Каннингем, — подумала она. — А эта сестра его, доктор Эверли, сущий дракон. Не разрешает бедному мальчугану играть с моими детьми. Говорит, что он был серьезно болен и должен немного отдохнуть. Желтомордая корова! Не выносит, когда дети играют. Да поможет Бог ее пациентам».

— Хватит, перестань, — закричала желтомордая корова, — Ивэн может вспотеть.

Они прошли через ворота фермы. За ней был Коттедж контрабандистов, двухэтажное строение с готическими окнами на верхнем этаже. Вокруг него ничего не росло, давая возможность хорошо обозреть окрестность. Дом стоял на склоне холма, круто поднимавшегося за ним, что исключало всякую возможность обозрения с тыла. Чуть в отдалении от коттеджа рос ряд ясеней, защищавших от восточного ветра. В самом доме было довольно уютно. Правда, обстановка казалась несколько строгой, как подобало ученому мужу из Оксфорда. В гостиной в камине полыхал огонь.

— Что ты собираешься делать завтра? — спросила Энни, когда был готов чай для Пола. — Завтра твой последний день. Ты должен как можно лучше использовать время.

— Что я могу сделать? — спросил мальчик своим грубоватым голоском. И затем, совсем осмелев, добавил: — Могу ли я пойти в кино?

— Боюсь, что нет, дорогой. Понимаешь, в деревне кино бывает только вечером, а твой поезд отходит в шесть часов десять минут.

— И тогда я вернусь в Лондон и посмотрю…

— Да, Ивэн. Но ты не должен слишком волноваться из-за этого.

— Да, доктор Эверли, — вмешался Пол. — Ни под каким видом он не должен слишком волноваться. — В его голосе послышалась нота горечи, что заставило Энни Стотт поднять в изумлении брови. Всегда существовала возможность того, что Пол расслабится, но она не ожидала этого так скоро.

— Возьми еще сдобную булочку с изюмом, Ивэн, — сказала она.

Чаепитие в Домике для гостей закончилось. Елена Рэгби с мужем поднялись наверх, чтобы написать письма. Остальные гости собрались в большой отделанной панелями гостиной, пытаясь протиснуться поближе к огню. Последнее лучше всего удалось миссис Салливан, Лэнсу Аттерсону и Черри. Они были первыми.

— Другим тоже хочется тепла, мистер Аттерсон, — произнесла миссис Салливан, заняв выгодную позицию.