Джон Карр - А потом – убийство! Страница 4

Моника, до которой, наконец, дошла вся чудовищная глупость происходящего, вскочила на ноги.

– Вы хотите сказать, что я должна остаться здесь и учиться… учиться писать сценарии под руководством этого гнусного… отвратительного…

– Что такое? Вы знакомы с Биллом Картрайтом? – оживился ее собеседник.

– Нет, я его не знаю. Но мои родственники с ним знакомы. И они говорят… – тут Моника поневоле отступила от правды, – они говорят, что он – самый гнусный и отвратительный тип из всех, чьи ноги когда-либо попирали землю!

– Да что вы! Нет, нет, нет!

– Вот как?

– Вы все не так поняли, мисс Стэнтон, – заверил ее продюсер. – Я знаю Билла много лет. Бог свидетель, он никогда не стал бы победителем конкурса красоты. Но он вовсе не так плох. – Мистер Хаккетт задумался. – Я бы скорее назвал его своеобразным.

Моника прикусила язык.

Мистер Хаккетт смутно уловил, что девушка чем-то раздосадована.

Дело в том, что в голове Моники давно уже сложился образ мистера Уильяма Картрайта и она не хотела менять его ни на йоту. Мистера Картрайта везде расхваливали, по крайней мере литературные критики, за «безупречную здравость суждений и скрупулезную точность сюжета». От таких отзывов его образ становился еще более невыносимым. Монике казалось: она не так презирала бы Картрайта, если бы кто-нибудь отругал его за небрежность. Автор детективных романов рисовался ей чопорным морщинистым сухарем профессорского склада, в громадных очках. И она старательно лелеяла в душе ненависть к воображаемому «профессору».

– Я не могу, – просто сказала она. – Мне ужасно жаль. Вы знаете, как я вам признательна. Но я не могу.

– Ну конечно, – холодно и равнодушно отозвался продюсер. – Если хотите разорвать контракт…

– Дело не в контракте, – с отчаянием возразила Моника. – Пожалуйста, поймите меня правильно, мистер Хаккетт. Я не пытаюсь навязывать вам свою волю. Уверена, вы лучше меня во всем разбираетесь. – Она искренне верила в то что говорила: во всем виноват один Картрайт! – Я сделаю все, что вы меня попросите, если вы только объясните, почему… Почему я должна писать детективный сценарий? Я совершенно не разбираюсь в детективах… И почему я не могу писать сценарий на основе собственной книги, которую я знаю досконально? Прошу вас, объясните, в чем тут дело!

Мистер Хаккетт просиял и вздохнул с облегчением.

– Ах, в чем тут дело? – Он намеренно подчеркнул последние слова. – И все? Так почему же вы сразу не сказали? Вам нужна причина?

– Да!

– Что ж, дорогая моя, ничего нет проще, – с некоторой снисходительностью начал продюсер. – Дело в том, что…

Тут зазвонил стоящий на столе телефон. Мистер Хаккетт, вздрогнув, как динамо-машина, схватил трубку. Все прочее тут же выветрилось из его головы.

– Да… да, Курт? Да? Ну, спросите Говарда!.. Нет, нет, ни за что! Только что прибыла новая сценаристка. – Он заговорщически сверкнул в сторону Моники белозубой улыбкой. – Да, очень милая девушка… Да. Ладно, ладно, скоро буду. – Схватив карандаш, он что-то пометил в блокноте. – Третий павильон, через пять минут… Да. Хорошо! Пока.

Он повесил трубку.

– Итак, мисс Стэнтон… О чем мы говорили?

– Не хочу вас задерживать…

– Все в порядке. – Мистер Хаккетт махнул рукой, что внушало мысль: вовсе не все в порядке, но он справится. – Пять минут, пять минут! Не торопитесь! Что вы собирались мне сказать?

– Я – ничего, мистер Хаккетт. Это вы собирались объяснить, почему нужно, чтобы я работала над детективом, а не над моим собственным сюжетом.

– Ах да! Да. Милая моя мисс Стэнтон, ничего нет проще. Дело в том, что…

Вдруг дверь распахнулась, и вошел мужчина.

Он не просто вошел: он ворвался в кабинет мистера Хаккетта, и вместе с ним ворвался поток такой спокойной, холодной, сдержанной ярости, как будто новоприбывший только что вылез из холодильника. От незнакомца веяло холодом, казалось, даже солнечный свет померк. Состояние его отражалось в каждом жесте. Хотя дверь он распахнул настежь, он не хлопнул ею о стену, а, придержав ее холодными дрожащими пальцами, мягко прикрыл за собой. Потом незнакомец осторожно двинулся к столу продюсера – с таким видом, как будто шел по минному полю. Это был высокий моложавый мужчина с книгой под мышкой. И только когда он остановился у стола продюсера и посмотрел мистеру Хаккетту в глаза, мина, на которую он так боялся наступить, взорвалась. Его первыми словами были:

– Черт побери… Это что такое?! – Он хлопнул книгой по столу так громко, что с фарфоровой чернильницы в виде китайского мандарина слетела крышечка.

Книга оказалась бестселлером «Желание». Мистер Хаккетт водрузил крышечку на место.

– Привет, Билл, – поздоровался он.

– Послушай, – заявил вошедший, – это уж слишком! Я не могу, Том. Ради всего святого, есть же пределы!

– Садись, Билл.

Тот, кого назвали Биллом, решительно направился к мистеру Хаккетту. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что он хочет задушить продюсера; видимо, на какое-то мгновение у незнакомца возникло такое желание. Хотя мужчина не повышал голоса, он говорил хрипловато. Таким голосом игроки в гольф, упав на колени, обычно заклинают мячи.

– Послушай, – продолжал новоприбывший. – Я, в общем, не против того, что пишу сценарии по плохим книгам. В свое оправдание могу заявить: только по таким книгам и можно писать сценарии. Их хотя бы можно переделать. Погоди!

Он поднял руку.

– Но есть пределы, за которые не выйдет ни один пишущий на английском языке, каким бы бессовестным он ни был. Я дошел до предела. То, что ты мне всучил, – не просто вздор. Книжонка – самая мерзопакостная белиберда, какую способны всучить невинному читателю неграмотные маньяки, выдающие себя за издателей! Одним словом, Том, то, что мне дали, – непотребство! Я ясно выразился?

Наклонившись над столом, он стукнул по книге. Пальцы его подергивались.

– Ах ты! – огорчился вежливый мистер Хаккетт. – Позволь я тебя познакомлю с мисс Стэнтон. Мистер Картрайт – мисс Стэнтон.

– Здрасте. – Картрайт метнул на Монику быстрый взгляд через плечо и снова повернулся к продюсеру: – Так вот, Том. Эта книга…

– Здравствуйте, – ласково поздоровалась Моника. В душе у нее все ликовало.

Возможно, это прозвучит странно, но при виде мистера Уильяма Картрайта она почувствовала, что ее страдания вознаграждены. Однако даже радость ее была пронизана лютой ненавистью. Несмотря ни на что, Моника была счастлива. Решимость ее окрепла, смелость вернулась после того, как она поняла, что враг идет прямо к ней в руки.

Правда, ее представления оказались ошибочными. Уильям Картрайт вовсе не был морщинистым сухарем, хотя и обладал раздражающей привычкой вставать в позу и поучать. Люди неосмотрительные могли бы сказать, что он недурен собой: широкоплечий, худощавый, с правильными чертами лица и коротко стриженными каштановыми волосами. Люди неосмотрительные, которые не заглядывали в его греховную душу, могли бы даже назвать выражение его лица добродушным. Моника, которая, несмотря ни на что, была человеком справедливым, сразу отдала должное внешности нового знакомого. Однако она узрела нечто настолько ужасное, что ей даже полегчало. Она узрела нечто, сразу выводящее Уильяма Картрайта за пределы человечества; нечто, способное навсегда оправдать ее ненависть к нему. Моника готова была прыгать от радости.

Уильям Картрайт оказался бородатым!

Здесь снова требуется внести ясность. Борода Уильяма Картрайта не напоминала по форме лопату; он не носил и козлиную бородку, которая обычно внушает сильное отвращение. Наоборот, любой мужчина счел бы ее удачной попыткой справиться с буйной растительностью на лице.

Такие щегольские, аккуратно подстриженные бородки носят морские офицеры.

Однако почти все женщины относятся к бороде по-другому. Монике, которая на время лишилась способности распознавать цвета, показалось, что борода у Уильяма Картрайта ярко-рыжая.

– Я уже не говорю об огромном количестве грубых грамматических и синтаксических ошибок. – Отвратительный Картрайт выпятил вперед подбородок, украшенный преступной бородой. – Я молчу о тяжеловесном стиле, способном потопить линкор. Я молчу о самодовольном дураке герое, капитане Как-там-его; я молчу о порнографических наклонностях авторши, которая настрочила эту пакость…

– Ах! – Моника непроизвольно вздрогнула.

– Билл, – вмешался мистер Хаккетт, – напрасно ты так выражаешься при мисс Стэнтон. Где твои манеры?

– Я уже молчу о… Да что с тобой? Что ты мне машешь?

– Вот девушка, которая написала эту книжку!

– А? Кто?

– Да вот же она. Перед тобой.

Наступило ужасное молчание. Мистер Картрайт обернулся не сразу. Моника успела разглядеть со спины древнюю спортивную куртку и серые фланелевые брюки, которые, похоже, не гладили с прошлого Рождества. Плечи, обтянутые спортивной курткой, медленно поднимались, пока не оказались почти на одном уровне с ушами их обладателя.