Дерек Уилсон - Утомительная история с голландским «Рождеством» Страница 4

— Полагаю, вы пришли посмотреть именно на нее, а не на меня. Так извольте. Но ради этой чести вам придется потрудиться. Толкайте меня. Нам вон в ту дверь.

Холмс взялся за ручки инвалидной коляски и покатил ее в указанном направлении. Они проследовали в расположенную на первом этаже анфиладу из трех комнат с высокими дверями между ними. Когда Холмс увидел, что размещалось в этих комнатах, у него перехватило дыхание. Их стены от пола до потолка покрывали картины и панно. Лишь кое-где проглядывали узкие полоски обоев не больше квадратного дюйма.

— Невероятно, — восхитился мой друг. — Я не был готов к такому пиршеству.

— Это труд всей жизни, молодой человек. Если вы начнете прямо сейчас, то, быть может, соберете столько же годам к восьмидесяти.

Во время неспешной экскурсии по этой частной галерее Гиддингс с нарастающим энтузиазмом и воодушевлением говорил о различных экспонатах. Шерлок Холмс усыпил бдительность старого профессора лестью, перемежаемой уместными замечаниями, и поджидал подходящего момента, чтобы внезапно перейти к тому предмету, который его сюда и привел.

Наконец он произнес:

— Как жаль, что я не смог увидеть Рембрандта, которого вы подарили колледжу. Когда я зашел в церковь, там висела записка, где было сказано, что картина сейчас на реставрации, но до меня дошли слухи…

— Вандалы! — Старик вдруг необыкновенно оживился.

— Правильно ли я понимаю, сэр, что картину украли? — спросил Холмс потрясенно.

— За ней следовало получше следить. Это бесценное полотно, великолепный образчик лучшего периода мастера. А они позволили каким-то хулиганам удрать с ней. И теперь она, видимо, покрывается плесенью в сарае где-нибудь на пустыре. Она погибнет! Навсегда пропадет!

Гиддингса охватил приступ кашля, и он приложил ко рту большой платок в горошек.

— Наверняка вас это очень расстраивает, сэр. Как я понимаю, эта картина Рембрандта была настоящей жемчужиной вашей коллекции.

Старик яростно закивал:

— Да, я частным образом приобрел ее в Гааге четверть века назад. Ее подлинность не вызывает сомнений. Расставаясь с ней, я шел на определенную жертву, но решил, что этот прощальный дар вполне подходит для того, чтобы отметить мою работу в Новом колледже, ведь я отдал этой работе всю жизнь. Возможно, они и не ценили меня по заслугам, но, по крайней мере, им осталось кое-что на память обо мне. Однако теперь…

Гиддингс пожал плечами и, казалось, еще больше съежился в своих покровах.

— А вам не кажется, что это работа профессиональных грабителей? Насколько я понимаю, в мире искусства хватает нечистоплотных господ.

— Исключено, — просипел старик. — Она слишком хорошо известна. Поэтому ее слишком трудно будет продать.

Холмс направил кресло к следующей двери, но остановился: все тело Гиддингса сотряс новый приступ мощного кашля.

— Позвать прислугу? — взволнованно спросил Холмс.

Вместо ответа калека молча кивнул, и мой друг поспешил в библиотеку, где потянул за шнурок колокольчика. Мгновенно появился слуга, который и доставил хозяина обратно в библиотеку. Старик оправился от приступа, но заявил, что слишком устал, и просил Холмса извинить его. Он пригласил молодого студента посетить его завтра, дабы завершить начатую экскурсию. Холмс рассыпался в благодарностях и отбыл.

Следующий визит он нанес мистеру Спунеру в его квартире при Новом колледже. Холмс сообщил преподавателю, что кража его заинтриговала и что, если тот позволит, он хотел бы развить некоторые идеи, пришедшие ему в голову. Он убедил профессора изложить кое-какие подробности, пролив свет на те или иные вопросы, а кроме того, попросил у него рекомендательное письмо к господам Симкинсу и Стритеру. Вооружившись таким образом, на следующий день Холмс поехал в Лондон. Кэбмен высадил его в начале узкого переулка, отходившего от Джермин-стрит. Идя по нему, Холмс заметил вывеску, а за дверью — лестницу, которая привела его на третий этаж, где размещались реставраторы. Мастерская состояла из единственной длинной комнаты, освещенной солнцем, которое проникало внутрь через большие окна-фонари в крыше. По всему помещению были расставлены мольберты и широкие столы; за ними мужчины без пиджаков работали поодиночке и парами над всевозможными старинными картинами. Разыскивая владельцев фирмы, Холмс ухитрился ненадолго привлечь внимание одного из этих тружеников и добиться от него кивка в сторону выгороженной в дальнем конце комнаты каморки.

Дверь в каморку оказалась открытой, и Холмс вошел. Приземистый человек средних лет, который сидел за столом, заваленным бумагами, поднялся ему навстречу. Одет он был, по мнению Холмса, с чрезмерной вычурностью: костюм слишком уж изящного покроя, галстук-бабочка с бриллиантовой булавкой — чересчур яркий.

— Генри Симкинс к вашим услугам, сэр, — представился он. — С кем имею честь?

Холмс передал ему свою визитную карту и письмо Спунера. Он внимательно следил за тем, как отнесется к ним Симкинс. Тот, казалось, на мгновение встревожился, но тут же постарался скрыть свои чувства.

— Что ж, мистер Холмс, присаживайтесь, присаживайтесь, прошу. Попытаюсь вам помочь чем сумею, хотя боюсь, вы совершили эту поездку напрасно, ибо мистер Спунер сам знает все, что известно об этом прискорбном случае.

Холмс смахнул пыль с предложенного кресла и расположился в нем.

— Благодарю, что уделили мне время, мистер Симкинс. Речь идет просто о кое-каких мелочах, которые мистер Спунер просил меня уточнить.

— Что ж, я весь внимание, мистер Холмс.

— Когда ректор и совет Нового колледжа пригласили вас провести реставрацию их картины?

— Пожалуй, примерно в конце августа. Могу сообщить вам точную дату, если вы соблаговолите минутку подождать. — Он развернулся вместе с креслом и подъехал к открытому бюро с выдвижной крышкой, стоявшему у задней стены. Из ящика он извлек пачку бумаг, перевязанных бечевкой, развязал их и стал просматривать. Холмс, любивший точность, подумал, что изыскания займут больше минутки, однако через считаные секунды Симкинс испустил негромкий торжествующий возглас и помахал листком почтовой бумаги с тиснением. — Вот она, мистер Холмс, — объявил он и положил листок на стол перед моим другом.

Холмс быстро проглядел официальное письмо, датированное двадцать пятым августа. В нем господ Симкинса и Стритера приглашали осмотреть произведение Рембрандта «Рождество Господне» с тем, чтобы обсудить возможность его реставрации.

— Очевидно, вы сразу же дали ответ, — предположил Холмс.

— Именно так, мистер Холмс. — Симкинс сверился с карманной записной книжкой. — Мы условились, что я приеду десятого сентября, в среду.

— А раньше вы когда-нибудь выполняли работу для Нового колледжа?

— Нет, сэр, прежде нам никогда не выпадала такая честь.

— Вы знаете, кто вас рекомендовал?

Симкинс откинулся на спинку кресла, сунув большие пальцы в карманы жилета.

— Полагаю, мистер Холмс, это мог быть кто угодно из клиентов, довольных нашими услугами. С гордостью могу сообщить, что о нас известно многим знатокам живописи, смотрителям музеев и наследникам фамильных коллекций. Мы оказывали услуги представителям дворянства и даже аристократии.

— В том числе и лорду Хэнли? — осведомился Холмс.

— Да, так и есть, сэр. Не далее как в прошлом году мы выполнили важный заказ для его светлости.

— А доктору Гиддингсу?

— Ему также, сэр. Доктор Гиддингс — блестящий знаток искусства. Несколько раз он удостаивал нас своими поручениями.

— Вы были знакомы с этой работой Рембрандта до того, как в прошлом месяце посетили Новый колледж?

— Лишь понаслышке, сэр.

— И вы никогда ее раньше не видели? — не без удивления спросил Холмс.

— Никогда.

— А коллекцию доктора Гиддингса вы знаете давно?

— Пожалуй, уже больше двадцати лет.

Холмс несколько мгновений обдумывал эти ценные сведения.

— А каково было ваше впечатление об этой картине, когда вы ее наконец увидели?

Бойкий Симкинс впервые выказал признаки некоторого замешательства.

— Пожалуй, сэр, если говорить откровенно, меня она несколько разочаровала.

— Вы сочли, что это не очень хорошая картина?

Кустистые брови реставратора нахмурились.

— Нет-нет, мистер Холмс, ничего подобного. Мне бы не хотелось, чтобы вы подумали, будто я хоть сколько-нибудь усомнился в качестве самого шедевра. Речь идет лишь о том, что… Видите ли, я помню, как много лет назад обсуждал это произведение с другим моим клиентом, который видел его в Голландии и не жалел похвал его теплым светящимся тонам. Но в Оксфорде я увидел картину, с которой на каком-то этапе ее существования очень дурно обошлись. Ее покрывал толстый слой старого бесцветного лака. А если еще учесть, что в церкви весьма скудное освещение, легко понять, что мне было очень трудно рассмотреть штрихи и детали.