Х. Джефферс - Проклятие мумии Страница 4

— Несколько недель назад я нанес визит лорду и его племяннику, пытаясь убедить в необходимости поделиться находками со всем миром, передав результаты экспедиции Британскому музею. Я считал, что Портер должен выбрать между мимолетным удовольствием личного обогащения и пожизненной славой, когда его именем назовут одно из крыльев музея, и покинул дом в надежде, что рано или поздно он со мной согласится. Спустя несколько дней, к моей немалой радости, я получил от Портера письмо, где говорилось, что вскоре меня посетит его адвокат, достопочтенный Дадли Уолсингэм, чтобы обсудить создание постоянной экспозиции. Поэтому, увидев вас, я решил, что вы от него. Однако боюсь, мои надежды сделать выдающуюся коллекцию лорда частью музея безосновательны. И это огромная потеря, джентльмены.

Когда мы вышли от Флиндерса Питри, оставив его наедине с мумией, Холмс спросил:

— Ну, Ватсон, что скажете про нашего профессора египтологии?

— Замечательный человек! Я в восторге от его лекции о проклятиях. И согласен с тем, что находкам экспедиции Портера — Бродмура место в Британском музее. К тому же он весьма точно подметил плачевное состояние современной прессы. Похоже, ее интересуют лишь свежие сенсации для увеличения тиражей.

— Совершенно верно, друг мой, — сказал Холмс, пока мы пересекали Грейт-Рассел-стрит, направляясь к пабу «Альфа инн», — но информация в прессе может оказаться весьма ценной, если знать, как ею воспользоваться.

На следующее утро я вошел в гостиную и дернул за шнур колокольчика, давая знак миссис Хадсон, что готов к завтраку. Несмотря на холод и туман, не вызывавшие желания покидать жилье, Холмса там не оказалось. Собравшись покурить, я подошел к полке, чтобы выбрать трубку из лежавшей там коллекции, и нашел записку от друга, в которой сообщалось, что его следует ждать к полудню.

Ровно в указанное время, когда я просматривал свои записки о деле в Сток-Мороне, Холмс вошел в комнату и бросил на мой стол два конверта.

— Это вам.

До этого момента я безропотно принимал его привычку изучать адресованную мне почту. Ни письмо, ни телеграмма, ни посылка не попадали мне в руки, не будучи тщательно осмотрены Холмсом и сопровождены его комментарием. Но в то серое тоскливое утро — возможно, из-за воспоминаний об ужасах, случившихся недавно в Сток-Мороне, или из-за того, что от сырой погоды разнылась полученная в Майванде рана, — я раздраженно бросил:

— Вам никак не обойтись без проверки моей почты?

— Помилуйте, Ватсон, — смутился Холмс. — Вот уж не думал, что вы можете расстроиться из-за такой мелочи.

Затем последовало типичное для него объяснение: для сыщика-де нет ничего более поучительного, чем почерк, чернила и почтовые марки.

— Неужели вы не знаете, что способна рассказать об отправителе его манера подписывать корреспонденцию? Был ли адрес написан в спешке? Какой выбран конверт? Из письма можно извлечь массу информации, даже не вскрывая.

— Не сомневаюсь, что однажды вы напишете монографию на эту тему, — проворчал я.

— Наверняка так и сделаю, — кивнул Холмс, доставая из кармана трубку. — Пока что я внес в каталог четырнадцать разновидностей чернил, используемых Королевской почтой для штемпелей, и почти сотню водяных знаков британских производителей бумаги, а также пару десятков из Соединенных Штатов. Например, за последний год вы получили восемь писем на бумаге, изготовленной в Сан-Франциско, из чего я заключил, что в этом городе живет ваш близкий родственник, который, как я вынужден с сожалением отметить, в последнее время страдает серьезным недомоганием. — Он сделал паузу, раскуривая трубку. — Я прав, что переписка касается болезни вашего брата?

— Да, но как…

— Почерк на первых пяти конвертах мужской, и они адресованы Джону Ватсону. Отсутствие слова «мистер» или «доктор» свидетельствует о близких, если не семейных отношениях. Следующие письма приходили из того же города, но адрес на них написан женщиной, и обращение сделано по всей форме. Поскольку сестра обращалась бы к вам просто «Джон», это, скорее всего, жена вашего брата.

— Скорее всего?! Никогда не слышал от вас подобного.

— Я прав, утверждая, что ваш брат не слишком хорошо себя чувствует?

— Он страдает нервным расстройством, которое приводит к прогрессирующему параличу.

— Когда вы отправляетесь в Америку?

— С чего вы взяли, что я планирую такое путешествие?

— Бросьте, Ватсон! На втором конверте, который вы получили, — логотип пароходной компании «Кьюнард». Судя по размерам, в нем не что иное, как расписание рейсов через Атлантику.

— Я еще не решил.

— Когда решите, помогу вам, если потребуется.

— Спасибо. Где вы были сегодня утром?

— Там и сям.

С этими словами он устроился поудобнее в кресле, набил трубку, чиркнул спичкой и погрузился в долгое задумчивое молчание, столь же непроницаемое, как клубящийся над Бейкер-стрит туман.

Потом исчез на полдня, не давая никаких объяснений, а без четверти четыре ворвался в гостиную, бросил мне на колени падкую на сенсации городскую газету и воскликнул:

— Прочтите экстренное сообщение на первой полосе!

Я нашел заметку:

Наш корреспондент в графстве Кент сообщает о загадочном происшествии. Похоже, проклятие, обрушившееся на исследователей древних египетских гробниц, нашло себе новую жертву. Финансовый покровитель злополучной экспедиции, лорд Портер, был найден мертвым сегодня утром у себя в спальне. Хотя Уильям Кроуфорд, старший инспектор местной полиции, утверждает, что смерть лорда вызвана естественными причинами, связанными с его почтенным возрастом, она напомнила нам о гибели двух членов экспедиции и о других несчастьях, случившихся в течение нескольких месяцев после обнаружения про́клятой усыпальницы.

— Смерть двух ведущих участников экспедиции в песках Египта еще можно счесть случайностью, — сказал Холмс. — Три смерти уже требуют расследования. Если поспешим, успеем на экспресс. Я послал телеграмму инспектору Кроуфорду, попросил встретить нас на станции в семь часов.

Прошло меньше недели с тех пор, как мы с Холмсом сели в поезд на вокзале Ватерлоо, чтобы добраться до Лезерхеда, а там нанять двуколку до Сток-Морона. Как и в тот раз, выдался прекрасный день, по небу плыли кудрявые облака и светило солнце, хотя сейчас мы ехали среди весенних пейзажей в более позднее время суток. Когда поезд прибыл к месту назначения, я увидел за окном невысокого полноватого человека средних лет в коричневом костюме и бежевом котелке, расхаживавшего по платформе.

— Похоже, это и есть инспектор Кроуфорд, — сказал я, поворачиваясь к Холмсу.

— Да, — ответил Холмс, глядя через мое плечо. — По тяжелым черным ботинкам легко опознать полицейского.

После обмена приветствиями Холмс спросил Кроуфорда:

— В комнате, где нашли лорда Портера, царил беспорядок?

— Если не считать того, что вчера вечером тело забрали в морг, все было как обычно, — возбужденно ответил Кроуфорд. — Я дал указания прислуге, чтобы никто не входил в спальню, пока коронер не установит причину смерти.

— Отличная работа, инспектор!

Мы сели в коляску, которой управлял констебль в форме, и прибыли в поместье лорда Портера, где пообочь ворот стояли большие каменные изваяния с человеческими головами и львиными телами. В конце длинной извилистой дорожки, окаймленной высокими дубами, находился старый дом; его вход сторожили два каменных барана. На громкий стук Холмса ответил дворецкий. Когда мы вошли в просторный холл, украшенный египетскими артефактами, мой друг спросил:

— Как вас зовут?

— Брэдли, сэр.

— Давно ли служите у лорда Портера?

— Почти десять лет.

— Заметили ли вы в его поведении что-то необычное за последнее время? Нервничал ли он? Не опасался ли за свою жизнь?

— При мне — нет, сэр.

— Он когда-нибудь рассказывал вам о своей экспедиции в Египет?

— О самой экспедиции — нет, сэр. Но в последнее время лорда беспокоили заявления в газетах о том, что его больше интересует прибыль, чем научные достижения и новые знания.

— Кто был в доме, когда умер лорд Портер?

— Только прислуга, сэр.

— Кто-нибудь посещал его недавно?

— В понедельник здесь был адвокат.

— Достопочтенный Дадли Уолсингэм?

— Да, сэр.

— Кто-то еще?

— Майор Макэндрю. Лорд Портер пригласил его на ланч. Кажется, это один из участников экспедиции. Вчера вечером на ужин приходил племянник. Вскоре после этого хозяин пошел спать, а мистер Бейзил вернулся в Лондон.

— Вчера вечером я послал племяннику телеграмму о смерти дяди, — сказал инспектор, — но не получил ответа.

— Брэдли, — попросил Холмс, — пожалуйста, покажите нам спальню лорда Портера.