Тихое местечко - Элизабет Ролле Страница 4

Крепкий мужчина лет пятидесяти с заросшим черной бородой лицом и глубоко посаженными темными глазами, с помощью Джованни вносил в дом вещи.

— Странно, что он сюда приехал, — сказал потом Этвуд. —  Что он тут будет делать?　

— Ему хочется быть таким же, как все... Я пообещал вечером зайти, он приглашал. Одному в таком положении тоскливо… Видел слугу? Мрачная личность.

Этвуд устроился на веранде, а Джеймс вынес из дома и поставил под навес кресло-качалку, он покачивался, потягивая холодный коктейль. На ведущей к коттеджу дорожке появился высокий и широкоплечий мужчина лет тридцати; коротко постриженные светлые волосы торчали ежиком, а короткий нос, в форме которого было что-то неестественное, наводящее на мысль о полученной травме, и приплюснутые уши придавали ему сходство с боксером.

— Добрый день, — приветствовал он Джеймса.

— Добрый день, — не слишком любезным тоном отозвался Джеймс.

— Мы с вами соседи, — продолжил тот, не заметив или не придав значения холодности оказанного приема. Он махнул рукой в сторону своего домика. — Мы с женой поселились рядом с вами. — Он сделал паузу, однако Джеймс промолчал, ибо то, что ему хотелось сказать по этому поводу, было лучше вслух не произносить. — Я зашел попросить сигарету. Ужасно хочется курить, а Нелли уронила мои сигареты в воду. Нелли — это моя жена. Извините, я не представился: Бат Берни.

В ответ Джеймс нехотя назвал вымышленную фамилию, под которой записался здесь, поставил недопитый коктейль на стол, поднялся, буркнул, что сейчас принесет сигареты, и направился в свою комнату, оставив Берни снаружи. Получив сигарету, тот поблагодарил и ушел, а Джеймс, помня, что сладкое успокаивает, достал уже начатую банку вишневого джема, тщательно намазал толстый слой на тоненький кусочек хлеба, предусмотрительно отложенного для этой цели во время завтрака, положил хлеб на тарелку, закрыл банку и отнес обратно на веранду. Сказав Этвуду, что коктейль очень неплохой и он зря отказался, Джеймс пошел назад под навес.

— Проклятая тварь! — негодующе воскликнул он, едва переступив порог.

В ответ раздалось глухое рычание. Этвуд выскочил наружу: очень крупная черная собака подбирала что-то с земли. Подняв голову, пес снова предостерегающе зарычал.

— Эта тварь сожрала мой джем! — возмущался Джеймс, благоразумно держась у самой двери.

Подобрав широким розовым языком последние крошки, собака нырнула в кусты.

— Безобразие! Она теперь все время будет здесь шнырять? Ничего себе удовольствие — ждать, что эта громадина вот-вот выскочит из кустов!　

Взбешенный Джеймс отправился к дому Гросси и напрямик высказал ему свое мнение о возможности отдыха в условиях, когда повсюду натыкаешься на одичалую собаку, которая к тому же таскает со стола еду. В ответ посыпались многословные заверения, что с этим будет покончено и синьору больше незачем волноваться.

Когда Джованни принес обед, Этвуд поинтересовался, откуда взялась эта собака.

— Она ничейная. Осенью прибежала откуда-то и осталась. Я хотел взять ее себе, но папа не разрешил. Сказал, слишком большая, много еды надо. В деревне ее гоняют, даже застрелить пытались. Рыбаки считают, что она таскает рыбу. Может, и правда таскает, надо же ей что-то есть.

— А она кого-нибудь покусала? — небрежно осведомился Джеймс.

— Рыбака одного. Он утверждал, что она первая бросилась, но я не верю. Наверно, он ее ударил. Я-то не боюсь, но папа говорит, что она совсем дикая стала.

Джеймс нахмурился, а когда мальчик ушел, раздраженно произнес:　

— Только этого и не хватало! Эта мерзкая собака… — Он осекся, уставившись на открытую дверь: в двух метрах от порога стояла собака.

— Сиди, она в дом не войдет, — сказал Этвуд, взял с тарелки кусок холодного языка и пошел к двери, на пороге он остановился и спокойно протянул руку с мясом вперед.

Пес настороженно следил за каждым движением.

— Иди сюда, — позвал Этвуд. — Иди, не бойся.

Джеймс про себя подумал, что кому-кому, а этой громадине бояться нечего, опасаться следует скорее самому Этвуду, чей поступок представлялся Джеймсу весьма опрометчивым. Собака подошла мелкими шажками и, вытянув шею, быстро, но осторожно схватила мясо и тотчас отошла, однако совсем убегать на сей раз не стала, а уселась в некотором отдалении. Этвуд вернулся на веранду, выложил из глубокой тарелки фрукты и перелил туда оставшееся содержимое супницы.

— Филипп, не делай этого, — предостерегающе сказал Джеймс. — Если ее будут кормить, то она станет приходить сюда. Ее вид действует мне на нервы, посмотри, какая большая, такая если прыгнет, сразу собьет с ног.

— Нормальная собака ни с того, ни с сего на человека не кинется.

— Она дикая.

— Голодная, а не дикая, раз еду из рук берет. Между прочим, это чистокровный ньюфаундленд.

Этвуд взял тарелку, поставил снаружи у порога, сам сел рядом и посвистел. Пес насторожился, потом медленно приблизился. Вылакав весь суп, он облизнулся, вильнул пушистым хвостом и сел, глядя на Этвуда.

— По-моему, мы с ним друг другу нравимся. — Этвуд спокойно протянул руку и погладил мохнатый загривок. Пес придвинулся ближе и доверчиво положил тяжелую лобастую морду ему на колени. — Смотри, он совсем ручной, обычная домашняя собака.

— Мне она не нравится, - непреклонно изрек Джеймс. — Почему я должен отдыхать в обществе какой-то собаки?　

— Жалко пса… Если отдыхающие станут жаловаться, что он мешает, Гросси придется его пристрелить.

Джеймс покраснел, припомнив собственное требование, чтобы собаку убрали любым способом и немедленно.

— Филипп, я вовсе не хочу, чтобы пса застрелили, но ты же знаешь, с собаками у меня отношения напряженные, — сказал он жалобным тоном. —  Как посмотришь на его зубы…　

— Водолазы — добродушные собаки. У меня раньше был ньюфаундленд по кличке Тимми, не такой крупный, правда.

Этвуд почесал псу шею, и тот вдруг ткнулся носом в его ладонь и заскулил.

— О Господи! — вырвалось у Джеймса. — Если его застрелят, виноват теперь буду я! В хорошенькое положение ты меня поставил! Я ведь не живодер все-таки. Ладно, делай что хочешь.

— Для начала попробую его вымыть, Джованни поможет. Ньюфаундленды любят купаться — надеюсь, операция пройдет без осложнений.

Мокрый пес выглядел совсем худым, к мытью он отнесся спокойно и послушно поворачивался то одним, то другим боком, подчиняясь придерживающему его за остатки истрепавшегося ошейника Этвуду, в то время как Джованни орудовал мылом и щеткой.

— Назову его Тимми, — сказал Этвуд, расчесывая густую длинную шерсть.

— Тимми? — повторил Джованни.