Убийство на расстоянии [Песенка, которая убивает] - Буало-Нарсежак Страница 4

Раймону стало стыдно за их былые стычки. Валери — отличная девочка. Если ему удастся вывернуться, то только благодаря ей.

Позже, в машине, когда она везла его на улицу Габриэль, он поблагодарил ее.

— Играть так играть, — ответила она. — Тут каждый за себя. Тебя этому не учили в твоем Сен-Флу?

Ему хотелось выпить, а руки так дрожали, что он пролил половину стакана. Плюхнулся на диван. Ладно! Самое страшное позади. Валери с любопытством следила за ним.

— Слушай, может, ты мне объяснишь, что на тебя нашло?

— О чем ты?

— Ты что, вошел и прямо бросился на него?

— Ей-богу, Вал…

— Да ладно тебе! Ты или не ты грозился придушить его, когда собирался туда? Приезжаю — он висит. Да к тому же на поясе от пижамы… Не дрейфь!.. Я еще никогда никого не закладывала.

— Черт побери! Это уж слишком. Где моя пижама?

Раймон встал, осмотрелся, заглянул под диванные подушки, прошел в ванную.

— Вот она! — крикнула Валери.

Раймон вернулся в комнату. Валери протянула ему пижаму в черную и золотую полоску. Раймон взял ее, развернул.

— Где пояс? — спросил он.

— Был да сплыл! — сказала Валери. — Он там… на шее у Жода.

Комната вдруг покачнулась, отвратительно заколебалась. Раймон рухнул в кресло. Ему хотелось по-детски расплакаться.

Теперь Раймон пил беспробудно, лишь бы избавиться от наваждения. Пока не было Валери, он разорвал и искромсал на мелкие кусочки пижаму, которой раньше так гордился — она походила на пижаму Жода. Своего рода магический ритуал: он подражал тем из своего окружения, кто сумел взнуздать фортуну. Носил галстуки, как у Беллема, директора «Афинии»; купил «альфу», потому что на «альфе» ездил Люсьен Фрег из агентства печати. Ему хотелось бы заиметь награды, ордена — не из тщеславия, а чтобы окончательно обезопасить себя от провала, завершить наконец марафон упрашивания, хлопот, вынужденного каждодневного рабства. Успех дебютанта казался ему порой настолько шатким и хрупким, что он считал: надежнее висеть, зацепившись кончиками пальцев за водосточную трубу на двадцатом этаже! Его не покидал ужас перед бездной. Лишь спиртное немного притупляло это чувство. А напившись, он вел себя как мальчишка. Разве не идиотизм — порвать такую красивую пижаму! К тому же он зарыл клочья на пустыре за домом и хорошенько утрамбовал землю, чтобы приходившие сюда играть ребятишки, не дай Бог, не нашли бы их. Вернувшись, он почувствовал себя несколько увереннее; если бы Валери вздумалось сейчас его снова расспрашивать, он бы ей задал жару. Но Валери ни словом не обмолвилась о смерти Жода Только как-то странно глядела на него — иронично и покровительственно… И кошмар продолжался. Ее игра — считать его виновным, игра страшная, в которой у него не оставалось шансов. Он сам пожелал изобразить перед ней комедию насилия, и насилие словно поймало его на слове. Все оборачивалось против него. Даже пояс, который он потерял… Как терял, бывало, зажигалку, ключи от машины, носовые платки. А ведь она отлично знала, что он обладает удивительным даром заколдовывать вещи, не раз они вдвоем ползали на четвереньках по студии, уже отчаявшись найти какую-нибудь трубку или запонку.

— Что за черт! Я же видел ее пять минут назад.

— Думаешь?

— Не думаю, а уверен.

— Не злись, котик.

Но он злился, чертыхался — никакого, мол, порядка в доме, — лишь бы не признавать, что сам растеряха. На этот раз винить было некого. Вот он и пил, только бы забыть то, что видел там.

На похороны Жода он идти отказался. Ей пришлось умолять его, вразумлять: он себе ломает карьеру, и вообще его отсутствие будет выглядеть странным и даже подозрительным. В конце концов он сдался, но его распирало от злобы на весь белый свет. На кладбище он держался в стороне, видел лишь головы, слышал лишь обрывки прощального слова — его произнес академик, сокурсник и друг Жода. Зато в вечерних газетах событие освещалось в мельчайших подробностях. В студию их принесла Валери. Раймон даже вздрогнул, увидев заголовки.

— Что я тебе говорил! Ты только прочти… Читай, читай… «ПОГИБ ПОЭТ»… «ПЕСНЯ, НЕСУЩАЯ СМЕРТЬ»…

Журналист выспренно повествовал о том, что Жод умер как раз тогда, когда Крис пел в «Парижском клубе» «Я тебя обнимал»… Судебный эксперт установил время смерти с большой точностью. Разумеется, нельзя утверждать, что существует прямая связь между песней и самоубийством, однако каждый, кому известна исключительная чувствительность покойного, непременно свяжет эти два события.

— Специально для рекламы стараются, — сказала Валери.

— Смотри! — вскрикнул Раймон. — Они кое-что получше придумали… Вот сволочи!

И он начал читать вслух, все громче и громче:

— «Завтра вечером по телевидению будет транслироваться вторая часть концерта из зала „Афиния“. Широкая публика сможет почтить память того, кто тридцать лет отдавал весь свой талант и душу французской песне. Восходящая звезда „Юпитера“…»

Раймон смял газету в комок, швырнул на пол и ударом ноги загнал под диван. Валери достала ее, терпеливо разгладила и просмотрела конец статьи.

— Да, — произнесла она. — Считай, что Крис выиграл забег.

— Еще бы! Дебют на этой сцене! Любая бездарь имела бы успех!.. Да ему стоит только выйти на эстраду… Овация обеспечена, хотя бы из вежливости… Нет, до чего все это гнусно… Вот увидишь — толпа будет бесноваться! Все захотят попасть на концерт…

— Надо уметь проигрывать, Рай… Был бы жив Жод, ничего подобного бы не случилось…

— Что? Ну-ка, повтори.

— Ты и так меня хорошо понял.

Валери взглянула на часы и спокойно добавила:

— Двадцать минут девятого! Мне пора двигать. Если я не приду вовремя, там такое будет! Терпеть не могу открывать программу!.. Ты меня отвезешь?

Раймон ткнул кулаком в сторону большой афиши, закрывающей окно с разбитыми стеклами. Ему и в голову не приходило вставить новые. С афиши смотрела Коринна Берга, снятая в ту пору, когда она была звездой мирового масштаба, чуть ли не соперницей Пиаф.

— Во всем виновата она! — крикнул Раймон.

— Так ты меня отвезешь?

Он застыл перед афишей.

— Ладно, как хочешь, — сказала Валери.

Он слышал, как Валери набрала номер, вызвала такси. А Коринна смотрела на него, улыбаясь своей знаменитой дерзкой улыбкой. Она словно ожила. До сих пор она была не больше чем картинкой, листом бумаги, спасавшим комнату от сквозняков. Сегодня она впервые вошла в дом. Она глядела на него молча, с вызовом, а он озадаченно рассматривал ее.

Валери ушла, хлопнув дверью. Афиша закачалась от потока воздуха, черты Коринны пришли в движение. Раймону показалось, что она приоткрыла рот, словно собиралась заговорить.

Такси