Филлис Джеймс - Черная башня Страница 40

И вообще Адам на удивление устал. Холодная вода с резким металлическим привкусом лишь подчеркнула эту непонятную усталость. Мысль об узкой кровати на втором этаже, о том, чтобы броситься на это жесткое ложе, казалась почти неотразимой. Даже смешно — такое незначительное усилие, а он настолько вымотался. А еще почему-то было ужасно жарко. Дэлглиш поднес руку ко лбу — на пальцах остались липкие и холодные капли пота. Похоже, у него поднялась температура. В больнице ведь предупреждали, что лихорадка может вернуться. Внезапно Дэлглиша разобрала дикая злость — на врачей, на Уилфреда Энсти, на себя самого.

Как просто было бы собрать вещи и вернуться к себе в Лондон. Там, над Темзой, так прохладно и спокойно. Никто бы не искал его — все думали бы, что он еще в Дорсете. Или можно оставить Энсти записку и просто уехать — весь западный край в его распоряжении. Для выздоравливающего найдется сотня мест получше этого погрязшего в клаустрофобии и эгоизме приюта, якобы желающего через страдание достичь любви и самоочищения. Приюта, где люди шлют друг другу ядовитые анонимные письма, устраивают детские и злобные выходки или, устав ждать смерти, сами бросаются навстречу забвению. И ведь в Тойнтоне его ничто не держит, упрямо твердил Дэлглиш, прижавшись горящим лбом к холодному квадратику стекла над раковиной, который, судя по всему, служил отцу Бэддли зеркалом для бритья. Должно быть, это просто последствие болезни — глупое слабоволие и нерешительность. Болезнь держит его здесь, не дает уехать. И он ведет себя не как человек, твердо вознамерившийся покончить с расследованиями, а просто как фанатик любимой работы.

Выходя из коттеджа и начиная долгий путь к вершине утеса, Адам никого не увидел. На побережье еще вовсю сияло солнце — казалось, что перед закатом свет стал даже ярче. Зеленые подушки мха на крошащихся каменных стенах слепили глаза. Каждый цветок переливался, словно самоцвет, и тихо мерцал в дрожащем от зноя воздухе. А когда Дэлглиш наконец добрался до башни, она сверкала, точно полированное черное дерево, и как будто чуть покачивалась, расплывалась. Казалось — протяни руку, и черные стены растают. Длинная черная тень пролегла через мыс, точно указующий перст.

Пока не стемнело, Дэлглиш принялся за изучение местности вокруг башни. Фонарик он решил приберечь для поисков внутри. У крыльца лежала неряшливая груда обгорелой соломы и прочего мусора, но легкий ветерок, неизменно дующий на этом открытом месте, уже разворошил ее, утащив отдельные обрывки почти к самому краю утеса. Дэлглиш начал осмотр с земли под стенами башни, потом расширил круг и все же ничего не нашел, пока не добрался до груды булыжников примерно в пятидесяти ярдах к юго-западу от башни.

Камни имели довольно оригинальную форму, поскольку являлись не столько природным образованием, сколько результатом прихоти строителя башни, который вздумал выложить оставшиеся со строительства камни в виде миниатюрной горной гряды. Эта гряда тянулась полукругом, а острые пики высотой от шести до восьми футов были обрамлены круглыми холмами. Неплохое убежище для того, кто хочет незаметно пробраться либо на тропу с обрыва, либо обходным путем к проселочной дороге.

Здесь-то, за одним из больших валунов, Дэлглиш и нашел то, что ожидал найти: легкую коричневую сутану, плотно скатанную и засунутую в трещину между двумя камнями поменьше. Больше ничего обнаружить не удалось — ни отпечатков ног на сухом плотном дерне, ни жестянки, от которой пахло бы керосином. (Почему-то он рассчитывал найти банку из-под керосина. Хотя солома и сухая трава с первого этажа башни вполне могли дать сильное пламя, коммандер сомневался, что они так хорошо занялись бы от одной брошенной спички.)

Он сунул сутану под мышку. Будь это настоящее расследование, поиски убийцы, судебные эксперты внимательнейшим образом изучили бы ее на предмет каких-либо ниток, пыли, пятен керосина, любой биологической или химической связи с кем-либо из Тойнтон-Грэйнж. Однако это не было настоящим расследованием. А даже если бы на сутане и обнаружились нитки от конкретных брюк, рубашки, куртки или даже платья кого-то из Тойнтон-Грэйнж, что бы это доказывало? Безусловно, любой из персонала мог вырядиться в соответствии с забавными представлениями Уилфреда о рабочей одежде. То, что сутана оказалась здесь, вероятно, свидетельствовало, что ее хозяин предпочел спуститься вниз по тропе, а не уйти по дороге — иначе отчего бы не продолжать маскарад? Разве что это была женщина, обычно не носившая сутаны. В таком случае она сильно рисковала, что ее заметят на мысе вскоре после пожара. И все же никто — ни мужчина, ни женщина — не пошел бы в подобном наряде по тропе. Этот путь был быстрее, но значительно труднее, а сутана бы путалась в ногах и мешала идти. И на ней точно остались бы красноречивые следы песка или водорослей с затянутых зеленью камней пляжа. Или сутану могли оставить здесь специально, чтобы Дэлглиш нашел ее, как письмо в бюро отца Бэддли, — в том самом месте, где он бы скорее всего стал искать. Зачем было вообще ее бросать? В скатанном виде она бы не мешала ни спускаться с утеса, ни пробираться вдоль моря.

Дверь башни по-прежнему стояла нараспашку. Внутри все еще пахло огнем, но теперь уже слабо, почти приятно — такой ностальгически-знакомый осенний запах горелой травы. Нижняя часть веревочных перил выгорела. С железных колец свисали обугленные обрывки.

Дэлглиш включил фонарик и приступил к систематическим поискам. Через пару минут он нашел то, что искал, — измятую и почерневшую жестянку, в которой могло когда-то храниться какао. Коммандер понюхал ее. Почудилось — или от нее еще слабо пахло керосином?

Осторожно держась за опаленную стену, Дэлглиш двинулся наверх. На втором этаже он ничего интересного не обнаружил и рад был вылезти из этой темной, словно смыкающейся вокруг каморки без окон. Наверху контраст со вторым этажом оказался разителен. Маленькую комнатку заливал свет. В ширину она не превышала шести футов, а сводчатый узорный потолок придавал ей вид очаровательный и слегка женственный. В четырех из восьми окон недоставало стекол, и через них в помещение струился холодный, пахнущий морем воздух. Из-за маленьких размеров комнатки башня казалась выше, чем на самом деле. У Дэлглиша возникло ощущение, будто он повис в декоративной перечнице между морем и небом. Здесь царила абсолютная, дарующая покой тишина. Слышалось лишь тиканье наручных часов Дэлглиша да неумолчный умиротворяющий гул моря. И почему это, задумался коммандер, тот Уилфред Энсти, живший в эпоху Виктории и уморивший себя голодом, не подал сигнал бедствия в одно из этих окон? Должно быть, к тому времени, когда муки голода и жажды сломили волю старика, он уже так ослаб, что не мог взобраться по лестнице. В этом миниатюрном царстве света не было никаких следов ужаса и отчаяния, что некогда испытывал владелец башни. Выглянув в южное окно, Дэлглиш увидел море — покрытая легкой рябью лазурная гладь тянулась до уже окрасившегося пурпуром горизонта, где неподвижно торчал красный треугольник паруса. В другие окна открывалась широкая панорама залитого солнцем мыса. От расположенного в долине Тойнтон-Грэйнж со всеми его коттеджами виднелись лишь высокие трубы большого дома. Дэлглиш обратил внимание на то, что участок мшистого дерна, где стояло кресло Холройда перед роковым броском к гибели, а также ведущая к нему узкая тропа также скрыты из вида. Что бы ни произошло в тот роковой вечер, с башни разглядеть это было невозможно.

Обставлена комната оказалась совсем просто. Деревянный стол и несколько стульев у выходящего на море окна, маленький дубовый буфет, тростниковая циновка на полу, посередине — старомодное кресло из тонких планочек, с подушечками, на стене — деревянный крест. Дэлглиш увидел, что дверца буфета открыта, а в замке торчит ключ. Внутри оказалась маленькая коллекция порнографических книжонок самого низкопробного толка. Даже учитывая естественную тенденцию (Дэлглиш понимал, что и он в этом вопросе не без греха), сам он точно выбрал бы что-нибудь другое. Это была идиотская и убогая подборка о самобичеваниях, истязаниях плоти и прочих гадостях, не способная, на его взгляд, вызвать ничего, кроме скуки и омерзения. Правда, лежал там и «Любовник леди Чаттерлей» — роман, по мнению Дэлглиша, недотягивающий ни до настоящей литературы, ни до настоящей порнографии, однако остальное ни в какие рамки не лезло. И хотя Дэлглиш не общался с отцом Бэддли более двадцати лет, все равно трудно было представить, чтобы кроткий, аскетичный и утонченный священник проявил пристрастие к такой жалкой дешевке. А если проявил, то зачем оставил буфет незапертым или хранил ключ там, где его мог легко обнаружить Уилфред? Напрашивалось иное, более естественное объяснение: книги принадлежали самому Энсти, и он успел только открыть шкафчик, как почувствовал запах гари. В последовавшей же затем панике Уилфред забыл запереть доказательства своего тайного грешка. Наверняка он вернется, едва сможет. И если это умозаключение верно, вывод отсюда один: Уилфред не сам устроил пожар.