Артур Дойл - Убийца, мой приятель (сборник) Страница 40

Мисс Фрэнсис Мортон, высокая красивая брюнетка, давала свои показания тихо, но отчётливо. Было заметно, что она очень волнуется. Она упомянула о своей помолвке с доктором и о её разрыве. Это произошло, как она сказала, по личным мотивам, связанным с семьёй доктора. Она вызвала всеобщее удивление, заявив, что всегда считала возмущение брата нелепым и несдержанным. На вопрос судьи она ответила прямо, что не таит против доктора Ланы никакой обиды и, с её точки зрения, он вёл себя безупречно. Её брат, не зная всех фактов, встал на другую точку зрения, и она вынуждена признать, что, несмотря на все её мольбы, он действительно угрожал доктору, а в тот вечер, когда произошла трагедия, грозился расквитаться с ним. Она сделала всё возможное, чтобы успокоить его, но он очень упрям, когда дело касается его чувств или убеждений.

До этого места показания молодой леди, казалось, говорили скорее против обвиняемого, чем в его пользу. Вопрос адвоката, однако, осветил это дело с другой стороны и показал совершенно неожиданную линию, которой решила придерживаться защита.

М-р Хамфри: Вы верите, что ваш брат мог совершить это преступление?

Судья: Я протестую, мистер Хамфри. Мы собрались здесь обсуждать факты, а не мнения.

М-р Хамфри: Вы утверждаете, что ваш брат невиновен в смерти доктора Ланы?

Мисс Мортон: Да, я это знаю.

М-р Хамфри: Откуда вам это известно?

Мисс Мортон: Потому что доктор Лана жив.

Публика заволновалась, и допрос свидетеля пришлось на время прервать.

М-р Хамфри: Почему вы утверждаете, что доктор Лана жив?

Мисс Мортон: Потому что я получила от него письмо, написанное после его так называемой смерти.

М-р Хамфри: Это письмо у вас с собой?

Мисс Мортон: Да, но я бы предпочла не показывать его.

М-р Хамфри: А конверт цел?

Мисс Мортон: Да, вот он.

М-р Хамфри: Какой штемпель на конверте?

Мисс Мортон: Ливерпуль.

М-р Хамфри: А дата?

Мисс Мортон: 22 июня.

М-р Хамфри: Значит, следующий день после так называемой смерти. Вы готовы поклясться, что это его почерк, мисс Мортон?

Мисс Мортон: Конечно.

М-р Хамфри: Я вызвал шестерых других свидетелей, ваша честь, которые подтвердят, что это почерк доктора Ланы.

Судья: В таком случае пригласите их завтра.

М-р Карр (главный обвинитель): Тем временем, ваша честь, мы требуем представить этот документ нам, чтобы можно было собрать доказательства того, что мы имеем дело с подделкой почерка джентльмена, которого все с уверенностью считают покойным. Нет необходимости указывать уважаемому суду, что эта столь неожиданно возникшая версия может быть очевидной уловкой друзей обвиняемого, дабы сбить следствие с толку. Я бы привлёк ваше внимание и к тому факту, что молодая леди, по её же собственному признанию, вероятно, уже имела это письмо во время предварительного судебного разбирательства в полиции. И сейчас она хочет заставить нас поверить, что предоставила делу идти своим чередом, хотя у неё в кармане было доказательство, способное в одну минуту положить конец всем обвинениям.

М-р Хамфри: Мисс Мортон, можете ли вы объяснить это?

Мисс Мортон: Доктор Лана хотел, чтобы его секрет оставался в тайне.

М-р Карр: Тогда зачем вы раскрыли его?

Мисс Мортон: Чтобы спасти моего брата.

По залу прокатился шёпот, явно выражавший симпатию, но судья быстро навёл тишину.

Судья: Как мне представляется, линия защиты теперь зависит от того, сможете ли вы, мистер Хамфри, сказать нам достаточно ясно, кто же этот человек, чей труп все друзья и пациенты признали телом доктора Ланы.

Присяжный: А кто-нибудь выражал на этот счёт сомнения?

М-р Карр: Насколько мне известно, нет.

М-р Хамфри: Мы надеемся внести необходимую ясность.

Судья: Итак, заседание суда откладывается до завтра.

Такой новый поворот дела возбудил всеобщий интерес. Пресса пока воздерживалась от комментариев, так как судебный процесс ещё не кончился. Повсюду обсуждали, насколько правдивы слова мисс Мортон и не пустила ли она в ход уловку, чтобы спасти брата. Было ясно, что если по какому-то чрезвычайному стечению обстоятельств доктор Лана жив, он должен нести ответственность за смерть того неизвестного, так похожего на него, которого нашли у него в кабинете. В письме, которое мисс Мортон отказалась показать, возможно, содержалось признание. Вероятно, сама мисс Мортон находилась в ужасном положении: спасти брата от виселицы она могла, только принеся в жертву возлюбленного.

На следующее утро здание суда было набито до отказа. В зале заволновались, когда появился мистер Хамфри. Было заметно, что он находится в приподнятом настроении, это пробивалось даже через его обычную броню сдержанности. Он быстро сказал несколько слов представителям обвинения – всего пару слов, вызвавших глубокое изумление на лице мистера Поллока Карра. Затем главный защитник, обращаясь к судье, объявил, что, с согласия обвинения, молодая леди, которая давала показания на прошлом заседании, сегодня не будет присутствовать на суде.

Судья: Позволю заметить, дело принимает весьма неблагоприятный для защиты оборот.

М-р Хамфри: Возможно, ваша честь, наш следующий свидетель несколько прояснит положение дел.

Судья: Что ж, вызовите следующего свидетеля.

М-р Хамфри: Я приглашаю в зал доктора Алоиза Лану.

Маститому адвокату за свою жизнь довелось произносить немало речей, но, вероятно, никогда ему не удавалось произвести такой сенсации всего одной фразой. И судьи, и зрители были просто ошеломлены, когда человек, чья судьба столь долго была предметом жаркого спора, предстал перед ними собственной персоной для дачи свидетельских показаний. Те из зрителей, кто хорошо знал доктора, сразу заметили, как он похудел и осунулся, лицо его прорезали глубокие морщины. Но, несмотря на то что выглядел он неважно, многие утверждали, что впервые встречали такого незаурядного человека. Поклонившись судье, он попросил разрешения сделать заявление. Как и положено, его предупредили, что всё сказанное им может быть использовано против него. Он вновь поклонился и продолжил.

– Моё желание, – начал он, – не скрывать ничего и рассказать совершенно искренне обо всём, что произошло двадцать первого июня. Если бы я знал, что пострадает невинный человек и я доставлю столько хлопот тем, кого люблю больше всего на свете, я пришёл бы давным-давно. Но были причины, по которым известия об этих событиях не доходили до меня. Да, я хотел, чтобы несчастный человек мог бы навсегда исчезнуть из мира, где его все знали, но я никак не предвидел, что мои действия повлияют на других людей. Позвольте мне, насколько это в моих силах, исправить то зло, которое я совершил.

Для человека, знакомого с историей Аргентинской республики, имя Лана хорошо известно. Мой отец родом из старинной испанской семьи, откуда вышли многие видные государственные деятели. Он наверняка стал бы президентом, если бы не погиб во время мятежа в Сан-Хуане. Передо мной и моим братом-близнецом Эрнестом открывалось блестящее будущее, но тут случился финансовый крах, в результате которого нам пришлось думать, как самим зарабатывать на жизнь. Прошу прощения, сэр, если эти детали кажутся вам неуместными, но я вынужден сделать это вступление, чтобы вы могли лучше понять всё остальное.

Как я уже сказал, у меня был брат-близнец по имени Эрнест, так похожий на меня, что, когда мы были вместе, люди не могли различить нас. Мы походили друг на друга как две капли воды. С годами сходства становилось меньше, потому что лица наши приобретали разные выражения, но, когда мы были спокойны, различить нас оказывалось очень сложно.

Не пристало дурно говорить о мёртвых, да ещё о собственном брате. Пусть об этом говорят те, кто лучше знал его. Замечу только, что в юности я испытывал перед ним ужас и имел все основания питать к нему отвращение. От его поступков страдала и моя репутация, так как многое приписывали мне; виной тому – наше сходство. После одного особо постыдного дела весь позор пал на меня, и я вынужден был навсегда покинуть Аргентину и искать счастья в Европе.

Несмотря на тоску по родине, я был счастлив, что освободился от его ненавистного присутствия. У меня хватало денег, и я принялся за изучение медицины в Глазго, а затем обосновался в Бишоп-Кроссинге и занялся практикой. Я был уверен, что никогда не услышу о нём в этой заброшенной ланкаширской деревушке.

В течение нескольких лет так и было, но он всё же сумел разыскать меня. Один ливерпулец, который посетил Буэнос-Айрес, навёл его на мой след. Брат мой уже потерял всё своё состояние и теперь рассчитывал пополнить свои доходы за мой счёт. Зная, как я боюсь его, он верно рассчитывал, что я захочу любой ценой откупиться от него. И вот я получил письмо, в котором он сообщал, что скоро приедет. Для меня это была катастрофа, полное крушение всех надежд, ведь его приезд мог вызвать массу неприятностей и даже навлечь позор на тех, кого я больше всего пытался оградить и защитить. Я принял меры, чтобы любой удар мог обрушиться только на меня. Именно это, – здесь он повернулся в сторону обвиняемого, – повторяю, именно это и было причиной моего поведения, о котором стали судить столь поспешно. Моим единственным стремлением было оградить дорогих мне людей от возможного скандала и позора, ибо с приездом брата для меня всё началось бы сначала.