Куинн Фосетт - Братство страха: Роман о Майкрофте Холмсе Страница 40

— Я знаю, — ответил я по-немецки, и вздернул голову. — Ваши воины могли считать наших глупцами за то, что те сражались в броне, но…

— …И рисовали черно-белый крест на груди. Любой лучник тоскует по такой мишени, — продолжал он на своем чудовищном немецком. — Это так облегчало работу нашим.

— А наши рыцари были мучениками за веру, — вспыхнул я.

— Да, были. И потерпели поражение.

В этот момент лакеи принесли стулья, и он одобрительно кивнул. Когда мы подошли к столу, чтобы сесть, он пробормотал по-английски, не шевеля губами:

— Ваше последнее сообщение было очень тревожным. Я сожалею, что обстоятельства вынудили меня задержаться на два лишних дня. Я рассчитывал вмешаться, прежде чем ситуация настолько усложнится. Скажите что-нибудь по-немецки.

— Я не назвал бы это поражением, — возмутился я.

— Не согласен, — со мной вновь разговаривал турок Камир, — ведь мы не пошли по пути Запада, — и добавил чуть слышно: — Все оказалось гораздо труднее, намного труднее, чем я предполагал.

— Крестовые походы были славнейшими из войн, — воскликнул я по-немецки.

— И все до одного были проиграны, — повторил Майкрофт Холмс. В его голосе послышался оттенок юмора, так благодушный учитель спорит со способным учеником. — Не станем сейчас говорить о потерях, — он вновь понизил голос: — Вы в большой опасности?

— Дело стоило риска, — громко ответил я на последний вопрос, как будто продолжал разговор.

— Вы так считаете? — удивился турок Камир. — Мой дорогой Гатри, — негромко продолжил он, — меня охватывает тревога.

— Да, — согласился я. Звук моего собственного имени захватил меня врасплох, и мне пришлось скрывать замешательство под маской негодования. — И неудивительно. Германия — самое странное место из всех, которые я когда-либо видел.

— Несомненно. — Холмс казался невозмутимым, видимо, ремесло научило его полностью контролировать свои чувства.

Нам подали крепкий кофе; от чашек поднимался густой аромат. Я обратил внимание на то, что мой собеседник извлек из своих просторных одежд пакетик. Он назидательно заметил:

— Это сахар, дорогой сэр. Я нахожу, что здесь сахар совсем не тот, что в моей стране, мне не нравится его вкус. К тому же, — прошептал он, — в него так легко добавить яд.

— Вы правы, — согласился я, подавив дрожь.

— Скоро подадут хлеб и баранину. Не откажитесь разделить их со мной, — предложил он на своем ужасном немецком языке. — Очень мило со стороны мадам Изольды сделать это для меня; ведь ей нечасто приходится принимать моих соотечественников, и она не знает наших вкусов. — Он закашлялся, закрыл лицо салфеткой, якобы стремясь подавить спазм, и быстро прошептал: — Угрожает ли вам непосредственная опасность сейчас? Этот человек из Братства? Со мной часто так бывает, если утро холодное, — громко сказал он, отложив салфетку. — Наверно, туман раздражает горло.

— Это частое явление, — согласился я и добавил: — Ваши предположения совершенно верны.

— Вы имеете в виду мадам Изольду? — его странный акцент, казалось, усиливался.

— Я о вашем последнем замечании, — ответил я, чувствуя, что внутри все сжимается. — Редко приходится сталкиваться с таким приемом, как тот, что я встретил в этой стране. — Возможно, это было слишком дерзко, но я знал, что герр Дортмундер ожидает от Джеффриса чего-нибудь подобного.

— Действительно, это прекрасное и гостеприимное место, — согласился Майкрофт Холмс тоном Камира. — Я выходил сегодня утром, до вашего появления, хотел прогуляться и имел возможность восхититься этим городом. Жаль, что погода оказалась неважной. Решительно, Мюнхен — настоящая драгоценность.

— Я разделяю ваше восхищение, — решил я подхватить тему.

Он кивнул и знаком приказал подошедшему лакею положить передо мной серебряный прибор и салфетку.

— Ваш кофе остынет, — предупредил он.

— Да-да, — согласился я и, послушно подняв чашку, поднес ее к губам и попробовал ароматный напиток.

В этот самый миг и окно и чашка разлетелись на куски.

Я был настолько потрясен, что застыл на месте и не сразу осознал, что Майкрофт Холмс пригнулся под стол и снизу дергает меня за полу сюртука. Запоздало отреагировав на опасность, я уронил стул и тоже пригнулся.

В доме раздались крики, в кабинет, размахивая пистолетом, ворвался Дортмундер; его лицо было перекошено от гнева. За его спиной пыталась укрыться мадам Изольда. Всюду слышались торопливые шаги — слуги спешили выяснить причину беспорядка.

— Дорогой сэр, дорогой сэр, — причитал Холмс-Камир, — в вас кто-то стрелял. Вам нужно отойти от окна.

В этот момент раздался второй выстрел, и я почувствовал, как что-то обожгло мой лоб. От боли я отпрянул, споткнулся об упавший стул и, свалившись на пол, почувствовал, как по лицу потекло что-то горячее и липкое.

Дортмундер бросился к двери, резко распахнул ее, выглянул украдкой на ярко освещенную улицу, поднял пистолет, пригнулся и выстрелил.

Майкрофт Холмс, в своем изумительном образе Камира, склонился надо мной.

— Вы ранены, дорогой сэр? У вас кровь на глазу.

— Неудивительно, — пробормотал я. — Какого дьявола все это могло значить? — воскликнул я по-английски, пытаясь сесть. В голове звенело, будто там устроили кузницу, а многострадальная повязка снова пропитывалась кровью. — Несколько секунд, и я приду в себя, — сказал я, надеясь, что не ошибаюсь.

— Дорогой сэр, я не понимаю вас, — жалобно сказал Майкрофт Холмс: Камир не должен был знать английского языка.

— Говорю, что сейчас мне станет получше, — повторил я по-немецки.

Герр Дортмундер захлопнул дверь и подошел ко мне, на ходу запихивая пистолет в карман.

— Стрелок чуть не попал в цель, мистер Джеффрис.

Встревоженная мадам Изольда суетилась вокруг меня. Приподняв край повязки, она взглянула на мой заклеенный глаз, скорчила гримасу отвращения и поспешила сдвинуть повязку на место. Я снова возблагодарил небо за то, что изобразил на веке такой уродливый шрам.

— Я пошлю за водой, — сказала хозяйка, — надо промыть рану.

— Я буду признателен вам, — ответил я, принимая салфетку, предложенную Холмсом.

— Но, герр Джеффрис, — растерянно заговорил Камир, — кто же стрелял в вас? Добрый сэр, наверно, вам угрожает опасность, вас преследуют очень злые люди, раз они решились на такой серьезный шаг.

— И впрямь, можно так подумать, сэр, — обратился к нему Дортмундер. — Этому молодому англичанину ужасно не везет: на него нападали уже трижды, с тех пор как он приехал на континент. Придется мне позаботиться о том, чтобы он не подвергался впредь такой опасности. — Последние слова предназначались как для меня, так и Майкрофта Холмса в образе турка.

— Не могу даже представить, чтобы у кого-нибудь нашлись причины желать мне зла, — слабым голосом ответил я по-английски. — Я приехал по поручению джентльмена из Лондона и надеялся, что мне удастся вернуться домой, нанявшись к какому-нибудь английскому джентльмену, которому был бы нужен слуга, чтобы не оплачивать самому вторую часть путешествия. А вместо этого получаю одни неприятности, да еще и на мою жизнь кто-то неизвестно почему покушается.

— Ужасно, ужасно, — согласился Дортмундер.

К этому времени я стер большую часть крови с лица и обнаружил, что она все еще продолжает сочиться из раны. Прижимая салфетку ко лбу, я попытался подняться на ноги. Мое лицо сразу же покрылось обильным потом, а ноги подкашивались.

— Позвольте помочь вам, дорогой сэр, — предложил Майкрофт Холмс, протянув мне свою длинную узкую ладонь. Я взялся за нее, и он поднял меня на ноги. — Ну вот. А теперь можете сами взглянуть на свою рану. Мадам Изольда подаст зеркало.

Мадам Изольда, счастливая тем, что у нее появилось какое-то занятие, поспешно удалилась, чтобы доставить зеркало. Я же стоял, пошатываясь, и меня знобило, как от сильного холода.

— Принесите кофе, — приказал Холмс галдящим слугам, — и поживее.

— И налейте в него шнапсу, — добавил герр Дортмундер. — Вам нужно поскорее сесть, мистер Джеффрис.

— Да, пожалуй, — согласился я, столь же благодарный за немедленно поданный стул, сколь и встревоженный прикованным ко мне вниманием.

Царила такая суматоха, что никто не обратил внимания на тяжелые шаги на лестнице. Все были поражены, когда требовательный голос, в котором слышалась неистребимая шотландская картавость, спросил по-немецки:

— Ну и что за чертовщину вы здесь устроили?

Этим утром мы, то есть Эдмунд Саттон и я, пережили еще один визит мисс Ридейл из Твифорда, невесты Г. Она больше всего расстроена отсутствием известий от него, а также тем, что он не посетил их семейное собрание, чем доставил ей немалые затруднения. Она сказана, что непременно должна связаться с ним, чтобы вместе с ней присутствовать на свадьбе ее кузена, которая состоится через четыре дня, и не примет никаких оправданий. Вероятно, в ее семье есть недовольные тем, что государственная служба Г. требует от него так много времени и сил. Она оставила ему записку, предупреждая, что недовольна последними событиями и поворотом, произошедшим в последнее время в их отношениях.