Мартин Дэвис - Загадочная птица Страница 40

Ей хотелось броситься на него и ударить по лицу, он это заслужил, но она заставила себя успокоиться. Не дай Бог сломаться, это катастрофа.

— Я думаю сэр, вам лучше сейчас оставить меня. Мне нужно закончить работу.

К ее удивлению, Маддокс поднялся.

— Хорошо, мистер Бернетт. Кстати, миссис Дрейк тоже знает. Уже все догадались. Вы это осознаете?

Она продолжала рисовать, чувствуя, как пылают щеки.

— Ой, чуть не забыл, мистер Бернетт! — Маддокс полез в карман сюртука. — Вам письмо. Пришло сегодня утром. От мистера Банкса. Не сомневаюсь, его интересуют местные растения.

Он уронил письмо на траву рядом с ней и скрылся из вида. Мисс Браун потянулась дрожащими руками, вскрыла письмо.

Прочитала и долго сидела, не в силах пошевелиться. Нужно закончить рисунок до наступления сумерек. А завтра искать корабль, чтобы добраться до Англии.

15

Неожиданное открытие

Утром я проснулся с твердой решимостью поскорее убраться из Линкольна. После вчерашнего разговора с Андерсоном у меня не было никакого желания присутствовать при его триумфе. Даже если у него что-нибудь сорвется, мне это едва ли поможет. Письмо Стамфорда указывало, где искать птицу. Если там тупик, то придется вернуться к месту, откуда начали. И птица, если ей удалось дожить до наших времен, останется в своем тайнике.

Я оделся и отправился искать Катю. Она будет разочарована, услышав, что я собираюсь вернуться в Лондон. Вчера, когда выяснилось, что в адресе на конверте следует поменять местами фамилию и населенный пункт, она вся горела от нетерпения. Казалось, ее даже не обескуражила уверенность Андерсона в успехе.

Но Кати в отеле не было. Женщина за стойкой регистрации сообщила, что она ушла рано, записки не оставила. Я вышел на улицу. Заглянул в архив графства, в публичную библиотеку, затем в кафе, где мы с ней бывали. Нигде не нашел. Что делать? Без нее я уехать не мог, поэтому двинулся слоняться по Линкольну.

И нашел, но не Катю, а Габби. Я увидел ее через витрину книжного магазина и после секундного колебания вошел. Она стояла в секции антикварных книг и, изящно облокотившись на полку, листала очень старый экземпляр «Травника» Джерарда. Увидев меня, улыбнулась. Я тоже, но теперь между нами разверзлась пропасть, которой почему-то не было, когда мы встречались недавно в Лондоне.

— Я думал, ты поехала смотреть фотографии птицы, — произнес я, пытаясь скрыть горечь, как проигравший, приотворяющийся, будто проигрыш его совершенно не волнует.

— Посмотрю за обедом, когда вернется Карл, — промолвила она, поставив книгу на полку.

— Но у тебя теперь все в порядке. Даже если рисунков не будет, все равно Тед Стейст даст тебе грант.

Если в моих словах и звучал какой-то подтекст, Габби притворилась, что не услышала.

— Я надеюсь. — Она помолчала. — Фиц, после разговора вчера вечером… ну ты же теперь видишь, что я была права насчет Карла. В душе он такой же, как ты. Правда? Для него главное — поиск. А рисунки — это так… Может, они никогда и не существовали, не имеют отношения к Руале, либо сильно испорчены временем, или вообще скверные и никакой художественной ценности не представляют. Но Карлу просто интересно их найти.

Плюс миллион долларов в придачу, подумал я.

— Как ты думаешь, он отыщет птицу? — спросила Габби.

— Если птица была на той распродаже, то, наверное, найдет.

— А если нет?

Наши взгляды встретились.

— Если птица существует, то кто-нибудь обнаружит ее. Но не мы. Просто однажды кто-нибудь решит навести порядок у себя на чердаке, увидит птицу и отдаст на экспертизу. Вот так и выплывет на поверхность птица с острова Улиета.

В окне, в просвете между полками, были видны прохожие, вышедшие за покупками.

— В субботу я улетаю в Рио, — сообщила Габби и после недолгого колебания добавила: — Послушай… я все думаю о тебе и… о фотографии… конечно, забыть невозможно, но… Джон, ты должен продолжать жить. Не жди, пока станет поздно.

Я решил поехать в Ревсби. В любом случае это лучше, чем бродить по улицам. Завел машину и тронулся, толком не представляя, что я там собираюсь делать. Сначала намеревался двинуться в Эйнзби, но это место было прочно связано с Андерсоном. Вот пусть за ним и остается. А от Ревсби веяло ароматом той таинственной женщины без имени, которой в свое время заинтересовался Ханс Майклз. Являлась ли она возлюбленной Банкса? И при чем тут птица с острова Улиета? Об этом я никогда не узнаю. Ну и не нужно. Все равно думать о ней мне интереснее, чем о поисках Андерсона. Поэтому на развилке я свернул на юг, к Ревсби.

Ехал и размышлял о дедушке. Да, его было за что осуждать. Не занимался серьезно наукой, ничего не мог толком спланировать, пожертвовал семейной жизнью ради глупых амбиций. Я чувствовал в себе что-то от него. Было время в моей жизни, когда я метался по миру, заканчивал одну экспедицию и сразу записывался в другую, безрассудно расточал деньги, не дорожил дружбой — и все ради мечты о великом открытии, которое однажды изменит мою жизнь. Теперь это кажется безумием, и мне хотелось выяснить, не понял ли в конце концов это и мой дед. Вдруг в джунглях он на мгновение замер и пообещал себе, что в будущем все станет иным? Но даже если такое и было, ему пришлось продолжить путь, несмотря ни на что.

Группа в той экспедиции у него была небольшая. Молодой натуралист Барнс, проводник и четыре туземца-носильщика. Он всех вдохновил надеждой о немыслимых деньгах, которые они получат, если найдут в африканских джунглях павлина. До Матади группа добралась по реке, затем по железной дороге и на автобусе до Стэнливилла, а дальше пешком. Четыре недели они двигались строго на север, а потом, непонятно по какой причине, резко взяли на северо-восток и продолжили путь.

Если вам не доводилось путешествовать в тропическом лесу в бассейне реки Конго, то мне трудно объяснить, какой эффект оказывает на европейца тамошняя жара и влажность. Это очень суровая, безжалостная страна, и мой дед вкусил ее прелестей в полной мере. А ведь он уже бывал в этих местах. Спустя четыре месяца Барнс подхватил лихорадку, миновало несколько дней, и дед ослабел настолько, что больше не мог идти. То есть через сто двадцать дней планы моего деда, которые он вынашивал свыше двадцати лет, стали беспорядочно рушиться. Барнса следовало доставить в больницу. Сопровождать его отправились проводник и трое из четырех носильщиков. С моим дедом остался лишь один. Забросив на плечи тяжелые мешки, они направились на север искать павлина. Дед к тому времени питался чуть ли не одним гидрохлоридом хинина. Он не мог знать, что до официального обнаружения павлина в Африке осталось всего несколько месяцев.

Я приближался к Ревсби. Невысокие известковые холмы постепенно уступали место болотам. В деревню въехал в три часа. Солнце в небе уже стояло низко, и церковь отбрасывала длинную тень на то место, где я поставил машину. Ревсби оказалась совсем маленькой деревней. Насколько я мог видеть, здесь не было ни паба, ни магазина. Тихие домики надежно прятались за высокой живой изгородью. Дальше тянулся длинный ряд одноэтажных коттеджей — судя по типу домов, богадельня. На каменной табличке над одной из дверей я разглядел фамилию «Банкс» и дату. Наверное, потомок «нашего» Банкса.

Никакой причины ехать сюда у меня не было, кроме любопытства увидеть, где проходила жизнь людей, о которых я читал. Усадьба Эбби лежала в стороне от деревни. Дом, где жил Джозеф Банкс, сгорел в 1840-е годы, а построенный на его месте являлся также частным владением, о чем угрожающе предупреждала табличка. Я свернул к деревенской церкви. И она тоже была не той, что во времена Банкса. Ту снесли в девятнадцатом веке, чтобы возвести более солидную. Теперь в Ревсби ничего не осталось от тех времен. Лишь в темном углу можно было увидеть макет старой церкви — небольшая, неправильной формы, трогательная, симпатичная. За прошедшие годы и новая церковь уже состарилась, но это уже было неинтересно. Все ушло. Я опоздал на сотню лет.

Постепенно надвигались сумерки. Церковное кладбище было старше самой церкви. Я прошелся по нему, разглядывая надгробия, на которые, вероятно, смотрел и Банкс. Одни заросли мхом, на других еще можно было разглядеть фамилии и даты. Но скоро и здесь ничего прочесть не удастся. В конце концов темнота заставила меня отступить. Это посещение ничего мне не дало.

Или дало? Я сел в машину и подумал о старых надгробиях, окружающих новую церковь. Прошлое и настоящее. Наверное, экспедиция моего деда была не единственной в истории, которая двигалась к катастрофе, поскольку ее участники не имели ни возможности ничего изменить, ни мужества ее прекратить.

Мне надоела тишина, захотелось человеческого присутствия, и примерно через пять миль по дороге к Линкольну, когда фары автомобиля осветили придорожный паб, я остановился, потирая замерзшие руки. Посетителей почти не было, слишком рано, только двое сидели за стойкой бара. Но камин хорошо натоплен, и я замечательно устроился с пинтой пива в углу. Типичный сельский паб в старом стиле. Чувствовалось, что здесь ничего не переделывали с очень давних времен. Видимо, в этом районе была распространена лисья охота, потому что все стены были украшены соответствующим образом. Самым любопытным экспонатом коллекции являлось великолепное чучело под стеклом над баром. Молодая лисица несет в зубах небольшую серую курицу. На стенах сцены охоты, грубая медная чеканка и поблекшие гравюры времен королей Эдуардов. Свидетельства векового конфликта линкольнширских фермеров и Vulpes vulpes — красной лисицы.