Эллери Квин - Транедия Зет Страница 41

Кто же мог вскрыть конверт? — продолжал старый джентльмен. — Как нам известно, это могли сделать лишь двое: сам сенатор и единственный посетитель, которого Кармайкл видел входящим в дом и выходящим оттуда в период убийства — который, таким образом, совершил убийство и сжег письмо, чей пепел мы нашли в камине.

Вскрывал ли сенатор собственное письмо после ухода Кармайкла и перед прибытием визитера? Теоретически он мог это сделать, но мы должны руководствоваться и соображениями вероятности, поэтому я спрашиваю вас: зачем ему было вскрывать собственное письмо? Чтобы внести исправление? Но в тексте не было правок — он в точности соответствовал машинописной копии. Чтобы освежить память о том, что он недавно продиктовал? Чепуха! Копия лежала на его столе.

Но и помимо того, если бы сенатор решил вскрыть конверт, он бы разрезал его, а потом использовал новый, тем более что он сказал Кармайклу, что письмо можно отправить следующим утром. Но конверт явно не был новым — на нем было два отпечатка скрепок, а будь он новым, то остался бы только один отпечаток. Значит, конверт не только вскрыли, но и заново запечатали. Каким образом? Рядом со столом стоял электрический кофейник — после убийства он был еще теплым. Очевидно, письмо вскрыли с помощью пара. Но стал бы сенатор Фосетт вскрывать над паром собственное письмо?

Судя по одновременным кивкам, публика разделяла умозаключения старого джентльмена. Он улыбнулся и продолжил:

— Если сенатор Фосетт не вскрывал этот конверт, значит, это сделал посетитель. Что же в конверте привлекло внимание визитера — id est[64] убийцы, — вынудив, вопреки всем требованиям осторожности, вскрыть его на месте преступления? Он был адресован начальнику тюрьмы Алгонкин, а примечание на нем указывало, что речь в письме идет о «продвижении по службе сотрудников тюрьмы Алгонкин». Пожалуйста, обратите на сей факт внимание — это крайне важно!

Я бросила взгляд на лицо Илайхью Клея — оно было бледным, и он поглаживал дрожащими пальцами подбородок.

— Как вы помните, перед нами было две альтернативы: одна — весьма вероятная — что убийца лично связан с тюрьмой; другая — не столь вероятная — что в тюрьме у него был сообщник, снабжавший его необходимой информацией. Предположим, вторая версия правильна и убийца не был связан с тюрьмой. Зачем же ему понадобилось вскрывать письмо по поводу намечаемых продвижений по службе в Алгонкине? Если он посторонний, это не могло его интересовать. Вы скажете, что он мог сделать это ради своего информатора? Но к чему беспокоиться? Если бы сообщника повысили в должности, это не коснулось бы убийцы лично, а если нет, он ничего не терял. Поэтому мы можем с уверенностью сказать, что гипотетический посторонний не стал бы вскрывать этот конверт.

Но убийца вскрыл его! Следовательно, правильной оказывается наша первая альтернатива. Убийца — человек, связанный с тюрьмой и лично заинтересованный в содержании письма, касающегося продвижения по службе в Алгонкине. — Друри Лейн сделал паузу, и суровая тень омрачила его лицо. — Когда я сообщу вам, кто убийца, вы узнаете и более интересную причину, чем указанная мною. Но сейчас я ограничусь подтверждением связи убийцы с тюрьмой.

Факты, касающиеся первого преступления, позволяют сделать еще один вывод. Как я узнал от господина Магнуса, тюремная рутина достаточно жесткая — например, смены надзирателей никогда не варьируются. Наш связанный с Алгонкином преступник убил сенатора Фосетта поздно вечером. Значит, какое бы положение убийца ни занимал в этих стенах, он не являлся ночным дежурным, так как в противном случае не смог бы выбраться отсюда, чтобы совершить преступление в доме сенатора. Таким образом, он либо принадлежал к дежурящим днем, либо вовсе не имел твердого рабочего графика. Помните это, пока я буду говорить о другом.

Голос Друри Лейна становился все более резким, а морщины на лице — более четкими. Он окинул взглядом комнату, и я заметила, как некоторые свидетели съежились на жестких скамьях. Я едва ли могла их порицать — у меня самой по коже бегали мурашки.

— Перейдем ко второму преступлению, — продолжал старый джентльмен. — Вторая секция сундучка, кровное родство между двумя жертвами, связь Доу с обоими убийствами свидетельствуют об их связи друг с другом.

Но если Доу невиновен в первом убийстве, напрашивается вывод, что он невиновен и во втором, став в обоих случаях жертвой подтасовки.

Есть ли у нас подтверждение? Да. Доу никогда не получал сообщения от доктора Айры Фосетта, указывающего на среду как на день бегства из Алгонкина. Но он получил записку, якобы от Фосетта, где днем побега назывался четверг. Это означает, что кто-то перехватил оригинальное сообщение Фосетта (которое мы нашли на его столе после убийства) и отправил Доу другое сообщение с предписанием бежать в четверг.

Кто же мог это сделать, как не таинственная личность, с самого начала использовавшая Аарона Доу в качестве фона для собственной преступной деятельности?

Итак, что мы имеем? Подтверждение правильности вывода, что убийца связан с тюрьмой. Перехват записки, скорее всего, был осуществлен уже в Алгонкине тем, кто, зная подпольную систему тюремной переписки, завладел сообщением Фосетта и заменил его поддельным.

Теперь мы подходим к самому значительному элементу такого решения, джентльмены. Почему убийца хотел перенести время побега Доу со среды на четверг? Поскольку преступник намеревался свалить на Доу убийство доктора Айры Фосетта, ему нужно было убить Фосетта в ту ночь, когда Доу пребывал на свободе после побега! Если убийца перенес день побега со среды на четверг, значит, он не мог убить доктора Фосетта в среду, но мог в четверг!

Друри Лейн взмахнул указательным пальцем:

— Вы спросите, почему он не мог сделать это в среду. Мы знаем по первому преступлению, что он не дежурит ночью и, следовательно, мог совершить преступление в любую ночь, кроме среды! Единственно возможный ответ… — актер выпрямился и сделал паузу, — что в ту среду он был занят не обычной тюремной рутиной, а чем-то другим. Но что произошло в тюрьме ночью в ту среду накануне убийства Айры Фосетта, что могло удерживать человека, связанного с тюрьмой, но не являющегося ночным дежурным? Очевидно, только казнь преступника по имени Скальци на электрическом стуле в этой самой комнате! Отсюда вывод, неизбежный как Судный день: убийцей обоих Фосеттов был тот, кто присутствовал на казни Скальци!

В комнате царила тишина межгалактического пространства. Я боялась вздохнуть, боялась обернуться, боялась отвести взгляд. Никто не шевелился, — должно быть, мы все выглядели как музейные восковые фигуры, загипнотизированные горящими глазами старого актера, который, стоя рядом с электрическим стулом, излагал слово за словом историю преступления.

— Позвольте мне перечислить, — заговорил он наконец голосом холодным, как сталактит, — необходимые характеристики нашего убийцы, вырисовывающиеся из фактов двух преступлений так четко, словно убийца сам выгравировал их на скрижалях времени.

Первая — убийца правша. Вторая — он связан с тюрьмой Алгонкин. Третья — он не относится к постоянным ночным дежурным. Четвертая — он присутствовал на казни Скальци.

Снова молчание — на сей раз физически ощутимое и пульсирующее.

Старый джентльмен улыбнулся:

— Вижу, на вас это произвело впечатление. Тем более что все, кто присутствовал на казни Скальци и кто связан с тюрьмой, сейчас находятся здесь, в этой комнате! Ибо начальник тюрьмы Магнус сообщил мне, что персонал Алгонкина, присутствующий на казнях, никогда не меняется.

Один из надзирателей пискнул, как испуганный ребенок. Все машинально посмотрели на него, а потом снова устремили взгляд на Друри Лейна.

— Помните, — медленно произнес он, — наш убийца должен соответствовать всем четырем характеристикам. Кто присутствовал на казни Скальци? Двенадцать свидетелей, требуемых законом. Таким образом, — обратился Лейн к мужчинам, застывшим на скамьях, — вам, джентльмены, бояться нечего. Никто из вас не может быть связан с тюрьмой. Вы гражданские свидетели и, как не соответствующие второй характеристике, исключаетесь из числа подозреваемых.

Двенадцать человек вздохнули как один, а некоторые украдкой достали носовые платки и вытерли влажные лбы.

— Три судебных чиновника, присутствия которых закон требует для контроля за исполнением приговора, исключаются по той же причине.

Трое упомянутых мужчин заметно расслабились.

— Семь надзирателей. Те же семеро, которые присутствовали на казни Скальци, если я правильно истолковал слова начальника тюрьмы… — Друри Лейн сделал паузу, — исключаются. Они все — регулярные ночные дежурные, поскольку казни всегда происходят ночью, а это прямо противоречит третьей характеристике. Ergo, никто из них не убийца.