Энн Перри - Смерть внезапна и страшна Страница 42

– Да, сэр Герберт. – На этот раз восхищение Эстер этим человеком было достаточно искренним, и она отвечала с неподдельной скромностью.

Пациент пришел в сознание не сразу. Ему сделалось плохо: болей особых не было, но пожилого мужчину рвало, и мисс Лэттерли очень боялась, что у него разойдутся швы. Поэтому она старалась всеми возможными способами облегчить положение больного и предотвратить потерю крови. Но определить наличие внутреннего кровотечения девушка не могла, и оставалось только ожидать появления лихорадки, увлажнения кожи и замедления пульса.

Миссис Флаэрти несколько раз заглядывала в небольшую палату, где находились они с пациентом, и во время третьего из ее визитов Эстер узнала имя своего подопечного.

– Ну, как там у нас мистер Прендергаст? – проговорила, хмурясь, старшая сестра. Бросив кислый взгляд на ведерко, прикрытое тряпкой, она не смогла удержаться от комментариев. – Не сомневаюсь, что оно пустое, да, мисс Лэттерли?

– Увы, его вырвало, – ответила Эстер.

Белые брови миссис Флаэрти поднялись.

– А я-то считала, что вы, крымские сестры, не разрешаете даже ставить ведерки рядом с пациентами. Выходит, поступаете не так, как проповедуете, а?

Девушка набрала было в грудь воздуха, чтобы объяснить этой ехидной женщине очевидное, но вовремя вспомнила, зачем она здесь.

– Я вижу в этом меньшее зло, – сказала она, избегая взгляда голубых ледяных глаз миссис Флаэрти, чтобы не выдать ей своего раздражения. – Ему плохо, и если его снова стошнит, а меня не будет рядом, швы могут разойтись. Кроме того, у меня лишь одно ведерко, и лучше воспользоваться им, чем пачкать простыни.

Старшая сестра ответила ей холодной улыбкой:

– Вижу, в вас есть чуточка здравого смысла. А это куда более нужная вещь, чем все образование на свете. Быть может, мы еще сделаем из вас хорошую медсестру, чего о большинстве крымских дамочек не скажешь. – И, прежде чем Эстер успела ответить, она затараторила: – А его не лихорадит? Какой пульс? Вы приглядываете за раной? Кровотечения нет?

Лэттерли ответила на все эти вопросы и уже намеревалась попросить, чтобы ее ненадолго подменили – она хотела поесть, так как с того часа, когда сэр Герберт прислал за ней, успела только попить воды, – но миссис Флаэрти выразила умеренное удовлетворение ее ответами и вышла. Позвякивание ключей и ее шаги затихли в глубине коридора.

«Быть может, я и несправедлива к ней, – подумала Эстер, – но миссис Флаэрти превосходно знает, сколько времени я провела здесь, имея возможность отлучиться, лишь покоряясь зову природы, и явно испытывает от этого известное удовольствие».

Одна из младших сестер, восхищавшихся Пруденс, забежала к ней около десяти часов вечера, когда уже темнело, с кружкой горячего чая и толстым сэндвичем с бараниной. Она торопливо закрыла за собой дверь и протянула мисс Лэттерли еду.

– Должно быть, вы умираете с голода, – проговорила она, блеснув глазами.

– Я голодна, как волк, – с благодарностью подтвердила Эстер. – Огромное тебе спасибо!

– Ну, как он? – спросила юная медсестра, девушка лет двадцати с каштановыми волосами и живым благородным лицом.

– Страдает от боли, – ответила сиделка с набитым ртом, – но пульс хороший, и я надеюсь, что кровотечения нет.

– Бедняга. Но сэр Герберт великолепный хирург, правда?

– Да, – без всяких колебаний согласилась Лэттерли. – Блестящий мастер. – Она хорошенько приложилась к кружке, хотя чай был еще слишком горячий.

– А вы ведь тоже были в Крыму? – продолжила ее собеседница, и ее лицо озарилось энтузиазмом. – И знали бедную сестру Бэрримор? А мисс Найтингейл вам встречать не приходилось? – Голос ее чуть понизился в трепете перед великим именем.

– Да, – кивнула Эстер с легким удивлением. – Я знала их обеих. А еще – Мэри Сикоул.

Девушка была явно удивлена:

– А кто такая Мэри Сикоул?

– Одна из самых лучших женщин, которых я встречала в жизни, – сказала мисс Лэттерли, понимая, что ответ ее в равной мере вызван чувством противоречия и правдой.

При всем своем восхищении Флоренс Найтингейл и сестрами милосердия, вместе с ней служившими в Крыму, она хотела выделить именно Сикоул. Ей приходилось слышать достаточно много похвал, произносимых в адрес Флоренс и всех остальных, однако никто даже словом не оценил по достоинству эту чернокожую женщину с Ямайки, самоотверженно и усердно ухаживавшую за больными, ранеными и контуженными, исцеляя их от лихорадки, как она привыкла делать это в родной Вест-Индии.

На лице девушки появилось любопытство.

– Я никогда не слышала о ней. Почему? Почему люди не знают об этом?

– Быть может, потому, что она родом с Ямайки, – отозвалась Эстер, потягивая чай. – Мы обычно испытываем уважение к людям только определенного происхождения. – Она вспомнила об абсурдно жестокой общественной иерархии, о знатных дамах, с безопасных высот наблюдавших за битвами или разъезжавших на превосходных лошадях перед сражениями и после них, о светских приемах посреди смертоубийства, и, вздрогнув, вернулась к настоящему. – Да, и Пруденс я тоже знала. Она была отважной и совершенно неэгоистичной женщиной… тогда.

– Тогда? – Ее собеседница пришла в ужас. – Что вы хотите сказать? Она же была просто чудо! И знала так много! Куда больше, чем некоторые из докторов, я всегда так думала… О! – Она зажала рот рукой. – Не надо говорить этого никому… ведь она была всего лишь сестрой милосердия…

– Но она все-таки знала очень много? – уточнила Эстер. Удовольствие от сэндвича было испорчено: ее осенила одна очень некрасивая идея. И это несмотря на то, что она была голодна и спешила наесться!

– О, да! – Едко ответила девушка. – По-моему, знания дал ей опыт. Не то чтобы она много рассказывала об этом… Мне бы так хотелось услышать о ней побольше! Ведь ее было так интересно слушать… – Она застенчиво улыбнулась. – Наверное, вы тоже можете рассказать что-нибудь интересное, поскольку тоже были там?

– Я могла бы, – согласилась мисс Лэттерли. – Только иногда сложно подыскать слова, чтобы описать столь ужасные вещи. Как описать вонь, вкус усталости… ужас, гнев или жалость? Мне хотелось бы передать тебе то, что я видела своими глазами, но как это сделать? А когда нельзя сделать что-то как надо, лучше не портить все и не браться за дело.

– Понимаю, – в глазах ее юной коллеги вспыхнули огоньки, и почти незаметная улыбка поведала Эстер, что в голове у нее наконец сложилось нечто прежде необъяснимое.

Лэттерли глубоко вздохнула, а потом допила чай и приступила к мучившим ее вопросам:

– Так, по-твоему, Пруденс знала достаточно много и могла понять, когда врач делает ошибку… в том числе достаточно серьезную?

– О… – Девушка задумалась и с ужасом поняла, что хотела сказать Эстер. Ее рука поднялась, а глаза потемнели и расширились. – О, нет! О боже мой! Неужели вы хотите сказать, что она видела, как кто-то из врачей допустил жуткую ошибку, и потом он убил ее, чтобы она молчала? Но кто способен на такое преступление?

– Тот, кто может опасаться за свою репутацию, – сказала Эстер, – допустив фатальную ошибку.

– Понимаю… – Молоденькая сестра по-прежнему смотрела на нее с удивлением.

– А с кем она работала с последнее время? – настаивала мисс Лэттерли, понимая, что может попасть в беду, если эта невинная, отчасти наивная девушка перескажет кому-нибудь их разговор. Но любопытство перевешивало чувство самосохранения. Опасность была возможна, но только в будущем, а сведения требовались сейчас. – Быть может, кто-нибудь из пациентов внезапно скончался в тот день… и кто тогда лечил его?

Глаза девушки были обращены к Эстер.

– Пруденс очень много работала с сэром Гербертом как раз перед смертью. Еще она работала с доктором Беком. – Голос ее понизился. – В ту ночь умер пациент доктора Бека… совсем неожиданно. Все мы полагали, что он выживет. И у Пруденс была с ним ссора… Все об этом знают, но если бы Бек сделал что-нибудь не так, она бы сразу сказала ему. Она же была прямая до невозможности. Она бы не стала скрывать ничего. Кто угодно, только не она!

– Итак, выходит, что все это случилось накануне убийства или буквально в ту же ночь?

– Да.

– И пациент доктора Бека умер в ту же самую ночь, – подчеркнула Эстер.

– Да, – заключила ее собеседница; в ее глазах вновь вспыхнул огонек, а голос сделался громче.

– А с кем Пруденс работала в ту ночь? – спросила Лэттерли. – И кто здесь тогда был?

Девушка помедлила, стараясь припомнить подробности. Пациент беспомощно повернулся в постели, сбросив с себя простыню. Эстер укрыла его. Ничего больше она для этого человека сделать не могла.

– Ну, сэр Герберт был здесь в предыдущий день, – продолжила юная медсестра. – Но, конечно, не ночью. – Она поглядела на потолок, углубившись в воспоминания. – Он редко проводит здесь ночь целиком. Он ведь женат. Говорят, у него такая приятная супруга и семеро детей… И он настоящий джентльмен, не то что доктор Бек. Тот ведь иностранец, а у них все не как у людей. Да, он тоже неплохой человек и всегда держится так вежливо… Я ни разу не слышала от него плохого слова. Он часто ночует здесь, в особенности если у него достаточно сложный пациент. К этому все привыкли.